– Но, поехали! – Ратибор стукнул коня пятками, и тот, повернувшись на месте, сразу сорвался на спешную рысь. – Давай, давай! Хей!
Мара почти ничего не весила, хрупкая, нежная, наверное, конь даже не заметил, когда она села. Набегающий воздух сухо щелкал подолом сарафана, девичьи волосы струились подвижными волнами расплавленного золота, а опавшая листва поднималась из-под копыт скакуна огненно-рыжим вихрем и пропадала вдали, смешиваясь с белесым туманом. Пахло рыхлой землей, сыростью и подступающими холодами, низкие ветви деревьев посвистывали прямо над головой.
– Хей, хей! – подгонял коня стрелок. – Давай, конячка, наяривай!
Мара еле держалась на прыгающей спине скакуна, бугристый лошадиный хребет болезненно бил в бедра, сползавшие с быстро мокреющей шкуры босые ноги тщетно искали несуществующую опору. Только руки, накрепко вцепившись в седло, не давали свалиться под бьющие в землю копыта.
Туман, как назло, начал сгущаться. Видимо, ветер утомился и стих, но на бешено мчащейся лошади это почти не замечалось, и только когда молочная белизна укрыла даже подножия ближайших деревьев, Ратибор чуть натянул поводья, удерживая коня.
– Не погонишь, – недовольно фыркнул он. – Так и до беды недалеко.
– Ты хоть знаешь, куда скачешь? – спросила девушка.
Ее мелодичный голос обрывался и ухал на каждом скачке, из-за чего понять ее было сложно.
– Чего? А… Вперед, куда же еще?
– По-го-ди!
Стрелок натянул поводья, и конь остановился раскидав копытами прелые листья.
– Что такое?
– Места тут худые… – неопределенно пожал, плечами Мара, украдкой переводя дух. – Нельзя без разбору скакать.
– А точнее? Что за лихо?
– Слыхал про Змеиный Луг?
– Да уж, слыхивал, – припомнил недавнее Рати бор. – Но не бывал.
– Потому и живой. Оттуда еще никто не возвращался.
То же самое ему говорили и про Собачий Овраг, но ничего, выбрался, пройдя его из конца в конец. Правда, сейчас говорить об этом не стоило, иногда хвастовство дорого обходится.
– Кто же тогда о нем рассказал, если все померли? – усмехнулся стрелок. – Так не бывает. Хоть один, да выбрался!
– Может, и так. Только нам там лучше никогда не бывать. И сами загинем, и коня потеряем. Змеи там шибко злые, а на зубах у них яд смертельный.
– Ты хорошо знаешь то место?
– Конечно… Наши всем детям наказывают, чтоб туда не ходили! Каждый в деревне с малолетства знает и про Луг Змеиный, и про Собачий Овраг, и про Звериную Топь.
– А это еще что такое?
– Совсем худое место, – поежилась Мара. – Топкое. Старики сказывали, что туда приходит умирать все лесное зверье – и олени, и медведи, и волки. Как старость немощная придет, так они там и топятся. Страшно…
– Да уж, веселого мало… – почесал макушку стрелок. – Значит, нас занесло в сторону от киевского большака? Странно… Вроде, держался строго на полуночь… Туман блудит, что ли? Вообще он странный какой-то. Как на месте стоим, он редеет, а как в путь – становится гуще доброго молока.
– Не знаю… – Девушка пожала хрупкими плечиками. – Просто ветер стих, вот он и висит неподвижно, сгущается.
– Ладно, нам поспешать надо, а то ведь Волк не знает про все эти змеино-собачьи красоты, как бы не угодил в беду. Далеко отсель до Змеиного Луга?
– Вроде рядышком. Вон знакомая осиновая рощица, за ней лес должен кончиться и начинается луг.
– Так вроде рядышком или точно? – Ратибор снова придержал нетерпеливого скакуна.
– Кажется…
– Тьфу ты… Надеюсь, скажешь хотя бы в середке этого Ящерового луга, что приехали?
– В середке ты и сам поймешь…
– Она еще шутит! – фыркнул стрелок и пустил коня скорым шагом.
Копыта глухо били в усыпанную листьями землю, кое-где явственно хлюпало – места и впрямь начинались топкие. Туман неподвижно завис длинными седыми прядями, словно цепляясь за влажные стволы деревьев.
Они проехали рощу, потом еще две, но никакого луга не было и в помине.
– Заплутали… – сухо вымолвил Ратибор. Ему не хотелось думать, что девушка просто морочит голову.
– Не знаю… – растерянно озираясь, ответила Мара. – Змеиный Луг лежит в двух верстах к заходу от большака. Потом идет небольшой гостинец до Киева, а чуть дальше начинается Собачий Овраг.
– Те места я знаю, – нетерпеливо кивнул ви тязь. – Хотелось бы знать, где мы сейчас?
– Не знаю… – повторила девушка. – Но кроме того, что я рассказала, никакого лиха рядом нет, так что можно ехать без всякой опаски. Любые дороп все равно ведут к Киеву. Не сможете вы с соратником разминуться, тут просто негде плутать! Все хожено-перехожено…
– Хотелось бы верить, – буркнул стрелок. – Тебе там удобно сидеть-то?
– Не помру, – через силу улыбнулась Мара.
