Представилась промокшая рубаха, прилипшая к девичьему телу, но он усилием воли отогнал эти мысли.
Стрелок решил, что для него и для Мары все выглядело немного по-разному. Для нее не было разницы, в одежде она или нет, а для него была. Только потому, что она его не стеснялась, Ратибор надумал, что она его предпочла. А она просто такая. Не стесняется наготы, и все. Тем более она звала купаться и его, и Волка, просто Волк застеснялся и не пошел. Так что о каком-либо предпочтении говорить рановато.
Стрелок улыбнулся и следующую ветку сломал о колено. Он снова прокрутил в памяти всю прогулку. Нет, не сделал он ничего такого, за что ему было бы стыдно и за что Мара могла бы его упрекнуть хотя бы мысленно.
– Ничего не добиться – это лучше, чем все испортить, – сказал он вслух и подкинул сучьев в огонь.
– Вот такие надо искать. – Мара сорвала и показала лист. – Только чтоб не завядшие.
Волк глянул на лист мельком, задержав взгляд на девушке. Он отошел на несколько шагов, будто его и впрямь интересовали душистые листья, а сам принялся выискивать цветы покрасивее. Он хотел сорвать такой букетик, чтобы ни один цветок в нем не повторялся по цвету. Но на этой полянке росли почти одни белые и только два синих. Как назло.
Волк сорвал два цветка и на другом краю поляны заметил в траве красное мельтешение. Прошел туда и действительно нашел красный цветок, а рядом желтый. Повезло. С цветом теперь выдумать что-то было трудно, и он принялся собирать букет по форме соцветий. Дело пошло быстрее.
Наконец он посчитал букет подобающим, спрятал его за спину и пошел удивлять Мару.
– Ну что, нарвал? – спросила она у него еще за десяток шагов. – А то я только три пригодных листа нашла, а надо хотя бы шесть.
– Нарвал, – улыбнулся певец.
Девушка улыбнулась в ответ, и он протянул ей букет. Только она как-то странно на него посмотрела, а улыбка сошла с ее губ.
– Я думала, ты листьев нарвал, – разочарованно вздохнула она. – Я все руки крапивой себе обожгла.
– Хотел тебе сделать приятное. – чуть обидел'ся Волк. – Подбирал по форме, по цвету… А ты с этими листьями.
Он в сердцах отбросил цветы и пошел собирать листья. Нашел два, тоже обжегся крапивой и зло направился к костру.
– Ты что, Мару одну оставил в лесу? – вытаращился на него Ратибор.
– Да что с ней станет… Она скорее витязь, чем девка. Как за ней ухаживать?
– Ну уж, по крайней мере, одну в лесу не следует бросать. Следи за костром.
Ратибор кинулся через густой подлесок. Белое пятно рубахи он заметил почти сразу и сбавил шаг, чтобы Мара не подумала, будто он за ней бегает. Не пристало витязю выказывать свои чувства.
– Собрала? – спросил он.
– Да там их целая охапка, – показала она в заросли крапивы. – Но как достать?..
– Запросто, – усмехнулся стрелок, вломился в крапиву и сгреб листья в сноп, не обращая внимание на жжение. – Столько хватит?
– Хватит, – рассмеялась она.
Они вернулись к костру и обложили листьями мясо.
– Шел бы искупался, – предложил Ратибор Волку. – Мы не станем подглядывать.
– Переживу, – ответил певец.
– Хотя бы пот смыл. Да не беспокойся, я пригляжу за костром.
Волк встал и молча пошел вдоль берега, пока деревья не скрыли его. Через какое-то время послышался громкий всплеск и вдалеке от берега по воде разбежались круги.
– Чего он какой-то обиженный? – осторожно спросил Ратибор.
– Не знаю, – пожала плечами девушка.
Стрелок взял нож и срезал подходящие прутья, затем нанизал куски мяса вместе с листьями и закрепил над жаром. Зайчатина почти сразу запузырилась, зашипела и пустила сок. Ратибор достал из мешка каравай хлеба, отломил кусок и повесил над углями так, чтобы жирок с тушек стекал на мякиш. Когда хлеб с юшкой чуть припекся, стрелок подул на него и предложил девушке:
– Попробуй. А то когда еще мясо сготовится.
Она взяла и разломила горячую корочку, половину отдав стрелку. Они сели на корточки и захрустели поджаристым хлебом, от которого исходил ароматный мясной пар.
Волк не возвращался долго, хотя плеска давно уже не было слышно. Скорее всего, тоже выстирал одежку и лежал в траве, ждал, пока высохнет. Зайчатина уже сготовилась, когда он вернулся.
– Легок ты на готовенькое, – усмехнулся Ра-тибор.
– Да уж прямо, – фыркнул певец. – Я их подстрелил, я огонь высек, так что нечего себе чужие заслуги приписывать.
Он уже не выглядел ни обиженным, ни рассерженным, видно, купание и уединение пошли ему на пользу. Взяв положенную ему тушку, Волк нарезал ее и разложил на листе, чтобы быстрей остывала. Небольшой кусочек отправил в рот.
– Хорошо приготовилось, – заключил он и налег на остальное.
На Мару он теперь обращал внимания не больше, чем на любого человека рядом, будто в его глазах она и впрямь превратилась из девушки в витязя. К тому же в почти незнакомого витязя. Причины Ратибор не знал, но решил обязательно выяснить, что же у них произошло там, в лесу.
