Логово смысла и вымысла. Переписка через океан — страница 16 из 58

На сегодняшний день я прочитал две из подаренных Вами книг — Ленина[87] и «Власть слова»[88]. Еще раз спасибо за щедрый подарок! «Заграницу»[89] и две книги Харченко[90] еще не открывал, а об этих двух хочу написать несколько слов.

Сначала о Ленине.

В художественном отношении она Вам блестяще удалась — это мое твердое убеждение. Вы взяли очень правильный тон, я, как читатель, верю, что Ленин именно так должен был прокручивать свою жизнь на пороге неминуемо приближающейся смерти. Это его язык, его образ мыслей. И этот тон Вы выдержали до конца, я не почувствовал ни одной фальшивой ноты. И все это естественно, без натуги, хотя я догадываюсь, сколько трудов это стоило. Но по мере продвижения к финалу, я стал задаваться вопросом, — ну, а каково отношение автора к этому человеку. Не находя ответа, стал думать, что это издержки жанра: коль скоро биография излагается от лица самого героя, то автору просто нет возможности высказаться. В конце, однако, все стало на свое место, в последней главе (кстати, захватывающей, вся эта история с мумификацией малоизвестна, я читал с огромным интересом) позиция автора определилась, и тут я должен сказать, что никак не могу эту позицию принять.

То, что субъективно Ленин оправдывал свои действия великой целью, для меня бесспорно; плоские трактовки Солоухина или Солженицына[91] — от бессильной злобы и небольшого ума. Трудно высказывать такое суждение о столь известных людях, но это так — эмоции застили ум. Уверен, что Ленин искренне верил в то, что действует на благо трудящихся России и всего мира, что все жестокости и проч. оправданы «исторической необходимостью». Но, как известно, благие намерения устилают дорогу в ад. Ленин был фанатиком, одержимым одной сверхценной идеей. Уверовав в марксистские догмы, он шел к своей цели напролом, через любые препятствия, без колебаний устилая свой путь трупами, миллионами трупов. То, что он был по‐своему гениален, это бесспорно; то, что он, повернул ход мировой истории, тоже бесспорно. Но в какую сторону повернул, и какую цену заплатили за этот поворот несколько поколений россиян и не только россиян?

Вы делаете акцент на его писательстве и проводите ту мысль, что он, в первую очередь, был писателем. Поначалу эта мысль мне показалась интересной, но, поразмыслив, я понял, что не могу с ней согласиться, хотя, он, конечно, умел писать, писал много и охотно. Но писатель, по сути своей, искатель, ему нужна творческая свобода — хотя бы и ограниченная. Ленин же с самого раннего возраста был врагом свободы в любых ее проявлениях. Случилось так, что я тут параллельно заглянул в повесть Горького «Исповедь»[92] и в комментарии кней, где приводятся разные критические статьи, письма и т. д. Повесть в свое время вызвала массу критических отзывов, но никто с таким остервенением не напал на нее, как Ленин — просто как сорвавшийся с цепи пес. Писательство было для Ленина не целью, а средством «классовой борьбы». Когда Маяковский «хотел, чтоб к штыку приравняли перо», он озвучивал ленинские представления о назначении литературы: к штыку, к булыжнику, к бомбе. Он громил беспощадно, причем, своих же друзей, сторонников, чуть уклонившихся от его генеральной линии — тех же «богоискателей». Вклад Ленина в борьбу с самодержавием был очень невелик, гораздо больше для этого сделали эсеры, анархисты, меньшевики, с которыми он воевал, не щадя при этом и товарищей по партии, в чем‐то уклонившихся или оступившихся. Зато он создал партию «нового типа», маленькую, но сплоченную вокруг вождя, которая схватила власть, брошенную «на шарапа», вцепилась в нее железной хваткой и стала творить одно безумство за другим, топя своих противников в морях крови. А роковое решение о «единстве партии», принятое под его давлением 10‐ым съездом[93] — ведь оно расчистило Сталину путь к единоличной власти! А провокационный процесс эсеров, ставший прелюдией сталинских процессов![94] Фашистский диктатор Франко, победив в гражданской войне, стал проводить политику национального примирения, а Ленин выслал остатки инакомыслящих интеллигентов, устроил процесс эсеров, чтобы не допустить примирения, иначе диктатура одной партии не была бы гарантирована. И т. д., и т. п.

Конечно, когда человек умирает, а вокруг него плетутся интриги вчерашними соратниками, и те ждут не дождутся его смерти, чтобы вцепиться друг другу в глотку, то он заслуживает сочувствия. Но этим не умаляется его ответственность за гибель и нечеловеческие страдания миллионов людей, которых он обрек на голод, разруху, подвалы чека… Суд истории должен быть справедлив, иначе уроки из нее извлечены не будут. Такие мысли возникли у меня при чтении и после прочтения Вашего романа. Надеюсь, Вы не обидитесь за искреннее высказывание.

