Те, кто поумнее, побросали блюда и дали деру в город; те, кто почестнее, бросились в драку. Кем-то проломили стену конюшни, и перепуганные лошади разбежались по двору, прыгая и лягаясь. Кому-то досталось копытом, и драка набрала новую силу – теперь молотили друг друга гораздо веселей и забористей, не обращая внимания на разбитые носы и губы.
Ратибор хитро ухмыльнулся и, схватив кус мяса с брошенного кем-то блюда, впился в него зубами.
Один из заводил драки рванулся за гриднем на кухню, но там его встретили впятером, разбили ведро о голову и отмолотили половниками. В запале раззадорившийся гридень уронил кадушку с маслом возле печи и залил жаровню. Полыхнуло.
Ратибор потащил Мару и Волка к частоколу, по дороге прихватывая куски разбросанной снеди и кидая ее в мешок с пескариками.
Во дворе уже орали: «Печенеги! Печенеги напали!» Некоторые спьяну хватались за оружие, в стену княжьего терема вонзилась стрела.
У частокола троица отдышалась. Ратибор отодрал зубами последний кусок мяса и швырнул пустую кость в месиво дерущихся.
– На! Пожуй чего! – протянул он Волку кусок копченого бока.
– Все бы тебе жрать! Погоди ты! Город ведь спалят… – нахмурился Волк.
Ратибор пожал плечами:
– Ну, как хочешь.
И нерешительно посмотрел на Мару.
Та молча взяла у него бок и, выбрав место помягче, откусила. Волк глянул на Мару с изумлением. К Ратибору-то он привык, а от девушки такого спокойствия не ожидал.
Ратибор одобрительно крякнул:
– Вот это годится, а то жратва под ногами валяется, а он, видишь ли, брезгует. Город спалят! Да кто его спалит? Порезвятся малость, ну, может, зашибут кого ненароком, так ведь это дело житейское, в княжьей дружине привычное. Поел бы, пока то да се…
– Надо сматываться, а они жрать взялись! Вот парочка! – воскликнул певец.
– Сдурел ты, что ли? Зачем же мы сюда шли, если в самый забавный момент уходить? – ухмыльнулся Ратибор.
– Так нас ведь под стражей вели! – воскликнул Волк.
Ратибор постучал пальцем по лбу:
– Это ты называешь стражей? Ладно, надо узнать, почему Владимир на нас окрысился, – добавил он. – Такие дела и таких людей за спиной оставлять нельзя, а тем более нельзя делать князей врагами. Глупо это и ни к чему доброму не приводит. Князья вообще хороши лишь в двух видах – либо в друзьях, либо в мертвецах. Такие вот дела.
Ратибор вздохнул, потер кулаки и шаг за шагом принялся пробиваться к крыльцу княжьего терема. Мара почти прижалась к его спине, а Волк нехотя отталкивал самых наглых драчунов.
Драка во дворе разгоралась. Уже побили конюха, развалили конюшню, спалили кухню и начали побивать слуг. Некоторые стали хватать зазевавшихся прислужниц, словно дрались не в родном городе, а во вражьем стане. Этих Ратибор безжалостно отправлял кулаками в грязь, даже не заботясь – встанут потом или нет. Девки с визгом разбегались, прикрывая наготу обрывками одежды. Мара с опаской перешагивала через лежащих и ползающих, стараяась от стрелка не отставать, чтобы ненароком не получить шальным кулаком по голове.
Народу во дворе прибывало – на шум и дым сбежались мужики из города, а из терема то и дело выбегали окосевшие от выпитого витязи, с ходу врубаясь в людскую массу. Ратибор заметил, что во двор пробрались несколько подольских воров, но заниматься ими было некогда.
Мару все-таки сбили с ног, тут же на нее навалился какой-то лохматый, распаренный дракой и крепкой брагой муж-ик. Мара закричала.«Ратибор сунул мужику ногой в ребра, присел и добавил локтем по затылку. Хруста за общим шумом не было слышно, но тело обмякло и неприятно задергалось. Стрелок стянул его на землю и помог задыхающейся от стыда и злости Маре подняться.
– Живая? – с напускным безразличием спросил стрелок и потянул ее за руку к крыльцу терема.
Через двери народ бегал в обе стороны, уворачиваясь от ударов и отвешивая оплеухи. На девку и двух витязей тут же обратили внимание, так что Ратибору с Волком пришлось задержаться, разваливая народ вдоль стен.
– Зараза какая… – Стрелок лизнул разбитый до крови кулак. – Железные у него зубы, что ли?
Он перешагнул через распластанное тело и повел друзей к лестнице на второй поверх. Мара не уставала удивляться – таких бойцов, как Ратибор с Волком, ей еще видеть не приходилось, казалось, что удержать их выше человеческих сил, хотя на вид не такие уж крепкие, а рядом с богатырями княжьей дружины и вовсе выглядели слабаками. Но Мара уже поняла, что грозный вид и бойцовая стать еще не делают из мужчины воина.
Владимир хмуро глядел во двор из окна светлицы.
– Ну что, хорошо погуляли? – рыкнул от дверей Белоян. – Поели, попили, потешились… Половина двора в огне, того и гляди пламя на терем перекинется, а тушить некому – все дерутся.
– Умолкни, волхв, – не оборачиваясь сказал князь. – Тошно и без твоих упреков.
– Это от выпитого, – хохотнул Белоян. – Сколько можно пировать? Опухли все, друг друга не узнают, соображать совсем перестали. Как воевать с такой дружиной?
