– А чего крадешься, как рысь? У меня нет глаз на спине, чтоб тебя узнавать.
На это возразить было сложно, и Ратибор, хмуро усевшись на выпирающий из земли дубовый корень, поспешил перевести разговор в нужную ему сторону.
– Чего роешься? Не дает спать кротовая слава? – насмешливо спросил он.
– Меч прячу… – неохотно ответила она, поднимаясь и отряхивая запятнанный травой сарафан.
– От кого?
– Так ведь… Отберет кто… Я-то не шибко с ним управляться могу, а потерять жалко.
Ратибор почесал макушку и снова сплюнул под ноги.
– А то я и вижу, – хмуро фыркнул он. – Еле успевал уворачиваться. Ты где так выучилась железом махать? Сама весишь чуть больше того меча, а поди к тебе подойди…
Девушка улыбнулась, довольная похвалой, а у Ра-тибора постепенно угасала бурлившая злость. Чего злиться-то? Сам виноват. Хорош, сказать нечего…
– Тебе одежку сменить, – усмехнулся стрелок. – И можно ничего не закапывать. Поляницы вон с мечами повсюду ходят, и никто не косится. А к сарафану он, конечно, как к козе седло. Ладно бы, если б не умела с оружием справиться, а так чего? Не знаю… Зачем ходить без меча, когда можно с ним?
– Я думала, что вы не позволите…
– Оттого и сбежала?
– Ну… – понуро кивнула она. – Хотела успеть зарыть, а потом к вам.
– Значит, дорог меч, раз дома не оставила. Так? Мара снова кивнула, стараясь изобразить всю кротость и покорность, на какую только была способна.
– Отцовский? – продолжал допытываться Ратибор.
Он неплохо разбирался в людях и сразу приметил в глазах девушки внутреннюю душевную борьбу. Так бьются меж собой желание соврать и необходимость сказать правду. Очень интересно…
– Нет, не отцовский, – вздохнула Мара. В этот раз, похоже, победила честность. – Я его нашла, когда к тетке ездила. А выбросить жалко, он ведь денег стоит, да и защитит, если что.
– И давненько пришла в руки дорогая находоч-ка? – сощурился Ратибор.
– Да уж четвертая седмица к исходу идет.
– Быстро ты выучилась с ним управляться.
– Меня еще раньше отец учил, – ответила девушка. – Он хотел сына, а родилась я, вот он и применил ко мне не девичье воспитание. А когда нашла меч, то было время приноровиться и вспомнить отцовскую науку. Я ведь живу одна, защищать меня некому…
Хотелось ей верить, но Ратибор не любил разочарований. Уж лучше подозревать человека сразу, чем довериться, а потом получить нежданный удар в спину. Такой красавице хотелось верить вдвойне, но слишком уж часто за кротким нравом и милой улыбкой скрываются странные, а порой нехорошие тайны… От Мары же таинственностью просто веяло, как сыростью и затхлым духом из мрачного подземелья. Каждый ее поступок с первого дня их знакомства был странным и навевал худые мысли, но ясные очи, источавшие невыразимую грусть, золотистые волосы и великолепное тело скрадывали ощущение опасности. Настолько неясной, что и сам себе в ней не мог бы признаться. Но тело, не дожидаясь повеления разума, само принимало решения, и только теперь Ратибор понял, что за тревога заставила его поутру натянуть лук и почему он, собираясь подшутить над копавшей землю девкой, не спрятал меч в ножны, подкрадываясь к ней со спины.
– Ладно… – Стрелок поднялся и попробовал оглядеться сквозь седую пелену тумана. – Где наш конь? Надо ехать, соратника искать, а то он поскакал за тобой как оглашенный. Видать, не на шутку ты ему понравилась.
– Конь тут, совсем рядышком… – показала она в сторону. – А что с мечом делать?
– Возьми с собой. Хорошо бьешься, зачем же такие руки оставлять без оружия? В Киеве сменим тебе одежку, пусть все думают, что ты поляница…
– Так вы меня не прогоните? И меч не заберете? – с надеждой спросила Мара.
– Тебя прогонишь… – усмехнулся Ратибор. – Волк мне враз шею за это свернет. Коль застанет сонным, конечно. Первый раз я вижу, чтоб он из-за девки так волновался. Его теперь если вовремя не остановить, так он и замуж тебя сдуру возьмет… Ничего смешного! С него станется. А про меч я уже сказал.
Он наклонился подобрать меч Мары и вдруг на мгновение замер, будто увидел под ногами ядовитую змею. Хорошо, что был вымазан подсыхающей грязью, не то Мара ужаснулась бы тому, как в единый миг побледнело его лицо.
У самого перекрестья на запачканном черноземом клинке явственно виднелись русские резы. «И ты вместе с нами», – выбила когда-то на гладкой поверхности рука неведомого кузнеца.
В траве лежал меч Витима.
Глава 9
Ратибор не стал поднимать колдовской меч. Он настолько привык к своему, говорившему голосом отца, что не хотелось даже касаться мира чужих неизведанных судеб, десятков, а может, и сотен душ прежних владельцев. Чужие души, чужой мир, чужие голоса. И хотя он без всякого лиха брал в руки меч Волка, да и Микулкин тоже, но те уже имели живых владельцев и не стали бы говорить с чужаком. Тут же дело совсем другое.
Если Мара говорила правду, то сейчас меч Витима не имел владельца. Он не был завещан. А незавещанный меч сам выбирает себе хозяина. Сам. И никто не знает, чем руководствуются души погибших, заключенные в холодном булате.
