Обязательные для биографии сведения — об основных датах жизни, о научных званиях, высоких постах и служебных перемещениях, другие данные справочного характера выносились мною в подзаголовок каждой главы, чтобы затем уже на это не отвлекаться. В центре внимания была личность Парина, его взаимоотношения с людьми, стиль работы, душевное состояние, поведение в разных обстоятельствах и в разные периоды жизни.
Наиболее последовательно этот прием выдержан в главе, которая в книгу не вошла по, увы, не зависевшим от автора обстоятельствам…
Уезжая из страны, я раздал свои рукописи друзьям, а кому что, — прочно забыл. После падения советской власти у меня не раз возникала мысль о том, что та «крамольная» глава может быть интересна читателям, а повредить уже никому и ничему не может. Но рукописи у меня не было, я понятия не имел, где она, сохранилась ли вообще. Только недавно выяснилось, что рукопись сберег мой школьный товарищ Александр Клейнерман. Ему моя глубокая благодарность и низкий поклон.
В перестроечные и последующие годы, появился ряд содержательных публикаций о В. В. Парине и о так называемом «деле КР», с которым связаны трагические страницы его жизни. Теперь можно заглянуть за кулисы событий, о которых мне по памяти рассказывали свидетели тех тяжких лет, друзья и ученики Парина. Фондом Александра Яковлева опубликовано «Закрытое письмо ЦК ВКП(б) о деле профессоров Клюевой и Роскина» от 16 июля 1947 г., в то время строго секретное[104]. То, как возникло и разворачивалось дело КР, детально прослежено по архивным документам в двух книгах В. Д. Есакова и Е. С. Левиной[105].
Сопоставив свой давний текст с этими и другими материалами, я увидел, что кое‐что в нем следует уточнить и дополнить. Но это надо было сделать так, чтобы не заглушить живые голоса моих собеседников. Поэтому, не меняя ничего в тексте тридцатилетней давности, я вклинил в него пояснения. Все они набраны мелким курсивом и отделены от основного текста, да и сильно отличаются от него по стилю, нося в основном характер сухих деловых справок.
И, наконец, поскольку публикуемая глава — это фрагмент биографии Парина, пришлось обрамить его вступлением и заключением, дабы придать публикации законченность. Я постарался сделать это обрамление предельно коротким.
С. Р.
Вступление
Василий Васильевич Парин родился в 1903 году в Казани в семье профессора хирургии Василия Николаевича Парина, который и стал его первым учителем. В 1920 году Василиймладший поступил на медицинский факультет Казанского университета, но через год семья переехала в Пермь, и Парин перевелся в Пермский университет. Отец требовал, чтобы сын пошел по его стопам, то есть стал хирургом, но Паринамладшего увлекла физиология. В 1925 году, с дипломом врача, он возвратился в Казань и поступил в аспирантуру по кафедре физиологии, которой руководил крупный ученый А. Ф. Самойлов. По окончании аспирантуры Парин вернулся в Пермь, где стал доцентом (затем и.о. профессора) и заведующим кафедрой физиологии Пермского пединститута. Здесь он выполнил ряд пионерских работ по физиологии кровообращения. В 1933 году Парина откомандировали в Свердловск, в только что основанный медицинский институт. Его назначают заведующим кафедрой нормальной физиологии и деканом лечебного факультета. Через год он заместитель директора, а в 1940 году — директор.
Несмотря на растущий объем административных обязанностей, он продолжает научную работу, закладывает основы своей научной школы, защищает докторскую диссертацию, становится ведущим в стране специалистом по физиологии сердечной деятельности и кровообращения. Немалая часть заслуги в этом принадлежала его жене — ассистенту кафедры. Она готовила к экспериментам подопытных животных, и в нужный момент, независимо от срочности дел, которыми он был занят, или важности совещания, в котором участвовал, она решительно распахивала дверь и громко, строго официальным тоном, говорила:
— Василий Васильевич, кошка готова, надо начинать опыт!
Парин извинялся и, на ходу надевая халат, спешил в лабораторию.
(Надо сказать, что, будучи заядлым охотником, он обожал собак, поэтому ни он сам, ни его сотрудники, никогда не проводили «острых» опытов на собаках, а только на кошках или кроликах.)
В 1941 году он стал директором и заведующим кафедрой Первого московского мединститута, крупнейшего в стране. Вспыхивает война, враг подходит к Москве. На плечи Парина ложится срочная эвакуация огромного института в Уфу, а затем его возвращение в Москву — все это при продолжении учебного процесса. В 1942 году, Парин, оставаясь директором и зав. кафедрой мединститута, становится заместителем наркома здравоохранения по науке, возглавляет работу по перестройке и переориентации медицинского образования и медицинской науки всей страны на нужды войны.
