По спине Михаила снова пробежал озноб. Одежда вся мокрая, в сапогах вода. Все четверо были одеты в старую, изрядно вылинявшую и застиранную советскую форму без погон, петлиц и знаков различия. Руководство центра решило, что так будет проще, если группа Боровича попадет в руки красноармейцев.
В это время в Советском Союзе многие люди донашивали фронтовую форму. В вещмешках лежала чистая и сухая городская одежда. Но пригодится она еще не скоро.
Савченко поднял руку.
Когда все замерли, он на корточках, то и дело поглядывая влево и вперед, подобрался к Боровичу и сказал:
– Командир, здесь нас должен встречать проводник.
– Хорошо, остановимся, – шепотом ответил Борович. – Отправь Акуловича влево на двадцать метров, сам продвинься вперед и жди проводника. Мы останемся здесь.
Савченко неслышно уполз в темноту. Потом переместилась влево размытая фигура Акуловича. Кругом стояла тишина. Только камыши чуть шелестели на ветру.
Стелла хотела было подползти к нему ближе, но Борович сделал ей знак не шевелиться. Он понимал, что женщине страшно, но не хотел создавать большое темное пятно, заметное для возможного наблюдателя. Да и в случае стрельбы так будет больше шансов уцелеть.
Михаил старался прислушиваться к звукам, долетающим со стороны болота, и отсекать все остальные. Наконец ему показалось, что он услышал легкий всплеск, потом чавканье, похожее на то, с которым человек вытаскивает сапог из грязи.
Борович подвинул под локоть правой руки автомат. Возле камышей раздавались тихие, едва различимые голоса.
Савченко возник из темноты, наклонился к уху Боровича и доложил:
– Проводник здесь. Говорит, можно идти прямо сейчас, в темноте. У него там вешки поставлены.
– Хорошо. Порядок движения такой: проводник, следом ты, не отпуская его ни на шаг от себя, насколько позволяет болото. За тобой идет госпожа Кренцбах. Потом я и замыкающий Акулович.
– Так точно, командир!
– Вперед! – приказал Борович, повернулся к Стеле и поманил ее рукой.
– Да? Что, уже пора? – спросила женщина.
– Да, мы выдвигаемся. Пришел проводник. Вы пойдете третьей, за Колей Савченко. Я за вами следом. Все время думайте, что опасности нет. Я и ребята рядом.
– Хорошо, я не буду бояться, – сказала Стелла и тихо усмехнулась. – А то еще опять подумаете, что я обуза вам, вспомните, что вы меня и через границу когда-то тащили на руках, и с поезда я неудачно прыгала. Теперь здесь.
– Ну-ну. – Борович пожал ей руку и проговорил: – Не надо вспоминать несчастья, думайте только о хорошем. Ну, идите!
Ему очень хотелось в этот момент поцеловать Стеллу. Она никогда еще не вызывала в нем таких вот желаний. Точнее сказать, он просто старался не думать о чем-то таком. Но сейчас…
Женщина ушла вперед. Снова зачавкали шаги по воде. Видимо, проводник вошел в болото.
Борович не успел подняться и пойти за другими, как над камышами засвистели пули. Михаил пластом упал на землю, прижался к ней щекой. Он услышал сдавленный стон, потом мужской возглас.
Пулемет дал еще несколько очередей, теперь уже немного в сторону. Борович на четвереньках, задыхаясь и падая на неровностях почвы, поспешил к воде. Проводник, бородатый мужик в брезентовом плаще и высоких болотных сапогах, стоял, сняв старую кепку, крестился и шептал молитву.
Михаил сначала увидел Савченко, лежавшего на спине. Его грудь была неестественно выпячена. Наверное, он упал на кочку спиной, да так и умер. Пуля попала ему в голову.
Стелла лежала на боку чуть в стороне, подтянув колени к животу, и тихо плакала. Борович опустился рядом с ней на колени и осторожно стал поворачивать женщину на спину. Пуля попала ей в грудь, пробила легкое. Кровь уже вытекала струйкой из уголка губ, а глаза Стеллы смотрели с мольбой.
– Боже мой!.. – лихорадочно прошептал Борович, сбрасывая с плеч вещмешок и нашаривая в кармане ватника пакет с бинтом.
– Нет, не надо, – хрипло, с бульканьем в голосе отозвалась Стелла.
– Как же, тампон нужно срочно. Пневмоторакс… обязательно.
Михаил начал расстегивать фуфайку на груди Стеллы, но она с силой сжала маленькими пальчиками его руку и проговорила из последних сил:
– Миша, я хочу тебе сказать очень много, но боюсь, что не успею. Это так важно для меня.
– Не сейчас, милая, подожди. – Борович безуспешно пытался расстегнуть гимнастерку на груди Стеллы, его пальцы скользили в ее крови. – Вот перевяжу, потом донесем до госпиталя. Я придумаю, как тебя поместить туда. Ты, главное, молчи и береги силы!
– Я не Стелла. Это псевдоним. Меня зовут Ольга Новицкая.
– Я знаю, Оля. Не говори ничего!
– Я люблю тебя, Миша, – прошептала женщина, закашлявшись и брызгая изо рта кровью. – И всегда любила. Только думала, что это помешает нашей работе.
– Я знаю, Оленька.
– Нет, не знаешь… не знал, Миша.