– А где от него ножны? – как ни в чем не бывало спросил стрелок.
– К седлу приторочены, – сказала девушка.
– Ладно, бери его. Твой меч, ты и таскай.
Мара могла говорить чистую правду… Всякое случается на бескрайних просторах Руси, и меч Витима действительно мог буквально подвернуться девушке под ноги. Мог. Но Ратибор иногда сознательно заставлял себя не верить в такие случайности. Просто ради собственной безопасности.
И если Мара солгала о том, как к ней попал один из колдовских мечей, то это многое могло изменить. Был меч завещан или нет – вот что волновало стрелка больше всего. Является ли девушка'витязем Стражи?
Даже в мыслях трудно произнести это сочетание слов по отношению к хрупкой девице, но Ратибор привык называть вещи своими именами. Если же она и впрямь просто нашла меч, то он для нее обычная бездушная железяка. А если украла? Н-да… У Витима украсть что-то не легче, чем вырвать зуб у Змея, причем из самой средней головы. Вряд ли… Значит, Витим мертв… Тоже не верится. Немного на Руси сыщется витязей, способных его укокошить. Разве что кто-то из сильномогучих богатырей, но им дорогу перейти сложно, не сильно их волнуют простые люди.
Ни один конец с другим не вязался, и со всех сторон получалось, что Мара говорит чистую правду. Но как тогда мог Витим потерять такой меч? Это ведь не пара худых сапог! Может, выбросил? Но почему? Можно ли вообще выбросить меч? А сменить?
Ратибор поразился таким мыслям сильнее, чем увиденным на клинке резам. Вот леший…
Сменить! Тогда все концы с концами увязываются! Получается, что пошел Витим добывать колдовской меч Громовника. И добыл. Вот только тот ему чем-то так приглянулся, что взял он его, а свой выбросил. Может такое случиться? Знать бы…
Стрелок верил, что Витим не способен на сознательное зло по собственной воле, но кто знает, какой силой может обладать темный меч? Может, в его власти подавлять людскую волю и отдавать любые повеления? Худо дело! Врагом видеть Витима Ратибор не хотел. Это было бы и обидно, и опасно. Незнамо еще, что из того хуже.
Мара с видимым усилием оторвала от земли меч и, забросив на плечо, направилась к пофыркивающему за туманом коню. Спокойна. Мила. Спинка ровненькая, бедра так и играют под сарафаном… Но сейчас Ратибора больше волновали ее мысли, нежели тело. Что же скрыто в этой золотоволосой головушке? Что прячется за ясным светом голубых глаз?
Стрелок знал, что, распутывая тайны, главное – не спешить, не показывать излишний интерес и догадливость. Пусть все катится своим чередом. Сколько веревочке ни виться, а конец все равно сыщется. Обязательно. Главное – сыскать его раньше, чем эти тонкие рученьки выпустят тебе кишки во сне. Но это мысли совсем худые… Может, девица ничего и не знает про меч, никакого лиха не замышляет, а я уже трясусь, как простуженный заяц. Негоже.
Все равно кто-нибудь когда-нибудь кишки выпустит, так уж лучше такая красунья, чем вонючий бородатый мужик. Но расслабляться не след.
Конь стоял, перебирая ногами от нетерпения, заботливые девичьи руки накрепко привязали повод к ветке низкорослого клена, а у седла болтался небольшой дорожный мешок и знакомые Витимовы ножны.
Да… Собралась Мара явно не по-девичьи. Другая бы скрыню добра прихватила, а тут, надо же, невеликий мешочек и меч. Все, что с ней связано, будит тревогу нарочитой необычностью, а необычное, нежданное завсегда настораживает.
Но Ратибор виду не подавал, двигался расслабленно, беззаботно, то и дело отпуская плоские шуточки. Любил он, когда его недооценивают. Это всегда вселяло необходимую уверенность в собственных силах, а то с годами и опытом эта уверенность улетучивается, как туман над рекой теплым солнечным утром. Когда молод, кровь бурлит, кажется, что горы можешь свернуть, а как попробуешь, с десяток шишек набьешь, сразу начинаешь понимать, что на всякую силу сыщется более могучая, а каждому хитрецу уготована западня.
И как правило, сила проявляется там, где меньше всего ожидаешь, хотя и помощь может прийти, откуда не ждешь. Может, стрелок потому только и жив до сих пор, что вовремя это осмыслил, понял, что с любым лихом надо справляться, когда оно проявилось, – не раньше. А до этого нужно просто быть ко всему готовым, но готовности не выказывать. Поскольку никогда нет полной уверенности, случится ли вообще злое лихо, с какого бока появится, а с какого бока подмога придет. Жизнь вообще штука сложная и чаще всего состоит из одних неожиданностей, как приятных, так и не очень.
– И где твой соратник? – отвязывая мокрого от тумана коня, спросила Мара. – В какую сторону ускакал?
– Туда. – Ратибор неопределенно махнул рукой. – Понес же лешак… Так и будет мчаться до самого Киева. Ладно, надо ехать. Сядешь впереди меня, ладно? Я помогу.
Он легко вскочил на коня, дождался, пока девушка неумело всунет меч в ножны, и, подхватив за плечи, словно пушинку, усадил ее впереди себя. Сарафан не позволял ей сесть нормально, поэтому обе ноги она закинула на левую сторону, крепко ухватившись рукой за седло.