Выскочив на дорогу, Ратибор расслышал удаляющийся в сторону Чернигова топот копыт. Три удара пятками, и Ветерок послушно перешел в широкий галоп, в ушах засвистел упругий воздух. Микулкин конь оказался хоть и грузен, но гораздо резвее покупных скакунов – стрелок очень быстро догнал друзей.
– Вперед! – рявкнул он на скаку. – Не останавливаться, пока у коней пена с губ не пойдет! Кони в лес ломиться не станут, по дороге поскачут!
Несмотря на толстый слой увядающих листьев, дорога грохотала под копытами лошадей. От напора ветра и тряски говорить было немыслимо, оставалось только изредка перекрикиваться короткими фразами.
За спинами полыхнуло особенно ярко, и свет упруго рванул воздух, будто это был не свет, а порыв злого ветра. Листья вокруг зашумели и посыпались вниз трепещущими тенями, словно тысячи нетопырей вылетели из своих гнезд. И тут же воздух наполнился клокочущим воем, высоким и резким, от которого волосы шевельнулись разом по всей коже, и заломило зубы, и уши сдавило, словно ладонями.
– Не уйдем! – резко выдохнул Волк, едва удерживаясь в седле.
– Да уж прямо! – зло сощурился Ратибор и оглянулся.
Под Марой конь шел хуже всего – то ли устал, то ли не привык скакать галопом в темноте без дороги. Ратибору приходилось придерживать Ветерка, хлестать лошадь под Марой и подгонять криком и гиканьем. Девушка прильнула к шее коня, вцепившись в гриву до белизны пальцев.
Вой, доносящийся с поляны, становился громче и громче – теперь все кости дрожали, а в глазах поплыли белесые туманные пятна.
– Что это? – выкрикнула Мара.
– Ступа, – коротко выкрикнул Ратибор. – Что?
– Ступа. Бабка в ней летает по воздуху.
– Ой! Не уйдем… – простонал Волк.
Теперь вой раздавался почти за спинами, и, обернувшись, Мара заметила летящую следом ступу, в которой сидела Яга и правила помелом, загребая воздух то в одну, то в другую сторону. Вокруг ступы бешено кружился вихрь желтых листьев – это он выл и свистел на разные голоса.
– В лес! – надрывно закричал Волк. – Надо в лес уходить. Там по воздуху не полетаешь!
– Стой! – Ратибор едва успел удержать лошадь Мары за повод. – В лес нельзя – звери. Не догонит она нас!
– Почему? – Волк удивленно придержал коня..
Ответить Ратибор не успел. Летящая ступа вдруг замерла в воздухе, будто налетев на невидимое дерево, а Бабу-ягу выбросило из нее, как камень из ромейской катапульты. Старуха кувыркнулась несколько раз в воздухе и, поминая древних духов, зашуршала высокими ветвями в темноте леса. До путников долетели только ее метла и глухой удар из чащи, когда бабка наконец коснулась земли. Ступа так и осталась висеть в воздухе, ворочая вокруг себя тугой вихрь из листьев и пыли.
– Отпусти ступу! – приказал Ратибор Волку. Сам он соскочил с седла, подобрал метлу и сломал
о колено.
– Как? – не понял певец.
– Сам увидишь. – Ратибор отбросил подальше обломки метлы.
Волк с опаской подъехал к качающемуся вихрю, в центре которого на небольшой высоте подергивалась деревянная ступа. Она напоминала разъяренного пса на привязи, и когда Волк пригляделся, он заметил во тьме веревку, держащую ступу за днище. Он вынул из ножен меч и полоснул по пеньковым волокнам, те лопнули со звоном и свистом, а ступа взревела и быстро скрылась во тьме над головами.
– Теперь пора давать деру, – улыбнулся стрелок, запрыгивая в седло.
– На обратном пути бабка нас со свету сживет, – нахмурился Волк.
– Что-нибудь придумаем, – беспечно отмахнулся Ратибор, разгоняя коня. – Веревку только жаль… Теперь, если что, ни на скалу толком не влезть, ни через пропасть не перебраться.
– Поезжай забери, – усмехнулся Волк. – Как ты ее вообще успел привязать?
– Жить захочешь, успеешь, – фыркнул стрелок. Такого ответа Волк от него не ожидал. Впервые за
долгие годы дружбы и совместных скитаний Ратибор заговорил о спасении собственной шкуры. Волк надулся и поскакал следом.
Видимо, правду говорят люди, что с появлением девки приходит конец мужской дружбе. Сильно изменился Ратибор за последние дни. Сильно.
Когда кони выдохлись и перешли на облегченную рысь, стрелок чуть обернулся через плечо.
– Чего надулся? – спросил он у Волка. – Что по морде получил? Так мало…
– Чего надо, того и надулся. Сам говорил, что девка с кем хочет, с тем и идет. За что ж по морде-то? – Волк потер зашибленную скулу. – Я ж тебя не бил, когда вы из озера вышли? А кто знает, что вы там делали?
Ратибор промолчал. Глянул на Мару.
– Ладно тебе! – бросил он певцу. – Скажи лучше, где конячку оставил?
– Продал… – фыркнул Волк, поправляя воротник куртки, под которым тускло блестела гривна.
– Царевичу хромую конячку всучил? Да еще за тройную гривну? – с укором спросил Ратибор, но в глазах его забегали озорные искры. – Совести у тебя нет.
– На себя посмотри! У друга дом забрал, на коней выменял, и еще совести хватает в чем-то меня упрекать. – Волк окончательно обиделся и отвернулся.