– Перестань, что ты. Все будет хорошо, просто замечательно. Я сейчас, ты потерпи, милая. – Борович сумел-таки расстегнуть гимнастерку и добраться до раны.
Он прижал к ней тампон, собранный из марли, и говорил без умолку. Опомнился Михаил только тогда, когда его стал толкать в плечо Акулович.
– Командир! Михаил Арсеньевич! Она умерла уже. Не надо.
Только теперь Борович увидел, что голова женщины безвольно свалилась набок. Да, под его руками уже не билось, не трепетало сердце. Он прикрыл грудь мертвой женщины, запахнул гимнастерку, потом фуфайку. Вот война все за всех и решила.
Акулович опустился рядом с ним на колени, снял с головы кепку и вытер ею лицо.
– Не дошла, – проговорил он. – Я предупреждал, что это не женское…
– Не говори ничего! – оборвал его Борович.
– Командир, я донесу ее. Разрешите?
– Отставить! Забери вещмешки погибших и утопи в болоте, камней побольше наложи. Я сейчас. Дай мне пять минут.
Борович сидел и смотрел в мертвое лицо. Он думал о том, что тогда в Хусте их встреча была случайной, но эти годы очень сблизили его и эту женщину, заставили подружиться.
«Кем она была мне? Врагом? Нет, Стелла не враг. Она человек, который искренне верил в утопические, не ею придуманные идеалы.
Удалось бы ее переубедить? Вряд ли. Она жила своими идеалами, своей борьбой, даже не подозревала, насколько фальшивыми они были. Стелла ведь никогда не была в Советском Союзе. Все ужасы и страшные россказни о кровожадных коммунистах ей вбили в голову другие личности. Многие из них тоже ни разу не были в моей стране.
Она даже не запутавшийся и обманутый человек, а жертва такого сложного исторического периода.
В таком же положении оказались целые народы. Например, немецкий.
Советские люди шли и идут на смерть за родную страну, за свою свободу, на которую посягнул агрессор. А немцы дерутся за своего фюрера. Он послал их заведомо порабощать, уничтожать чужие государства и целые нации. Этого им прощать никто не будет. Заблуждение?.. Они поверили в гениальность фюрера?
Куда же меня понесло? – опомнился Борович. – Я ведь у мертвого тела женщины, которая меня любила».
– Прости, – сказал Борович и погладил руку Стеллы. – Мне придется оставить тебя здесь. Это нехорошо, но у войны свои законы. Завтра сюда придут красноармейцы. Они проверят, что был за шум, в кого ночью стрелял пулеметчик, заберут твое тело. Контрразведка проведет опознание. А потом тебя похоронят. Прости, но я, скорее всего, не буду знать, где твоя могила. Если выживу, то буду ее искать. Это я тебе обещаю. Прощай! – Он поднялся на ноги и шагнул следом за проводником в болотную жижу.
Они шли всю ночь, пробирались между сгнившими стволиками берез, то проваливались по пояс, то выбирались на сухие бугорки и падали от усталости. Борович старался отгонять от себя видение мертвого женского тела с простреленной грудью, лежащего на боку.
«Главное сейчас впереди, – говорил себе Михаил. – Это война. Я всего лишь солдат, точно такой же, как и все прочие. Впереди у меня множество проблем и задач, которые мне придется решать.
Между прочим, вот сразу одна из них. Этот канал, по которому мы все-таки прошли в советский тыл. Удалось нам, пусть и не без потерь, значит, смогут и другие.
Хотя сейчас наступление идет такими темпами, что больше никто не успеет тут пройти. Многие такие коридоры закроются сегодня или завтра. Тогда только морем или по воздуху.
Опять же сейчас сорок четвертый год, а не горький сорок первый! Советская авиация завоевала господство в воздухе. Черноморский флот удалось сохранить. Теперь у него снова есть базы в Севастополе и Одессе. Немцам уже не так-то просто будет пройти к Крыму и высадить там разведчиков.
Так, давай-ка думать о моих первых шагах на Украине! – приказал он себе. – Итак, остановить активность оуновских банд нам удалось. Следующий мой поступок будет таким…»
Глава 8
Землянка была весьма скверная. Между бревнами наката все время сыпались земля и древесная труха, с одной стены постоянно текло, и песчаные валики не помогали. В центре землянки всегда стояла лужа. После того как Борович приказал сделать настил, там стало немного уютнее.
«Что ж, раз в этом лагере так заведено, что командир живет в штабе за брезентовым пологом, то пусть пока все остается по-прежнему», – думал Борович. По крайней мере, эти ребята используют старую партизанскую базу, а не выкапывают схроны, в которых дышать нечем. Вылезать из них надо по вертикальной лестнице.
Он бывал в таких убежищах. В них всегда стояла удушающая вонь немытых тел и испражнений. Бойцы ОУН по несколько дней не могли выходить наружу.
Правда, у таких схронов имелось одно неоспоримое преимущество. Их можно было устраивать едва ли не где угодно, не углубляясь далеко в лес. Они хорошо маскировались. Ведь прятать надо было всего один деревянный люк.
– Прочитал? – Борович с нетерпением посмотрел на молодого радиста.
– Да, сейчас зашифрую и передам в условное время, с четырнадцати до пятнадцати часов.
– Контрольный код в Ровно передал?