– Да они только и делают, что воюют… Не могу я не дать им отдыха.
– Это не отдых, – рыкнул волхв и уселся на лавку. – Эдак вымрет дружина без всякой войны. Или перебьют друг друга, или перемрут от горячки. Посмотри на Сопатого – желтый весь стал, еле двигается. А каков был боец…
– Так и вылечил бы. За что я тебя кормлю?
– Мог бы и не кормить, – фыркнул Белоян. – Я с голоду не помру, можешь поверить. Но от такой хвори уже не лечат. Снаружи человек еще жив, а внутренности уже умерли и гниют. Помрет Сопатый, до зимы точно не доживет.
Владимир отвернулся от окна и глянул на жуткую медвежью морду, заменявшую волхву человеческое лицо. Уши у него тоже были медвежьи – покрытые густой бурой шерстью.
– Слаб ты стал, – нехорошо усмехнулся князь. – Куда тебе других лечить, если себя о г медвежьей башки вылечить не сумел?
– А я и не пробовал, – рыкнул. Белоян сквозь клыки. – Не вижу надобности. И не чужого ума это
дело.
– Дерзок стал. – Владимир нахмурился и снова отвернулся к окну. – Все плохо стало при дворе. Муторно. Дружина в сброд превращается, друзья во врагов, а верные слуги скоро на престол станут метить.
Худо.
– Ты о ком? – Белоян подозрительно сощурил
медвежьи глазки.
– Рано пока говорить, – отмахнулся князь. – Время придет, все узнают.
– Говори, не томи душу… – Волхв напрягся и наклонился вперед.
Владимир тоже сел на лавку, погрузившись в задумчивость.
– Один человек ко мне приходил, – наконец вымолвил он. – Мы говорили. Долго.
– О чем?
– О Камне и витязях Стражи, – из-под бровей
глянул князь.
– Почему меня не позвал?
– Так вышло.
– Так что же нового ты выведал про этот Камень?
– Нового ничего, но вот раздумья одолели… Это ведь правда, что Камень дает особую власть?
– Верно, – кивнул Белоян.
– И престол с ним занять можно?
– Так… – прорычал волхв. – Ты бы лучше рассказал мне, кто это тебя решил поссорить с лучшими витязями?
– Это не мои витязи.
– Они русичи. – Белоян покачалмедвежьей мордой.
– Эти тоже русичи. – Владимир презрительно махнул в сторону окна. – Много ли проку?
– То другое. Другая удаль и другая сила. А в Страже общая сила. Сила всех людей, часть твоей силы и даже моей. Это важно.
Владимир хлопнул ладонью по лавке.
– Не позволю! – шикнул он сквозь зубы. – Не желаю, чтоб на Руси у кого-то была сила больше моей! Не будет так.
– Это враг к тебе приходил, – остановил князя волхв. – Враг, поверь. Только врагу выгода от такой ссоры и от таких подозрений. Вспомни недавнее! Кто одолел поляков? Ну?
– Витязи Стражи, – хмуро ответил Владимир.
– А ведь могли престол хоть тогда захватить, хоть позже. Не стали.
– У них не было Камня. Приходивший сказал, что Камень вообще не должен быть в людских руках. Все беды людские именно в нем имеют корни…
– Скажи, кто он, – требовательно сказал Белоян. Владимир хотел воспротивиться такой дерзости,
но не вышло – он почувствовал, что не может управлять ни телом, ни мыслями, а Белоян сидит и смотрит ему прямо в душу.
– Говори… – велел волхв.
– Была ночь, – размеренно начал Владимир, и голос у него был как у спящего. – Я послал за наложницей, чтоб разула меня. Но вместо девки в светлицу вошел кто-то весь в черном, как ходят христианские волхвы из закатных земель. Я хотел позвать гридня, но не смог. Стал слушать. Незнакомец говорил о войне и о смуте, о витязях Стражи и о том, что на Руси давно надо принять новую веру. Без нее не будет порядка. А витязей Стражи надо взять в полон и держать на воде и хлебе, не выпуская из ямы даже по нужде. А потом для меня привели девку, и я очнулся, а незнакомца в светлице не было.
Владимир умолк, уставившись в одну точку, а Белоян тяжело вздохнул и опустил мохнатую медвежью морду.
– Кто-то новый… – прошептал волхв.
Князь безучастно сидел на лавке, чуть покачиваясь при каждом глубоком вдохе, глаза его были открыты, но видели явно не стены светлицы, губы шевелились, но даже Ратибор не смог бы прочесть слова по невнятному трепетанию.
– Вот зараза… – шепнул стрелок, убирая глаз от щели между бревнами. – Ни хрена не прочесть.
– Ну хоть что-то ты понял? – шепнул Волк.
– Только то, что говорил Владимир. А вот с волхвом хуже некуда – по медвежьей пасти я читать не обучен.
– Ну что там? – тихонько спросила Мара.
Они спрятались в соседней горнице, перепугав двух перебирающих вещи прислужниц. Те забились в угол и сидели тихо, как мыши, – страх за жизнь оказался сильнее страха княжьего гнева.
– Кто-то на нас клевету возвел, – ответил стрелок. – Совершенно дурацкую, будто мы престол захватить собираемся.
– Кто? – поинтересовался Волк.
– Непонятно. Монах какой-то, если верить Владимиру.
Мара удивленно подняла брови.
– Кто такой монах? – спросила она.
– Вроде волхва у христиан, – пояснил Ратибор.
– Много у вас врагов, – вздохнула девушка. – Понятно, почему вы такие бойцы.