После еды решили немного поспать у воды, чтобы потом можно было ехать до самого вечера. Ратибор назначил в дозор по очереди себя, Волка, а потом Мару. Двое спят, один охраняет.
– Ей-то зачем в дозор, – вступился за девушку Волк. – Пусть спит.
– А чем она от нас отличается? – пожал Ратибор плечами. – Взяла меч в руки – значит, витязь. Различия в теле тут не играют роли.
– Совести у тебя нет. – Певец махнул рукой и прилег на траву. – Она же девица… А ты ее в дозор.
– Тут все равны, – серьезно повторил стрелок. – Детей малых нету. Если бы я тебя от дозора освободил, ты бы не обиделся?
– Так я же не девка.
– Значит, девка, по-твоему, не человек?
– При чем тут это… – рассердился Волк. – Умеешь ты все перевернуть. Просто к девкам завсегда относятся мягче, а тебе словно нет никакой разницы.
– Спи давай. – Ратибор решил завершить бесполезный спор. – Тебе следующему в дозор.
Волк улегся, а Ратибор принялся доедать зайчатину.
Глава 14
Случай со странным мертвецом в кузне и убийством одного из чужаков переполошил всю деревню. Люди у колодца собрались хмурые, перепуганные, в основном мужики. Женщин, детей и девок, от лиха подальше, решили держать в домах. Пока все не образуется и чужаки наконец не уедут.
– Никто из наших вашего не убивал, – уверенно сказал низкорослый пожилой староста.
– Знаю, – спокойно ответил Жур, слепо уставившись в пространство над головами собравшихся. – А что взяли плату за худое дело, пусть боги с вами разбираются.
В устах слепого это прозвучало не просто мрачно, а до ледяного ужаса страшно. По толпе будто прокатилась короткая волна.
Стоящий рядом Микулка поежился, хотя ему вовсе не было жалко никого из собравшихся. Хотелось не дожидаться небесного возмездия, а самому, сразу, жестоко и скоро наказать виновных в гибели Мякши. Никому нельзя спускать с рук худые дела, иначе безнаказанное зло силится и плодится, пронизывая мир уродливыми корнями.
Но Жур об этом был иного, странного, как всегда, мнения. Иногда Микулку это раздражало сверх всякой меры, но почтение к возрасту волхва не позволяло выразить чувства словами. Хотя порой очень хотелось. Микулка припомнил недавнее наставление Жура о том, что насилием зла не одолеть. Глупость какая… Чем же его тогда побеждать? Целоваться с врагами, что ли? Или стоять и глядеть, как злодей убивает, ворует, калечит? Или ждать, когда ленивые боги соизволят принять участие в жизни людей и наказать поганца? Микулка считал, что своя рука гораздо верней непонятной божественной воли. А главное, быстрей.
– Мне нужно знать, кто из ваших этим днем выехал из деревни, – прервал его мысли Жур. – Как только мы узнаем приметы, сразу справим тризну по Мякше и уедем. Всем от этого будет лучше.
Народ стоял тихо, осторожно, украдкой оглядываясь. Словно пытаясь убедиться, что знакомцы все рядом.
– Мужики все на месте, – уверенно сказал староста.
– Может, жена от кого сбежала? – насмешливо спросил Микулка.
Староста покачал головой:
– Нет, наши все здесь. И бабы, и девки. Если бы жена или дочь у кого пропали, уже крику было бы…
– Этого быть не может, – по-прежнему спокойно произнес Жур. – Кто-то из деревни все же уехал, прихватив коня и мечи, скованные чужаком. Вам лучше знать, кто это мог быть.
Староста только пожал плечами. >
– Народ весь здесь, – кивнул он и насупился.
– Врет… – шепнул Микулка. – По глазам вижу, что врет.
– Погоди. – Жур отстранил его за спину могучей ладонью.
Один из мужиков, стоящих в первом ряду, усмехнулся.
– Чубика нет, – сказал он, и народ вокруг заметно повеселел, кое-кто даже засмеялся.
– Нашел время дурачиться! – прикрикнул на него староста. – Не время нынче для шуток.
– А чего? – пожал мужичок плечами. – Он спросил, я ответил.
По толпе снова прокатился смешок.
– Кто этот Чубик? – насторожился Жур.
– Дурачок местный. Шатается где хочет, иногда даже в лесу без всякого страха ночует. Вреда от него никакого, а ума, наверное, у курицы больше.
– Дурачок? – сжал губы Жур. – Что же вы раньше молчали?
– Да что о нем говорить? Он и мухи не обидит, да и ездить верхом не может. Совсем дурной, его на пожаре бревном по голове угадало, так он с того времени едва с десяток слов связать может. Никто ему не указ. Кормят добрые люди…
– Каков он из себя?
– Крепенький. Три десятка весен точно ему стукнуло, а может, и боле, но на вид и двадцать можно дать, и все сорок. К тому же седой он. Сутулый очень.
– Готовьте тризну, – сказал Микулка. – Если в память о витязе чего пожалеете, то я гнева богов ожидать не стану. Ясно?
Староста кивнул и тут же принялся раздавать указания. Он понимал, что отделался легко. Главное, чтобы чужаки поскорее уехали, а там все наладится. Пусть гоняются за дурачком, если хотят, ему до этого дела нету. А выставить еды и меда на тризну – не такая большая вира с деревни. Могло кончиться и хуже.
Ратибор сам не понял, отчего проснулся. Может, что-то приснилось нехорошее, да не запомнил, а может, просто сработало чут