Упырь заревел громче прежнего и принялся биться тяжелой головой о бревна стены, не в силах выбраться из ямы без помощи обрубленных лап. Остальные продолжали рыть как ни в чем не бывало.
Пока не образовались новые ямы, паренек принялся обтесывать конец выбитого бревна, превращая его в острие. Жур в это время возился с огнивом.
– Я думал, ты кремень вместе с мешками выбросил, – сказал Микулка, не переставая работать мечом.
– Ну уж нет, – усмехнулся волхв, раздувая дымящийся трут. – Без мешков прожить еще можно, даже без коней не помрем, а во г без огня человек жить не может.
Наконец огонек полыхнул и задорно перебежал на поджидавший пучок соломы, волхв подхватил его и бросил в печь.
– Помоги растопить, – попросил Жур. – Без глаз мелкую работу делать несподручно.
Микулка собрал стружку, слетевшую из-под меча, и бережно уложил в огонек, добавив еще пару пучков соломы. Пламя занялось ярче, и паренек подбросил сначала мелких дровишек, уже покрытых от старости мхом, а потом четвертушек полена.
– Обожги кол, – посоветовал волхв. – Легче обтешется и острее будет.
Микулка сунул конец бревна в печку, но тут осыпалась земля под другой стеной. Пришлось бежать туда и снова рубить лапы.
Разделавшись еще с одним упырем, он услышал громкий треск и замер, постепенно понимая, чем мог быть вызван такой необычный звук. Он очень напоминал треск огромной пилы, впивающейся в твердое дерево.
– Бревна грызет, нежить проклятая! < – со смесью испуга и злобы крикнул Микулка.
– Ничего. Подожди, пока высунется морда. Тогда и рубанешь.
Микулка замер, перехватив рукоять двумя руками. В отсветах пламени меч казался отлитым из золота, острие мерно покачивалось в такт дыханию.
Грызть бревна начали и с другой стороны, но метаться паренек не стал. Сейчас опасность представлял лишь тот упырь, который первым пустил в ход зубы.
Едва его морда показалась в прогрызенную дыру, Микулка изловчился и отсек обе челюсти вместе с зубами.
– На одного противника меньше, – довольно сообщил он. – Без зубов и когтей он нам не страшен.
– Рано радоваться. – Жур недовольно нахмурил брови. – Таких упырей нам и трех вполне хватит. Даже из двух один был бы лишним.
– До рассвета еще далеко? – с надеждой спросил паренек.
– На это и не надейся. Они три раза успеют разнести избушку по бревнышку, прежде чем в Киеве пропоют первые петухи.
– Куда только боги смотрят? – фыркнул Микулка, достал кол из печи и принялся обтесывать мечом обуглившийся конец.
Так дело двигалось намного быстрее.
– Готово! – Он довольно осмотрел получившееся копье. – Такой жердью и конного витязя остановить можно.
Жур усмехнулся:
– Это если бы кол был дубовый…
– И такой сойдет. Упырь – это ведь не витязь в кольчуге, гнилье.
Один из упырей снова взревел, и земля посыпалась под ближним к печи углом, бревна просели и скрипнули, грозя обвалиться всей стеной разом.
– Плохо дело… – нахмурился паренек. – Под таким натиском домик не долго выстоит.
Он подскочил к новой яме, собираясь уже рубить лапы, но рубить оказалось нечего – упырь прорыл такую глубокую яму, что оказался ниже земляного пола. – А-а-а! – испуганно вскрикнул Микулка, едва успев отбежать на середину избы.
Упырь резко разогнулся, восстал из-под земли на задних лапах, во весь свой чудовищный рост. От испуга паренек растерялся – копьем его бить или мечом. Если копьем, то меч надо бросить, а если мечом, то подойти надо значительно ближе, чем подпускают остатки смелости.
Микулка так и не решил, что делать, а упырь поднял лапы и бросился на него. Паренек с огромным трудом увернулся от быстрого и очень тяжелого тела, вскользь рубанув заднюю лапу. Не помогло – лохматая тень снова прыгнула, на этот раз вроде бы даже быстрее. Микулка уже понял, что от такого броска ему не увернуться. Стало жалко себя до слез, а время как бы замедлилось, давая прокрутить воспоминания жизни.
– Не спи! – донесся голос Жура сквозь упыриный рев.
И Микулка понял, что время остановилось не само собой и уж совсем не для того, чтобы он предавался воспоминаниям.
