— Что бы не произошло, береги себя, — еле шевеля губами, пробормотала Ромашка, еще крепче вцепившись пальчиками в мою одежду.
— Само собой, ведь я намерен получить все причитающиеся нам с тобой дни и ночи, — сказал я, успокоительным жестом поглаживая ее руки своими.
— Вот и не забывай об этом.
— Никогда, — это слово прозвучало практически клятвой.
— Мы с Богданом будем ждать тебя.
Я знал, что нужно спешить, но свой жадный поцелуй я был намерен получить несмотря ни на что, печалясь лишь о том, что он рано или поздно закончится.
Во дворе замка раздавались короткие приказы и слышался шум сборов. Нами с Гаем давно все было приготовлено, и вот теперь, не тратя лишнего времени, каждый выполнял свою задачу. Всего несколько минут отделяли меня от теплых губ любимой женщины до заснеженной дороги. Лишь несколько мгновений оставалось у меня, чтобы впитать тепло, вкус, запах, любовь.
— Пора, — выдохнул я ей в губы.
Рома судорожно кивнула.
Облачившись в дорожную одежду, набросив меховой плащ и проверив меч с ножнами, я спустился во двор в сопровождении Ромы. Мои люди уже были там, в полной боевой готовности. Гай, серьезный и угрюмый, рассматривал небо, пытаясь определить, не преподнесет ли нам погода нежелательный сюрприз.
— У нас в запасе день — два, если повезет с дорогой, — сказал он наконец.
— Но так они тоже не по летнему лугу двигаются, — напомнил я.
— Это да, — согласился Гай. — Но по мне, так никакая фора не может быть лишней.
— Это да, — пришла моя очередь соглашаться.
Еще раз окинув взглядом всадников, Гай повернулся к нам и, раскинув руки, пробасил:
— Ну, иди дочка, обними старика перед дальней дорогой.
Долго ждать ему не пришлось, Рома как маленький запуганный ребенок, спряталась от злого мира на груди отца. Невольно кольнула иррациональная ревность. Все понимаю, но хотелось бы быть для нее всем: защитником, другом, любовником, богом.
— Не сверкай глазами, — добродушно хмыкнул Гай. — Я же не соперник, а соратник.
— Знаю, — прикрыл я пожелтевшие глаза. — Оно само выходит, без каких-либо логичных объяснений.
Гай лишь покачал головой, то ли соглашаясь, то ли насмехаясь, но руки разжал, отпуская Рому. Погладив ее по голове и по-отечески поцеловав в лоб, сказал:
— Мы ненадолго. Выпроводим незваных гостей, и сразу домой, у камина греться.
Рома через силу улыбнулась.
— Иди вон лучше мужа обними, пока он не покусал здесь всех, — рассмеялся Гай, запрыгивая на свою лошадь.
Он был совсем недалек от истины. И мужчина во мне, и волк были одинаково солидарны в отношении Ромы — нам совсем не хотелось покидать обретенную пару. Внутренности скручивало узлом от предстоящей разлуки, хоть она и была вынужденной.
Ромашка повернулась ко мне, но не подошла, словно о чем-то задумалась. Тяжело перенося такое расстояние, я сам сделал шаг в ее сторону. Всадники отъехали к воротам, давая нам возможность проститься без свидетелей. Рома проводила их взглядом и перевела глаза на меня. И столько чувств светилось в них, не давая усомниться в том, что я для нее мир переверну с ног на голову, но сделаю все возможное и невозможное тоже.
Ловкие пальчики несколькими точными движениями развязали шнуровку плаща и юркнули в вырез. Еще мгновение и ее главная драгоценность в виде медальона перекочевала на мою шею. Редкий дар среди оборотней, только для самых дорогих и любимых. Практически передача души и сердца в руки получателя подарка.
Глаза невольно пробежались по шраму на ее лице, который без слов напомнил насколько ценна эта вещь для Ромы. Толстый кусок отшлифованного серебра с изображением волка, омытый когда-то кровью Ромашки. Ее робкие признания в любви не могли бы сказать о чувствах больше, чем этот дар.
Я не смог сдержать довольной счастливой улыбки, чувствуя, как мой зверь урчит от удовольствия. Казалось, что у меня забилось целых два сердца, а то и все три.
Спрятав медальон под своей одеждой, я почувствовал, как металл, еще не успевший остыть, уютно устроился поверх бешено колотящегося сердца.
— Возвращайся скорее, — шепнула Рома мне прямо в губы.
— Я и не смогу иначе.
Я целовал ее с любовью, с благодарностью, с горечью расставания и надеждой на скорое возвращение. Так упоительно и так долго, что отряд пришлось догонять у кромки леса. Но как бы мы не спешили, я не мог отказать себе в последнем взгляде на замок уже практически на границе видимости. Нет, я не видел Ромашку, слишком далеко мы уже отъехали, но я знал, чувствовал, что она там, на крепостной стене, где мы встречали рассветы, так же, как и я всматривается в горизонт, ища меня взглядом.
— Я скоро вернусь, любимая, — пообещал я, пришпоривая лошадь.
Глава 49
Двигались мы медленно. Лошади с трудом пробирались по глубокому снегу, разбивая копытами успевший схватиться наст. Холодный ветер дул в лицо, осыпая нас льдинками затвердевших снежинок.
— Грей, нужно дать лошадям отдых, — окрикнул меня Гай.
— Мы и так не проделали и половины из запланированного пути, — прорычал я, злясь.