Лес не то чтобы не редел, но даже как будто становился гуще, плотный туман делал все вокруг неестественно плоским, как вырезанные из досочек игрушки. Игрушечная трава, игрушечные деревья с игрушечной листвой – ни расстояния, ни объема, даже звуки ползли со всех сторон неохотно и вяло, на ходу теряя остроту и краски. Со многих ветвей свисали длинные оурые лохмотья, похожие на грязное сырое мочало, редкие птицы неохотно покрикивали хриплыми голосами. Ни неба, ни виднокрая… Едешь словно прямо Ящеру в зубы.
Поросший подлеском путь вел под уклон, и земля с каждой сотней шагов становилась все влажнее, трава, словно не чуя осени, сохнуть даже не собиралась, а, наоборот, муравела кудрявым ковром, пряча конские ноги почти по колено. Стрелок пустил скакуна мерным неспешным шагом, настороженно озираясь по сторонам.
– Это ты называешь хоженым-перехоженым? – недовольно буркнул он. – Да тут сотню лет людская нога не ступала… Ну и занесла нас нелегкая! Леший бы понес этот туман! Может, подождем, пока развеется, а там выйдем по солнцу? Ну ведь вообще ни хрена не видать… Где тут полуденная сторона, где полуночная? Ящер шею свернет, будь оно все неладно…
– А если к вечеру не развеется? – глянула на него Мара. – Что-то мне темень тут встречать неохота…
– А тебя никто и не спрашивает, – совсем разозлился Ратибор. – Охота, неохота… Как скажу, так и будет.
Мара притихла – меч далеко, а рассерженный витязь рядышком. Кто знает, что у него на уме? Еще оставит тут одну, выбирайся потом пешком1 да по темени.
Вдруг, кроме мягкого топота копыт и стука собственного сердца, Мара различила сквозь туман далекое чавканье, словно кто-то пробирается через густую жирную грязь.
– Слышишь? – встрепенулась она.
– Не глухой. Наверное, лось прет без тропы.
– Да уж прямо! – не выдержала девица. – Какой тут лось? Лося бы ты и не расслышал небось! Конь это, ясное дело! Поехали посмотрим.
– Не хуже тебя знаю, просто решил проверить, как ты звуки различаешь, – не моргнув глазом соврал Ратибор.
Следопытом он действительно был неважным, в этом деле Волку равных нет. Тот на версту вперед зверя отпустит и одним нюхом выследит. Зато Ратибор мог похвастать самым зорким глазом и способностью хорониться так, что ни один враг не узрит.
– Ну и?.. – Мара изо всех сил постаралась сдержать улыбку.
– Тоже… – одобрительно кивнул стрелок, на правляя коня на звук.
Проехать через густой частокол ярко-желтых кус тов оказалось вовсе не просто, конь никак не хоте, идти на сплошную стену из листьев и веток, фыркал упрямился. Ратибор слез с него, усадил в седло Map и нещадно потянул повод.
– Ну! Чтоб тебя… Давай, конячка, давай!
Он буквально протащил коня через заросли, пута ясь в высокой сочной траве, успел помянуть всю не чисть, какую видел и о какой только слыхивал. Девушка сидела неслышно, словно ее и не было вовсе, боялась подвернуться под горячую руку.
В самой чаще туман поредел, будто сам не мог продраться через стволы вековых деревьев, распустивших ветви на полсотни шагов во все стороны. Горбатые, позеленевшие от времени корни выпирали из земли, как спины жутковатых чудовищ, вылезших из подземного царства подышать вольным воздухом. Некоторые были такой толщины, что вздымались выше конских ушей, расползались по сторонам, преграждая дорогу. Приходилось сильно петлять, но мерный звук далекого конского шага слышался все так же внятно, видать, неведомому всаднику или зверю приходилось не слаще.
Иногда, упершись в неодолимый валун или соседнее дерево, корневища становились дыбом, а потом снова вонзались в землю, образуя под собой удобные проходы, похожие на вход в огромную пещеру. На верхушках таких сводов кора отставала ломтями, оголяя белый, как известняк, луб, оттуда живыми сетями свисали тонкие молодые побеги плюща; приходилось раздвигать их руками, словно ветви плакучей ивы. Чем гуще, чем теснее становился лес, тем больше появлялось таких диковинных проходов. Стрелок в столь дремучем лесу оказался впервые, он и помыслить не мог, что так близко от Киева есть такие жуткие дебри.
Невообразимо огромные своды древесных крон переплелись еще сотни лет назад, срослись в один сплошной полог, через который даже свет пробивался с трудом, окрашиваясь во все оттенки осенних листьев Сами же листья, опадая, вовсе не находили дорогу к земле, они в огромных количествах застревали между ветвями, сгнивали и ссыпались вниз мелкой трухой. Поэтому темно было, как ночью, освещенной ровным светом красно-желтых костров, конь от такого поворота дел совсем растревожился, бил копытом в рыхлую землю, все норовил стать на дыбы. Быстро теплело, тумана и след простыл, а почва ощутимо парила, заставив стрелка распустить ворот кафтана.
– Куда это нас занесло? – Ратибор уже не скрывал беспокойства. – Ты когда-нибудь про такое слыхала?
– Нет… Но слишком далеко забрести никак не могли, как бы туман ни блудил. По-любому, мы сейчас где-то меж деревней и Киевом. Ну… Может, чуток в стороне.
– Ничего себе чуток… Ох, чует сердце, не обошлось тут без волшбы.
– Да кому оно надо, – пожала плечами Мара, – нас с тобою в чащу заманивать?
– Может, кому и понадобилось… – пожал плечами стрелок. – Может, и идем мы вовсе не за конским топотом? Может, это лесной блуд?