Под личиной шлема десятника не было видно, как поднялись брови, но даже сквозь узкие щели можно было разобрать удивленное выражение глаз.
– Взять, – коротко приказал десятник.
– Стоять!!! – изо всех сил рявкнул Ратибор и, не вынимая меча, ринулся в драку.
Крик привел ратников в легкое замешательство, они действительно остановились, а когда снова рванулись – было поздно. Стрелок уже лихо пинался в самой гуще отряда.
– Тяжелые… Заразы… – стиснув зубы, ругался он, по одному роняя ошарашенных таким напуском в, итязей. – Отожрались на казенных харчах…
Пару раз он чуть не оцарапался о копья, но то скорее от злости на «сытых кабанов», чем от расслабленности. Первым пришел в себя десятник, правильно оценил силы и рванул что есть мочи к Киеву. Пришлось его остановить, метнув копье. Десятник рухнул, словно придавленный деревом.
– Это был тупой конец копья… – подходя, пояснил Ратибор. – Можно не умирать. Вставай, зараза, леший тебя понеси… Рассказывай.
Десятник попробовал что-то выдавить побледневшими с перепугу губами. Вышло плохо. Стрелок ничего не понял.
Волк безразлично удил рыбу, понимая, что друг справится без него. Мара стояла на бревнах пирса, пораженная не меньше десятника.
– Князь велел вас привесть, – повторил десятник и тут же получил добрую оплеуху по шлему. – Ящер! Не бейся ты так. Расскажу, дай отдышаться. Князь не со мной говорил, а с сотником. Тот мне все и передал, мол, надо привесть Ратибора с друзьями, они, мол, рыбу удят у пирса. Взял я почти весь свой десяток…
Ратники медленно выползали из воды на глинистый берег, стрелок их украдкой подчитывал, боялся, как бы никто не утоп. Вроде все.
– Вы садитесь на бережку, не стесняйтесь, – широко и по-доброму улыбнулся он им. – Только от воды ни шагу, заради великих богов. Не то пришибу, даже имени спрашивать не стану. И так узнаю на тризне. Кстати о тризне…
Он задумчиво посмотрел, как из-под шлемов дружинников струями стекает вода.
– У вас пожрать ничего не найдется?
– Не… – Десятник растерянно покачал головой.
– Ладно… – вздохнул Ратибор. – Это я так спросил, для порядку. Нет так нет. Слушай, а Владимир часом не на пир нас звал?
– Думаю, нет, – нахмурился десятник. – По крайней мере, сотник о тебе ни одного доброго слова не молвил.
– Как звать-то его?
– Сердюком кличут.
– Вот зараза… – сплюнул под ноги Ратибор. – Увижу, рога обломаю. Как три рубля в долг попросить, так первый бежит, спотыкается, а как доброе слово… Запущено у вас тут все. Совсем худо. Видно, правду волхвы говорят – сытая жизнь впрок не идет.
Он почесал лохматую макушку и рывком поднял десятника на ноги. От ворота кольчуги со звоном отлетели два колечка и шлепнулись в грязь.
– Распустились… – бурчал стрелок. – Княжий наказ исполнить не могут. Стыдобища…
От доброго пинка пониже спины десятник несколько шагов пробежал в сторону города.
– Веди давай! – фыркнул Ратибор. – Мне что, своих дел мало? Еще вашу работу доделывать…
Он хмуро зашлепал сапогами по грязи, а Волк с Марой переглянулись и, прибрав удочки, тоже направились к городским воротам.
Из кухонь княжьего терема выползал аромат еды. Самой разной – дух жареной рыбы смешивался с запахом печеного мяса, в эту смесь вплетались ароматы заморских пряностей, дешевой браги и дорогих медов. Ратибор сглотнул слюну и направился к Красному Крыльцу.
– Не туда… – усмехнулся десятник и ткнул пальцем в общую избу малой дружины. – Там вас сотник ждет.
– Ты холодную тряпицу к голове приложить не пробовал? – Ратибор звучно постучал себя пальцем по лбу. – Помогает. Чтоб я хоть порог этой халупы переступил? Не дождешься.
– Волоком потяну. – Десятник в княжьем дворе осмелел, расправил плечи, поправил шлем и соколом поглядывал на топающих позади дружинников.
– Погоди… – Стрелок осторожно взял его выше локтя. – Ты не знаешь, случайно, что у Ящера под хвостом? Могу показать. Мне, знаешь, как-то без разницы, княжий это двор или любой другой… Руки повыдергиваю, понял? И башку враз отверну. Так что веди сюда своего сотника. И поспеши, а то мне надоело о тебя кулаки сбивать, достану меч и на тебе же твою кольчугу расплету.
Десятник вспомнил, как Ратибор бьется без меча, и решил не проверять, что будет, если он пустит в ход оружие.
– Ждите тут, – сказал он для важности и чуть не бегом рванулся в избу.
Дружинники осмелели и подошли ближе, но вскоре им наскучило изображать стражу и они принялись рассказывать друг другу байки, хохоча после каждого третьего слова. Мару они не стеснялись, но, в отличие от многих девок, она, им на удивление, не заливалась стыдливым румянцем, а разглядывала суетящихся по двору гридней, носивших еду. Посмотреть действительно было на что – блюда печеной рыбы, груды мяса, караваи хлебов, целые бочонки стоялого меда.
Дружинники продолжали покатываться со смеху, переходя ко все более откровенным подробностям. Ратибор не выдержал.
– Хватит врать-то… – фыркнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Какие девки, если ты всю ночь пьяным в корчме провалялся?