Лошади шли хорошо, только конь под Марой начал отставать. Ратибор велел перейти на рысь, а затем и на шаг, чтобы дать отдохнуть лошадям и собственным изрядно уставшим спинам.
– Скоро начнется Большая плешь, – сказал он. – Можно будет отдохнуть.
– Там леса нет? – не поднимая глаз, спросила Мара.
– Есть, – холодно ответил стрелок. – Просто пореже и не смыкается над головами.
– Ночью там звезды видно, – добавил Волк. – А днем небо и солнце. Правда, после этой плеши лес еще гуще становится Так почти до самого Чернигова.
Он поравнялся с девушкой, и они поехали рядом, колено в колено. Ратибор отвернулся и чуть подогнал коня, чтобы парочка осталась за спиной. Чтобы не видеть… Еще бы лучше не слышать. Он пару раз ударил коня пятками и отъехал вперед настолько, что до ушей доносилось лишь притопывание копыт и не-внягная речь. Стрелок опустил голову и расслабил плечи – ему не впервой было спать прямо в седле. Когда лошадь идет по дороге шагом, можно о ней не думать.
Мысли то и дело возвращались к случившемуся б избе, но Ратибор их старательно отгонял, потому что сам не мог разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, понятно, что все заварилось на старухиной волшбе, но с другой… Кто знает, что была за волшба и как на что повлияла. И успела ли повлиять? Может, Мара по доброй воле сняла портки перед Волком? А может, старуха навела чары.
В конце концов, запутавшись окончательно, Ратибор разозлился. Глупо думать о том, чего не можешь понять, глупо и бесполезно. Да к тому же Мара – девица вольная и сама может выбрать себе пару. Возможно, оно и к лучшему, раз уж само так вышло. Волк – верный соратник, значит, и мужем, скорее всего, будет верным. Себя Ратибор не очень-то представлял в роли мужа, а мысль о собственных малых детях и вовсе вызывала растерянность, замешенную на самом настоящем страхе.
Но разум разумом, доводы доводами, а чувства говорили иное. Чувства велели злиться и мысленно упрекать Мару за беспечность, а Волка за то, что умудрился оказаться чем-то лучше его самого. Плюнуть хотелось на все, на войну эту бесконечную, на неустроенную походную жизнь, хотелось еще быстрее разогнать коня и оставить все прошлое за спиной. Уехать куда-нибудь, где его никто не знает, и стать кем-то другим, даже ремеслу выучиться. Ремесел много, может, к какому из них и есть способности.
Ратибор уже всерьез размечтался, чем бы ему именно хотелось заняться в новой жизни, как звук звонкой затрещины, раздавшийся за спиной, вывел его из сонного оцепенения.
– Иди ты к лешему! – выкрикнула Мара. – Сама бы я с тобой никогда!.. Хоть бы совесть имел, не напоминал о постыдном. Воспользовался старухиной волшбой и вообразил неизвестно что!
– Я ее не просил волхвовать! – Голос Волка дрожал от обиды.
– А мне почем знать? – не унималась девушка. – Просить может и не просил, а воспользоваться был рад.
– Я же не знал, не ведал..
Мара не ответила, только конь под ней начал чаще перебирать ногами. Ратибор не стал оглядываться, сделал вид, что спит, как и спал, но теперь едва мог сдержать улыбку. Не злорадную, скорей торжествующую. Сердце отпустило, и дышать стало легче. Он любил, когда все выходило по справедливости.
Глава 15
Солнце почти село, когда Микулка и Жур выехали из деревни. Над их головами медленно плыли темнеющие тучи, и лишь на западе их надрезало раскаленным клинком заката.
– Следов почти не видать, – наклонился в седле паренек. – Очень уж тут дорога утоптанная. И темнеет быстро.
– Здесь следы ни к чему, и без того ясно, куда может двинуться тварь, – спокойно ответил волхв.
– Куда? – выпрямился Микулка.
– Отсюда вообще дорог мало. Либо на Новгород, либо на Чернигов. Но в Новгороде ей делать нечего, да и дороги уже размывать начинает. Если бы я решил извести витязей Стражи, я бы направился в Киев. А до стольного града, сам знаешь, дорога только одна – от Чернигова через лес.
Микулка поежился:
– Я бы лучше заплатил корабельщикам денег, чтоб пройти по реке. Не люблю я эту дорогу.
– Ну, ее вообще мало кто любит. Но тварь наверняка пойдет там, она ведь не человек, ей бояться нечего.
– Встретили бы в Киеве… – недовольно вздохнул парень.
– Там столько народу, что искать будет сложно, да и поздно может оказаться. Для нас вообще самый верный путь – догнать ее между Киевом и Черниговом.
– Значит, ехать без остановки.
– Да. – Жур устроился в седле поудобнее. – Я лишь боюсь, как бы твои друзья не двинулись нам навстречу. Предупредить мы их не можем, а они нестанут подозревать вкаждом встречном смертельную угрозу. Если они примут тварь за человека, то она перебьет их без всякого труда.
– А мечи не подскажут?
– Не знаю. – Жур скупо пожал плечами. – В них ведь души обычных людей…
Микулка задумался и нетерпеливо поерзал в седле. Хотелось сделать что-то сразу, немедленно, да вот только что? Он впервые почувствовал предел своих возможностей, и это оказалось страшнее, чем самая лютая битва. Жур, в отличие от него, ехал спокойно, даже расслабленно, будто судьба друзей его вовсе не волновала. Но дело было не в этом – просто предел возможностей он почувствовал очень давно и знал, что выше головы прыгнуть все равно не получится.