В 1944 году создается Академия Медицинских Наук, Парина избирают ее академиком‐секретарем. Президентом АМН становится академик Николай Нилович Бурденко (1876–1946), к тому времени уже очень пожилой и часто болевший, так что основная организационная работа ложится на Парина.
Эта впечатляющая карьера внезапно обрывается арестом…
Глава VI
Биографическая справка
В 1946 г. В. В. Парин командирован во главе группы ученых-медиков в США «в порядке ответного визита на посещение СССР группой американских ученых и для дальнейшего продолжения взаимного обмена научной медицинской информацией».
В феврале 1947 г. Парин вернулся из‐за границы, через две недели арестован как американский шпион. Осужден на 25 лет тюремного заключения.
1953 г., октябрь — освобожден из заключения.
1955 г., апрель — полностью реабилитирован.
Академик Федор Григорьевич Кротков:
Я хорошо знал В. В. Парина по министерству здравоохранения и по Академии Медицинских Наук. Я очень любил и уважал его, видел в нем крупного ученого, крупного организатора науки и высокообразованного человека. Он умел без выкриков, грубости, нервозности заставить самых разных людей работать с полной отдачей сил. После ареста В. В. его сменил на посту академика‐секретаря Семен Александрович Саркисов. Он был полной противоположностью Парину. Постоянно нервничал, давил, со всеми ругался, но толку от всего этого было мало. А вернулся на пост академика‐секретаря Парин, и все сразу стало спокойно, деловито.
Противораковый препарат КР, наделавший в свое время столько шума и сыгравший роковую роль в судьбе Василия Васильевича Парина, был изобретен членом‐корреспондентом Академии Медицинских Наук Ниной Григорьевной Клюевой и ее мужем профессором Иосифом Григорьевичем Роскиным.
Я хорошо помню первый доклад Нины Григорьевны об этом препарате на президиуме медицинской академии. Я вынес тогда тяжелое впечатление. Нина Григорьевна утверждала, что препарат имеет противораковое действие. В подтверждение она приводила данные экспериментов и клинических обследований. Однако данные были недоказательны, ибо все излеченные животные имели привитой экспериментальный рак, а было известно, что привитой рак нередко вылечивается без медикаментозного вмешательства. Что же касается клиники, то не было уверенности, что излеченные люди действительно болели раком. Президиум вынес осторожное и единственно разумное решение: опыты продолжать, но до получения более убедительных доказательств в клинику препарат не вводить.
Вскоре после этого я уехал в США во главе делегации, участвовавшей в работе по выработке устава Всемирной Организации Здравоохранения. Я подписал от имени советского правительства Акт о создании ВОЗ[106]. Дело было непростое, а я не был искушен в дипломатических тонкостях и постоянно консультировался с А. А. Громыко, который был тогда постоянным представителем СССР в ООН. Однажды Громыко показал мне письмо от Элеоноры Рузвельт. Она писала, что у одного из близких сотрудников покойного президента Рузвельта обнаружен рак, что она слышала, будто в СССР создан противораковый препарат, и что она просит Советское правительство выдать этот препарат для сотрудника ее покойного мужа.
— Что ответить? — спросил меня Громыко.
Я сказал ему, что Президиум медицинской академии изучал этот вопрос и пришел к выводу, что препарат не готов и применять его в клинике пока невозможно.
— Что же написать госпоже Рузвельт?
Я ответил, что так и следует написать: препарат действительно создан, но его эффективность медицинская академия считает пока недоказанной и применять в клинике не рекомендует.
Я не подозревал, что как только вернусь в Москву, сразу же попаду на разбирательство, связанное с этим злополучным препаратом КР. Оказалось, что после не имевшего успеха доклада на Президиуме академии Клюева написала письмо Сталину, в котором утверждала, что открыла средство против рака, что это великое завоевание советской науки, а президиум АМН не поддерживает ее, относится формально, бюрократически. Сталин был в большом гневе. Он создал комиссию в составе: А. А. Жданов, К. Е. Ворошилов и, кажется, А. А. Кузнецов.
Первым был вызван я. Не пожелав вникнуть в суть дела, Жданов тотчас накинулся на меня:
— Вы отвечаете за внедрение новых медицинских препаратов?
— Не я.
— Все равно, вы — бюрократы! Вам предложили великое открытие, спасающее людей от рака, а Вы равнодушно прошли мимо, не поддержали советских ученых, не заботитесь о нашем научном первенстве.
Я пытался объяснить, что все это совсем не так, что академия тщательно рассмотрела, рекомендовала продолжать исследования, но от внедрения в практику пока решила воздержаться. Но Жданов был настроен очень агрессивно. Он перебивал меня и ничего не хотел слушать. Было ясно, что комиссия уже имеет свое мнение и не изменит его, ибо хорошо знает, какого мнения от нее ждут. На комиссию приглашали президента АМН, вице‐президента, академикасекретаря Парина. Наша точка зрения была общая, но комиссия, вопреки ей, дала заключение: