Инквизитор надменно обвел зал взглядом и, выделив в толпе старосту, жестом подозвал его ближе. Стража четким отработанным движением взяла его в кольцо. Старик, судя по напрягшимся плечам, не ожидал такого обращения и заметно заволновался.
— Хочу напомнить вам о том, что ложь на суде святой инквизиции один из самых страшных грехов, прощения которому нет.
Судорожный кивок и староста тяжело сглотнул.
— Хочу напомнить вам и то, что суд святой инквизиции, так или иначе, узнает правду, которую пытаются от него скрыть.
Старик побледнел и скосил глаза в сторону. Слегка отклонившись в сторону, я взглянул в том же направлении, пытаясь узнать, что привлекло его внимание больше, чем судья. Там, за спинами солдат, стоял высокий широкоплечий человек. Красная тканевая маска палача не оставляла сомнений в его работе. Вот он, источник смрада, который вызывал тошноту и злил моего волка.
Палач с одержимым блеском в глазах бегал взглядом по собравшимся людям, словно примеряя к ним свои умения и с трудом сдерживая желание приступить к делу немедленно. Сколько же крови на его руках и совести? Сколько покалеченных тел и жизней?
Страшно представить хоть на мгновение, что в руки этого монстра могла попасть Ромашка. Низенькая, тоненькая как тростинка, хрупкая как дорогой хрусталь, она могла погибнуть в его руках. Чтобы не случилось сегодня в деревне, я пообещал себе, что этот человек получит по заслугам. Он не вернется в столицу, чтобы и дальше творить свое страшное ремесло.
— Вами ли было отправлено письмо, с обращением к святой церкви защитить от зла? — тем временем продолжал судья.
— Я-я-я, — сильно заикаясь, с трудом выговорил староста.
— Вы перечислили ряд признаков наличия нечисти в своей деревне.
Мужчина судорожно кивнул и неуверенно оглянулся на людей, жавшихся друг к другу. Те виновато отводили глаза и прятались за спинами своих же соучастников.
— Вы пытались обмануть церковь? Вы считали, что мы ни выясним правды? — голос главного судьи стал похож на металлический скрежет.
— Нет. Нет. Нет. Нет, — начиная с шепота, человек стал выкрикивать слова все громче и громче, пытаясь заглушить ропот толпы за своей спиной.
— Как вы можете объяснить наличие скота в хлевах и полные амбары снеди, на отсутствие коих вы пеняли?
Амбары? Интересно, они оказались настолько беспечны или Гай постарался? Ответ я получил немедленно.
— Этого не может быть. Нет там ничего. Нет, и не было, — заголосил староста.
— Ложь! — громче него заорал судья.
Его преосвященство, взбешенный тем, что его пытались обмануть, перестал церемониться и перечислил все находки, сделанные его стражниками этим утром. Чем больше он говорил, тем более ясно присутствующие стали понимать, что суд идет уже над ними, а не над выдуманной ими ведьмой.
— Ведьма. Это все ее козни, — все еще пытался оправдаться староста.
— Может, ты хочешь указать нам на нее? — вкрадчиво спросил судья.
Женщины, как одна, отпрянули от судейского стола, так далеко, как позволяло пространство небольшой часовни.
— Она прячется в замке Вульфа, — обличительно заявил тот.
Воцарилась гробовая тишина.
— Все знают, что этой осенью ведьма из соседних земель обосновалась в замке. С ее появлением начались несчастья. Говорят, что она убила женщину, дабы завладеть невинным ребенком, чтобы творить свои черные обряды.
— Вы можете подтвердить это, лорд Вульф? — задал судья вопрос уже мне.
Люди в часовне стали оборачиваться. «Лорд-оборотень» — шептались в толпе. Запах страха стал гуще. Неужели эти глупцы боятся меня больше, чем беспощадной инквизиции? Сегодня они узнают, что были неправы.
— Я могу лишь еще раз подтвердить, как лживы заявления этих людей, ваше преосвященство.
— Вы отрицаете присутствие в вашем замке женщины, подозреваемой в колдовстве?
Надо заметить, что судья вольно или невольно разговаривал со мной исключительно вежливо, что не укрылось ото всех участников заседания.
— Отрицаю. И, более того, настаиваю на наказании этого человека за клевету в отношении благородной крови.
Тяжелое обвинение заставило старосту сжаться и затрястись.
— Но… но… мне сказали… — осекся староста и его глаза заметались в попытке найти выход, которого не было.
— О ком Вы говорите? — спокойно поинтересовался судья.
— Этой осенью в моем замке поселилась лишь одна женщина — моя жена, — выделил я последнее слово. — Законная жена. Мы венчаны по всем правилам и законам святой церкви, и клевета, произнесенная устами этого человека, преступление против хозяйки земель, на которых он живет. Ребенок, о котором шла речь — мой племянник. Он — наследник моего покойного брата и в нем течет моя кровь. Кто бы ни придумал этот бред, он имел только одну цель: внести смуту в мои владения. И тот факт, что для этого воспользовались церковью, еще больше усугубляет его вину.
Злые выкрики, плач, стенания, взаимные обвинения взорвали пространство небольшого помещения. Люди молились, клялись, просили, и только бог знает, кого и о чем.