Один из дружинников запнулся и хмуро поглядел из-под густых бровей. Остальные заржали пуще прежнего, но теперь уже над разоблаченным товарищем. Тот плюнул под ноги и отошел в сторону.
– Откуда ты узнал? – удивленно спросил у стрелка Волк. – Мы же всю ночь на болоте…
– Да у него все на морде начертано, – усмехнулся Ратибор. – Крупными резами.
Певец только плечами пожал – сказать было нечего.
Вокруг княжьего крыльца, прямо в пыли, валялись сытые собаки, некоторым даже лень был двинуть мордой, когда кто-нибудь из гридней наступал у самого их носа.
Волк расстегнул пряжку и хмуро подтянул пояс.
– Почему на хреновую жизнь говорят «собачья»? – пожал он плечами.
Ему никто не ответил. Дождь зачастил, но всем уже надоело обращать на него внимание.
Наконец из избы вышли десятник с сотником. Сотник оказался широк в плечах и спокоен в движениях, сразу видно, что уже не раз получал по ушам и от врагов, и от жизни. В дружине, Ратибор знал, это называли умом. На вернувшегося из корчмы в синяках так и говорили – набрался ума. Такого ума у сотника явно было по самую маковку, и по своей воле он бы за Ра-тибором не послал. Но княжий указ нарушить не посмел, тоже от ума, надо думать.
– Привет, Сердюк, – усмехнулся стрелок – Сотником стал? По всему видать, деньжата появились… И поумнел, поумнел. Раньше как дашь тебе в долг, так хрен потом сыщешь, а тут сам позвал, да еще дружинников приставил, чтоб никто не обидел.
Дружинники приумолкли, с любопытством прислушиваясь к новостям о сотнике, – похоже, о его долгах они еще не слыхивали. Им он точно ничего должен не был, но чужая горесть, известно, бывает лучше собственной радости.
– Трудно было в избу зайти? – нахмурился сотник.
– Ты там деньги держишь? – сощурился стрелок. – Так знал же, что я приду, сам ведь послал дружинников. Мог бы заранее вынести должок.
Щеки Сердюка начали быстро краснеть от злости.
– Владимир наказал тебя под стражу взять, – наконец выдавил сотник.
– А… – В глазах Ратибора мелькнул озорной огонек. – Под стражу? А я думал, в тебе совесть проклюнулась… Так отдашь деньги или нет?
– При чем тут деньги? – Сотник положил ладонь на рукоять меча. – Я на службе…
– Ах вот оно как… – сказал Ратибор и заметил, что стоящий рядом десятник то хмурится, то задумчиво сводит брови. j.
Дружинники совсем притихли, только недоуменно переглядывались, стрелок коротко глянул на них и решил подлить масла в огонь.
– Одно лихо от другого не далеко ходит, – усмехнулся он. – Сегодня долг не отдал, а завтра князя предашь.
Услышав такой поворот разговора, Волк шагнул было остановить друга от опрометчивых слов, но Мара незаметно удержала певца за локоть.
– Что? – проревел сотник. – Да как ты…
Уже плохо соображая от гнева, он» выхватил меч, но Ратибор коротким пинком в локоть выбил оружие.
– Тварь… – охватив зашибленную руку, сквозь зубы процедил Сердюк. – Стража! Чего стали как вкопанные?!
Никто из дружинников с места не двинулся, все взгляды они обратили на десятника, но тот тоже поднял ладонь предостерегающим жестом.
– Что? – задыхаясь от накатившей ярости, прохрипел сотник. – Да я вас всех… В пыль…
Десятник без размаха ударил Сердюка в скулу, и тот рухнул в грязь, распластавшись, как жаба.
– Так вот зачем ты нас супротив Ратибора настроил. – Десятник придавил сапогом спину поверженного. – Долг не хотел отдавать?
– Вы что, с ума посходили? – просипел сотник, отплевываясь от грязи. – Всех на суд, за предательство…
– У меня свидетелей больше, – усмехнулся десятник.
Дружинники согласно закивали головами.
– Сволочи…
– Сам ты сволочь бесстыдная, и судить тебя надо. За то, что, прикрываясь княжьим наказом, сводишь личные счеты. А Ратибор – честный воин. Я его в драке видел.
– Дурак. – Сердюк сплюнул в грязь.
Потасовка в княжьем дворе незамеченной не осталась – один из гридней побежал доложить о драке в терем, и вскоре оттуда вывалила толпа хорошо подвыпивших витязей – человек двадцать, не меньше. Некоторые на ногах держались совсем плохо, падали, когда кто-то слегка толкал их плечом или локтем.
– Чего тут так-кое? – Один из витязей постарался свести разъехавшиеся глаза и рассмотреть подробности, скрытые хмельным маревом.
– Драка… – неуверенно предположил другой.
– Наших бьют? – встрепенулся самый трезвый из компании. – А ну… Навались!
Толпа ринулась в центр двора, сметая суетящихся гридней и переворачивая в грязь блюда с едой. Один из особенно пьяных не удержался и шлепнулся под ноги товарищам, через него покатились кубарем, поминая Ящера и вражьих предков.
– Гады! – выкрикнул самый трезвый и с размаху сунул кулаком в ближайшее ухо.
Звук получился громкий, отчетливый, но тут же утонул в реве, ругани и следующих, еще более добрых ударах. Досталось и стражникам, и десятнику, а сотника едва не затоптали, но он поднялся и принялся раздавать сдачу. На ногах Сердюк держался крепко, поэтому два первых пьяных ряда полегли от его кулаков, как трава под косой, но витязи тоже были не лыком шиты да к тому же превосходили числом. Сотника смяли и разбежались по двору мутузить гридней.