Теперь несколько слов о «Власти слова». Мне эта книга понравилась без всяких оговорок! Это очень оригинальная, совершенно ни на что не похожая творческая автобиография на фоне литературного процесса, литературной учебы и борьбы. Читая, я не раз думал — эх, такую бы книгу мне прочитать лет эдак тридцать или хотя бы двадцать назад — сколько бы я почерпнул для себя полезного! И впервые пожалел, что не довелось пройти школы Литинститута. Я ведь чистой воды самоучка, моя школа — это отдел науки «Комсомолки», а потом 10 лет в ЖЗЛ, но из Вашей книги вижу, что повариться в молодые годы в атмосфере Литинститута было бы очень полезно, научился бы многому, что годами постигал ощупью. Много нашел у Вас интересных мыслей о литературе, профессии писателя, интимных механизмах творчества, методах работы и т. п. — не столько в приводимых Вами цитатах, сколько в Вашем собственном тексте. При всей его субъективности, что Вы постоянно подчеркиваете, он очень поучителен. Уверен, что многие молодые писатели вынесли из нее полезные уроки. Я исчеркал всю книгу, хотя обычно этого не делаю.

Вот мои впечатления от этих двух книг. Предвкушаю чтение других.

Желаю Вам всего наилучшего. И еще раз — не сердитесь за Ленина!

Искренне Ваш

С. Р.

Приложение 1

Сергей Есин

Смерть Титана: В. И. Ленин Из заключительной главы

На Красной площади, целиком, плечо к плечу, заполненной людьми, приготовлен низкий помост, на который ставят темно‐красный гроб. Голова Ленина на красной подушке. Надгробное слово Сталина было шедевром «эмоциональной пропаганды». Сталин закончил призывом хранить чистоту рядов партии, пестовать ее единство, крепить диктатуру пролетариата, союз рабочих и крестьян. Слова потонули в приветственных возгласах. Каждые десять минут с четырех сторон гроба меняется почетный караул.

Наконец, Сталин, Молотов, Калинин и Дзержинский вносят гроб с телом Ленина внутрь. Всем, казалось бы, должна быть видна когорта самых верных и преданных учеников. Сталин уверен во всех троих, это все «его люди». Со всеми троими было много перешептано и переговорено, а главное, они не конкуренты, никто из них не теоретик. Это все один уровень безоговорочного, жесткого и холодного исполнения. Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и Томский этого почему‐то не видят, для них всех Сталин тоже не конкурент, он отмычка к власти, пистолет, направленный в сторону Троцкого.

В этот момент, обманутый в сроках похорон Сталиным, Троцкий в Сухуми слышит салют военных кораблей и гудки фабрик. В Москве, по всей стране надрывно гудят фабричные, заводские, паровозные и пароходные гудки. Двери Мавзолея закрываются, похороны закончились. В зале Мавзолея пахнет хвоей и свежим деревом.

Смерть Ленина вызвала по всей стране тысячи кадровых перестановок. Для одних это было крушение лучших надежд, откат революции, личная катастрофа, другие наоборот, увидели возможность выдвинуться, переползти на следующую служебную ступеньку, воспользоваться ситуацией. Одним из таких людей оказался знаменитый нарком внешней торговли, легендарный революционер, именем которого позже назовут корабли, Леонид Красин.

Это был человек удивительной энергии и предприимчивости. В иное время он отходил от революционного движения, а в свое — руководил боевой организацией большевиков. Все зависело от времени и общественного состояния. Сейчас бы это могло быть названо модой вечно мятущейся в поисках своего общественного призвания интеллигенции. Интеллигенция всегда мечется. Когда была мода на сопротивление монархии, по слухам, именно Красин с ведома Ленина руководил, или, по крайней мере, обеспечивал техническую сторону кампании по экспроприации средств на нужды партии у буржуазии. Партийные теоретики и партийные умники протестовали. Делалось это часто кровавыми методами. Он был инженером и умел готовить в подпольных условиях мины и взрывные устройства значительной по тем временам мощности. Эти экспроприации, «эксы», как их фамильярно называли между собой участники, требовали людей особого склада. Без малейшей рефлексии, со специфическим видением долга и взглядом на цену человеческой жизни. Что жизнь? Она лишь сон, а человеческое тело только машина, вместилище духа. Жизнь материальна и может быть материализована без остатка. Красин хорошо знал еще по дореволюционной деятельности, по совместным боевым действиям, Кобу, Сталина, и тот, видимо, доверял инженеру. О неукротимой энергии этого человека свидетельствует такой штрих: нарком был по совместительству и полпредом, и торгпредом в Великобритании, а в 1924 году стал еще и представителем России во Франции.

Красин умел читать без подсказок, что у Кобы было в сокровенных желаниях. Красин предложил сохранить тело Ленина методом глубокого замораживания. Именно Красин вошел с этим предложением уже на следующий день после похорон, то есть 28 января, через четыре дня после смерти Ленина