Потери отряда Лозового оказались довольно серьезными. Двое убитых, шесть раненых. Один из них тяжело. Из всей банды сдались семь человек. Почти все они были зацеплены пулями и осколками гранат.
Пока оперативники разводили пленных по разным частям поляны и допрашивали, устанавливали личность каждого, Лозовой поманил к себе Байбакова и предложил ему пойти за ним. Семен молча шел за командиром отряда, пока они не оказались в небольшом овражке. Земля здесь была рыхлой. Бандиты не очень давно что-то выкапывали тут или, наоборот, прятали. Двое оперативников сидели на корточках и что-то рассматривали.
– Вот погляди, Семен, – сказал Лозовой. – Были в отряде честные люди. Восемь человек. Они не захотели становиться бандитами. Их всех убили и закопали здесь.
Оперативники осторожно снимали саперными лопатками верхнюю часть грунта и ветками смахивали остатки земли. Тело, еще одно. Серые лица. Глаза и рты забиты землей и от этого кажутся черными. Пальцы скрючены. Бывшие партизаны, герои, которые уже решили вернуться к мирной жизни, в свои дома. И вот!.. Это почти то же самое, что нож в спину от того человека, которого ты считал другом. Хотя в большинстве случаев, наверное, именно так все и было.
Двое оперативников привели к захоронению Горобца. Они подталкивали его стволами в спину. Тот еще кашлял и дышал с трудом, если только не прикидывался отравленным и слабым.
Байбаков без всяких предисловий сгреб Горобца за воротник рубахи и рывком подтащил к себе.
– Смотри сюда, сука! Это кто? Твоих рук дело?
– Не понимаю, – сказал Горобец, покачал головой и снова закашлялся. – Кто вы такие? Почему вы напали на нас? Мы действуем по приказу НКВД. Вас к стенке поставят за то, что вы убили столько оперативных работников и бывших партизан!
Семен ударом по ногам заставил Горобца упасть на колени, прямо на рыхлую землю, стиснул воротник его рубахи, согнул мерзавца пополам, заставил лицом прикоснуться к трупу двухмесячной давности. Мерзавец упирался руками, пытался отползти, уже не кашлял, а взвизгивал от ужаса.
– Вот партизаны и оперативники! – прорычал взбешенный Байбаков. – Это твои товарищи, вместе с которыми ты пошел сражаться с врагами Родины. Они тебе доверились, падаль, и ты их убил. Грязно и подло, в спину!
Лозовой хмуро смотрел на этот спектакль, хорошо понимал его необходимость. Сейчас можно и нужно было жестко давить на психику. Горобец видел, что вся его афера кончена, он влип. Теперь ему надо вымаливать жизнь.
Байбаков поступал правильно еще и потому, что есть на Украине и другие банды.
– Где Лодяжный? – спросил Байбаков, поймал вырвавшегося было Горобца за ногу и хлесткой оплеухой повалил на спину. – Говори, где эта сволочь, в каком отряде, у кого из командиров УПА?
– Ни у кого. Он сам по себе.
– Где его искать? Что он делает в лесах?
– Он говорил мне, что является представителем заграничного штаба ОУН. Мол, вот-вот поднимется такое, что советская власть будет сметена. В лесах и в городском подполье сосредоточены большие силы, подкуплена связь, милиция, транспорт. Вы ничего об этом даже не подозреваете.
– Кто еще слышал, что он представитель штаба?
– Не знаю. Лодяжный мне говорил.
– Ты для него грабил, ему передавал деньги на подготовку выступления против советской власти?
– Нет, хотя он настаивал. Я не хотел в антисоветские дела влезать.
– Говори, сука, как найти Лодяжного? – Лозовой, как раз подошедший к месту массовой казни, достал из кобуры пистолет и приставил ко лбу Горобца, лежавшего на спине. – Хочешь еще пожить, говори! Иначе ты нам совсем не интересен.
– Подождите, – заволновался Горобец. – Дайте собраться с мыслями.
– Ну? – Большой палец Лозового лег на курок и медленно отвел его назад.
– Он делает вид, что живет в Ливантеевском лесном массиве. Там сам черт ногу сломит. В тех местах тяжелые бои шли, столько железа осталось, что жуть. Потом немцы отступали. Там база одного отряда. Он тоже создавался НКВД, а потом перестал на связь выходить. Гущин фамилия командира. Вы можете проверить.
– Проверим, – пообещал Байбаков.
– Но в Ливантеевских лесах Лодяжного на самом деле нет. Он живет на хуторе, в тридцати километрах оттуда. У него охрана хорошая, вы даже близко не подойдете, как он будет знать.
– Что он хочет, каковы его цели? Лодяжный собирается возглавить националистическое подполье?
– Нет, он выжидает, – мрачно ответил Горобец. – Многие знают, что Лодяжный активно работал на немцев во время войны, верят ему. А он не имеет никакого отношения к заграничному штабу ОУН, сам ходил на встречу с настоящим его представителем, с Вороном. У того полномочия, письма и листовки, а у Лодяжного ничего нет. Он ждет. Если и правда вот-вот начнется восстание и советская власть будет сброшена, то этот господин быстро подключится к УПА. Если ничего не получится, то он награбит себе приличный капитал и удерет за границу. Я знаю, что у него есть еще отряды, которые создавались для борьбы с УПА. Одних он убеждает в том, что сам является представителем УПА в Закарпатье, других, как меня, вербует откровенно, с целью поддержки повстанческого движения.