— Знаю. Но без лошадей будет еще медленней, — резонно заметил он.
Отлично понимаю, что он прав, но внутри меня борется два чувства: желание действовать немедленно без проволочек, чтобы как можно быстрее вернуться к Ромашке и страх не успеть, не досмотреть. Осмотрев отряд, я увидел сосредоточенные, целеустремленные лица, но с явными следами утомления. Воины, привыкшие к тяжелым походам и жарким битвам, будут идти до изнеможения, если надо. Но какой толк? Лошади все чаще стали спотыкаться, да и темнеет в это время года очень рано.
— Разбить лагерь! — скомандовал я.
В считанные минуты был натянут навес, защищая от ветра, и весело затрещал огонь, обещая скорый ужин. Рядом присел Гай и, хлопнув меня по плечу, проворчал:
— Успокойся хоть немного, у тебя так сверкают глаза, что твои воины боятся подойти к костру.
Я нервно дернул плечом, чувствуя, как волк зашипел словно кот.
— Не могу, старина. Мы все еще не добрались до места, чтобы подготовиться к встрече, да еще и оставили крысу за спиной.
— В новинку чувствовать себя беспомощным?
В руках жалобно заскрипела кружка, вмиг ставшая бесполезным куском металла. Отшвырнув от себя испорченную вещь, прорычал:
— Она там одна с предателем…
— Она не одна и предупреждена.
— Да, но… Боже… — потер я лицо руками, отгоняя тысячи страшных картинок.
— Возьми себя в руки, Грей. Твое самообладание — это и ее сила тоже.
Тревожные морщинки на лице Гая многое говорили и о его переживаниях и страхах. Он многое видел и пережил, и та собранность, с которой он сдерживал свои порывы, восхищала.
— Как ты пережил это? — глядя в огонь, тихо спросил я, вспоминая события, в результате которых погибла пара Гая.
Я даже на мгновение не мог вообразить, что потеряю Рому. Мой отец не смог. И теперь я прекрасно его понимаю. Знаю, почему он, невзирая на мое присутствие в его жизни, не смог остаться на этой стороне. Понимаю его тягу присоединения к любимой женщине даже по другую сторону бытия. Волк заскулил и затряс головой, прогоняя прочь страшные видения. Загнанный взгляд свирепого зверя, выпускающего на волю боль и страх. Впервые на моей памяти он боялся. Волк всегда требовал, рвался, злился или подталкивал хитростью в нужном ему направлении, но бояться… Это было в новинку для нас обоих. Сильное и первобытное, приносящее боль чувство.
— Как? — повторил я вопрос сиплым голосом.
— Сам не знаю. Много лет не знал, но сейчас я думаю, судьба сохранила мне разум, чтобы я мог быть здесь рядом с тобой. Возможно, жизнь допустила страшную ошибку и теперь пытается оправдаться, позволяя мне помочь тебе и не допустить повторения трагедии. Кто теперь может точно сказать? Это было непросто, совсем непросто, и я по ночам до сих пор вижу события давно минувших дней. Каждый раз, прокручивая их в голове, ищу, где мы ошиблись и почему позволили подобному свершиться? У меня по сей день нет ответа. Но хочется верить, что это неспроста. А еще я рад, что мой зверь оставил мне здравый рассудок, ведь теперь у меня есть дочь, о которой нужно заботиться, а то ее муж совсем раскис.
Рык вырвался непроизвольно. Она моя! Только моя! Я буду о ней заботиться! Только я!
— Все, собрался? — прищурив хитрющие глаза, спросил Гай.
Вот старый проныра. Злость как рукой сняло, осталась лишь бурлящая в крови жажда деятельности.
— Вот и славно.
— А если бы мой волк тебя подрал? — предостерег я.
— Это вряд ли. Рома меня любит, а значит, ты не можешь сделать мне плохо, причинив ей тем самым боль. Твой волк это знает и не допустит непоправимого.
— Ты не волк, ты лис.
— Нет. Дело в том, что у меня опыта больше.
— И наглости.
— И этого тоже, — рассмеялся Гай. — Пойдем, поужинаем и отдохнем. Завтра длинный, сложный день.
Ночь выдалась беспокойной. Ветер тоскливо выл, цепляясь за голые ветви деревьев. Волк во мне беспокойно ворочался, и я сам никак не мог уснуть. Мне до крайности не хватало ставшего привычным и родным тепла любимой женщины. Я чувствовал себя разрушенным и разобранным на части. Наверное, так ощущает себя человек, лишившийся половины сердца и половины души. Вздохи и те, казалось, были лишь наполовину и воздуха не хватало. Сердце стучало через раз, отказываясь биться, так как не было рядом той, ради кого оно разгоняло кровь.
Промучившись до рассвета, еще более измотанный и злой, растолкал отряд и пришпорил лошадь, намереваясь покончить со всем раз и навсегда.
Деревня утопала в снегу. Из труб тянулся дымок, редкий собачий лай напоминал, что поселение не такое сонное, каким кажется на первый взгляд. Да и мне ли не знать, какие крысы водят здесь хоровод. Как падальщики ждут своего часа, надеясь поживиться за чужой счет. Никогда мне не приходилось воевать с крестьянами, но все когда-то бывает впервые. Вот и пришло время, кинуть им под ноги их же грабли. По большому счету, мне даже не придется делать что-то своими руками. Они уже сами позаботились о декорациях, я лишь подкорректирую сценарий и побуду зрителем на этом спектакле.