— Одно лишь прошу учесть, ваше преосвященство, среди этих слухов есть то, что опровергнуть мне так и не удалось.
Все внимание судьи было приковано ко мне.
— Жители этой деревни заявляли об исчезновении младенцев. Я не знаю, были ли в действительности дети, но подобные слухи доходили и из соседней деревни. Так что, как хозяин земель, я прошу разобраться высокий суд в этом вопросе, ведь, возможно, пытаясь обмануть церковь и направить ее по ложному пути, они хотят скрыть нечисть, плодящуюся тут?
Ропот стих, а людской ужас стал почти осязаемым.
— Не смею мешать воздаянию, и всецело готов положиться на справедливость суда инквизиции.
Я покидал часовню в оглушительной тишине. Церковная стража расступилась передо мной и вновь сомкнула свои ряды, отрезая от тех, кому предстоит испить страдания до дна. Я даже не сомневался, что полубезумный палач сделает свое дело старательно. Те, кто переживет этот день, уже никогда не станут прежними, и этот урок останется в памяти деревни, как кровавая расплата за предательство.
Возможно, это было действительно жестоко, но они и не могли ожидать милосердия после содеянного. Ни один из них не мог быть мной оправдан и прощен. Никто и никогда не уйдет от возмездия, покусившись на мою семью. Ромашка хранит мою душу, сердце и разум. Я буду хранить ее благополучие любым способом, даже откровенно бесчеловечным.
На окраине деревни меня ждал мой отряд во главе с Гаем.
— В деревне нам больше делать нечего, — не дожидаясь вопроса, сказал я.
Седой оборотень кивнул.
— Есть только два долга, которые обязательно нужно заплатить. Во-первых, оставить приглашение священнику перебраться в замок. Сухаря, что там сейчас, выгнать взашей. Во-вторых, после окончания суда уберите палача. Я хочу, чтобы он осознал, что жестокая смерть — это далеко не искусство. Но все должно быть сделано так, чтобы комар носа не подточил.
— Будет сделано, — раздалось сбоку, и трое оборотней растворились в лесу, как будто их тут никогда и не было.
— Священника? — удивился Гай, который не понаслышке знал о моем отвращении к представителям церкви.
— После поймешь.
— Видать, удивительный человек.
— Вы с ним точно поладите, уж очень любите меня поучать.
Гай разразился смехом.
— И ты позволил ему давать тебе советы?
— Он умеет это делать, — повел я плечом, пытаясь избавиться от напряжения, которое все еще сковывало душу, разум и тело.
— Тяжело пришлось? — тихо спросил Гай.
— Они сами все сделали, мне нужно было лишь подтолкнуть инквизицию в нужном направлении.
— Знаешь, они ведь даже пыточную с собой привезли? Представить страшно, как и для чего используют те сооружения, которые я успел рассмотреть. Уверен ли ты, что они заслуживают такой кары?
Я понимал его терзания. Действительно, понимал, и при других обстоятельствах никогда бы не обрек людей на подобную злую участь. Но у меня был важный аргумент, который не сможет игнорировать мягкосердечный Гай.
— Видел, говоришь инструменты для пыток? — прорычал я. — А теперь представь среди них Ромашку.
Гай вскинулся и оскалился, выпуская клыки и когти.
— Это именно то, что они пытались сделать с девочкой, которая не сделала им ничего плохого. Они собирались обречь ее на мучительную смерть в руках сумасшедшего. А теперь ответь, заслуживают ли они такой кары?
В груди седого оборотня заклокотал рык, и он уже плохо контролировал волка, который судя по всему, решил учинить собственный суд.
— Каждому по делам и заслугам, — глядя в желтые глаза Гая, проговорил я.
Мой волк тоже был близок к свободе, он не хотел уходить, лично не наказав провинившихся. Но я уже знал способ усмирить его пыл и повернуть мысли в нужном направлении. Приложив руку к груди, нащупал пальцами серебряный медальон и сжал его. Поток живительной силы растекся по венам, залечивая душевные раны и оправдывая все сделанное.
— Мне нужны чужаки.
— Троих, связанных, мы оставили в пещере под присмотром дозорных. Еще одного удалось поймать на окраине деревни. Он очень резво удирал, словно заяц, когда церковная стража пошла по дворам. Путь держал к охотничьему домику, в котором его подельник отсиживается, — Гаю с трудом удалось справиться со своим волком, и потому его голос прозвучал глухо и зло.
— Где он?
Гай кивнул на дальние кусты.
— Связали и припрятали на всякий случай.
— Хорошо. Бери его, и идем к связному. Очень мне хочется узнать, кто кусает руку, что кормила его все это время.
Глава 53
Моральная усталость с каждой минутой сказывалась все больше, и волк все чаще прорывался на поверхность. Потому, как только я подошел к пленнику, тот замер как загнанный в угол заяц, смотрящий на голодного хищника. Я знал, что он видит — зверя, но я не собирался прятать свою сущность, не перед ним. Пусть знает, кому он вознамерился перейти дорогу. Он всего лишь дичь, брошенная на откуп. То, что он мелкая сошка, не было для меня секретом, но и упустить возможность узнать побольше я не собирался. Я узнаю от него все, что мне нужно