В следующую ночь из урочища Зимовое в Ровно уходила одна шифровка за другой. Борович докладывал в штаб об успешно проведенной операции, в результате которой был уничтожен бандитский отряд Горобца, сам этот фрукт и несколько бывших партизан взяты в плен.
Сообщил он в Ровно и о своих соображениях, о том, что Лодяжный представляет реальную опасность, вздумай он предоставить УПА информацию о ложных отрядах, создаваемых НКВД. Пока ему выгодно держать эти сведения в секрете. По мере подготовки УПА к всеобщему восстанию на Украине он может ее дорого продать, заслужить доверие в ОУН и даже высокий пост как ярый борец за националистические идеи.
– Ну так что, Михаил Арсеньевич? – спросил Байбаков, когда утром Борович пригласил их с Лозовым посоветоваться. – Я не из праздного любопытства спрашиваю. Мне поручено отвечать за вашу личную безопасность, так что не скрывайте от меня свои планы.
– Ладно, Семен. – Борович рассеянно махнул рукой. – Садись. И ты, Вадим, устраивайся. Ровенский штаб готов провести войсковую операцию. Там поняли ситуацию. Но вот в чем я вижу сложность. Оцепить весь район расположения отрядов, подчиняющихся Лодяжному, нисколько не сложно. Закрутить такую карусель, поднять по тревоге все свои части в штабе готовы уже послезавтра. Теперь посмотрите на карту. Это районы Лопухово, Карачавы, Листвицы и Тисы.
– Но в этих местах базируются еще как минимум три группы оуновцев, – проговорил Лозовой и удивленно поднял брови. – Они автоматически попадают внутрь карусели и подлежат уничтожению. Это сразу станет известно в штабе УПА. Мы расшевелим националистов раньше времени. Они начнут менять места стоянок, и у вас все пойдет насмарку. Провалится вся ваша работа по установлению контактов, мест дислокации, численности банд. Вы готовите уничтожение отрядов УПА во всем Закарпатье одним ударом, а эта операция разрушит все ваши планы.
– Но и оставлять Лодяжного в покое никак нельзя, – сказал Байбаков.
– Нельзя, – согласился Борович. – Поэтому операция пройдет в два этапа. Первый – группа капитана Лозового выдвигается к месту предполагаемого нахождения Лодяжного. Трое суток, не больше, на установление его места нахождения, выяснение количества охраны, если она есть.
– А заодно и баз тех четырех отрядов, которые создавались в местном управлении НКВД?
– Они нам примерно известны. Нужно только убедиться в том, что Горобец не наврал. Важнее вторая часть операции. Мне придется увести из зоны карусели настоящие группы УПА.
– Да!.. – Лозовой покачал головой. – Это звучит немного дико. Мы спасаем от истребления бандитские отряды. Хотя я согласен с вами. Начни мы раньше времени уничтожать националистов, они станут менять места стоянок. Тогда их снова придется собирать в кучу. А вам они уже не поверят. Но меня волнует другое. У нас теперь и так сил осталось мало. Потери, раненые. До прибытия конвоя нам придется выделять часть бойцов на охрану пленных. Вас-то я с кем отпущу к оуновцам?
– Есть я и Стас Полянский, – сказал Байбаков и удивленно посмотрел на Лозового. – Нам поручено охранять Михаила Арсеньевича.
– Вдвоем пойдете? – спросил Лозовой и уставился на него как на ненормального.
– Если надо, то и вдвоем, – ответил Байбаков и пожал плечами.
– Семен прав, – грустно сказал Борович. – Других сил у нас нет. Да и выхода иного тоже не имеется. Ты вот что, Вадим, подумай, где спрятать две радиостанции. Желательно на удалении километров в тридцать, от силы пятьдесят, не дальше. Это на случай, если мне нужно будет срочно связываться с ровенским штабом. Первыми пунктами, куда я пойду, будут Колочава, Ольшаны и Лисичево. Вот этот треугольник. – Михаил показал карандашом на карте. – Здесь у нас две группы оуновцев. Их возглавляют как раз те командиры, которые участвовали во встрече на нашей ложной поляне, где присутствовал и Лодяжный. Но мое появление у них не должно выглядеть обычным. Будет слишком подозрительно, если я опять приду к ним с одной только агитацией. Мое появление должно быть очень эффектным и недвусмысленным.
«Пастору
26 августа в 8.00 колонны выходят в указанный вами район. К 11.00 будет замкнуто кольцо. Начало операции в 11.30, сигнал – три зеленые ракеты. Ваши люди должны заблаговременно выйти за пределы кольца.
Отец».
Наблюдение за хутором Лозовой приказал вести с трех точек. Сергея Конопатько он поставил в том месте, с которого был самый худший обзор. Бывший партизан хорошо знал Лодяжного в лицо. Он угадает его, увидев мельком и даже, наверное, со спины. А вот еще двоих наблюдателей капитан поставил на те точки, откуда старый заброшенный дом был виден лучше всего, причем именно со стороны входной двери. Этим людям придется опознавать Лодяжного по фотографиям.
Больше суток никакого движения в доме и возле него не было. Поисковые группы углубились в лес, пытались скрытно подойти к базам бывших отрядов НКВД.