Пользуясь внезапной медлительностью упыря, он подскочил к нему вплотную и принялся неистово рубить наотмашь, почти не глядя. Так совсем молодые гридни рубят деревянных болванов на потешном поле.
– Хватит! – Это уже голос меча, почти позабытый за последнее время. – Не трать силы зря!
Микулка остановился, с удивлением разглядев разбросанные по всей избе куски упыря. Жур с укоризненным видом обтер рукавом с лица зловонную жижу.
Паренек и сам был измазан в этой кашице с ног до головы, он понять не мог, как за короткий миг успел изрубить чудовище в такое мелкое месиво.
И тут снова раздался голос меча:
– Осторожно1 Последний на крыше!
Микулка поднял лицо и тут же зажмурился – с обветшалой крыши посыпалась многолетняя пыль вперемешку с соломенным перегноем. Наверху раздались громкий шорох и скрип проседающих бревен.
– К стене! – выкрикнул Жур и бросился в сторону, но за несколько мгновений до этого Микулка уже решил, что делать.
Он положил меч на пол и, подхватив заготовленный кол, поднял его острием вверх. И тут же над головой грохнуло, треснуло, и огромная туша рухнула вниз в потоках трухи и пыли.
Упырь попал точно на кол и нанизался от хвоста до макушки, но и паренек едва успел отскочить от удара могучей лапы. Уже отпрыгнув на пару шагов, он бросился на пол и коротко кувыркнулся обратно, успев подхватить меч раньше, чем медведь повалился на бок.
С бревном, пронзившим все тело, упырь не мог двигаться так же быстро, как поначалу, но все равно его скорость была в несколько раз больше, чем у обычного зверя такого размера. Он резко развернулся, выпустив из обеих ран целые потоки гнилья, и Микулка явственно расслышал свист, с которым толстое бревно рассекло воздух.
Душа опустилась куда-то ближе к желудку, а тело замерло, не в силах двинуться без приказа оцепеневшего от ужаса разума. Из неподвижности его вывел яркий свет – это Жур изловчился бросить пылающую головню в кучу соломы.
Пламя разбежалось вдоль стены, и Жур выкрикнул что было сил.
– Наружу беги!
Микулка рванулся, чувствуя, как все сильнее замедляется время, а упырь двигается, словно муха, попавшая в мед. Паренек проскочил порог, даже не заметив, куда подевался засов, выскочил на дорогу и только тогда увидел Жура
Он стоял неподвижно.
– Все, он не выберется, – совершенно спокойно произнес волхв, будто совсем недавно не кричал и не прыгал. – Изба пересохла, сейчас полыхнет, как солома.
Раздался громкий рев, и через дыру в крыше полыхнул высокий язык пламени. Она просела и рухнула вниз, затем покосились стены, через щели в просевших бревнах тоже пробился огонь. Пылающий упырь без передних лап с ревом выскочил из отрытой ямы и сделал несколько шагов к людям, все еще чуя в них добычу. Но рухнул и больше не двигался, превратившись в обыкновенную дохлую тушу.
Он лежал и горел, а перед глазами Микулки все еще двигалась медвежья тень без передних лап.
– Послушай… – обратился он к Журу. – Ты уверен, что тварь вселилась именно в медведя?
– Да.
– Тогда нам нужно скорее возвращаться в лес, туда, где она бросила тело деревенского дурачка.
– Ты что, голову повредил, когда прыгал? – подозрительно спросил волхв. – Друзьям твоим помощь нужна как никогда раньше, а тыпо лесу шляться решил?
– Там Камень остался, – уверенно шепнул паренек. – И все мечи, что были выкованы.
Жур промолчал.
– У медведя нет рук. – Микулка пожал плечами, понимая, что Журу не нужны объяснения.
Просто почему-то он поступил именно так, а не иначе.
– Я пойду к ним на помощь. – Волхв развернулся и пошел по дороге на юг. – А ты делай как знаешь. Я тебе не указ.
Микулка стоял и никак не мог решиться сделать шаг в ту или иную сторону. Перед мысленным взором пробежали лица оставшихся в живых друзей, а потом нежное лицо Дивы, которое уже начинало стираться из памяти.
– Я обещал, – сам себе сказал паренек и, засунув меч в ножны, пошел в ту сторону, где остались мешки с факелами.
Вытащив пару самых удачных, Микулка вернулся к горящей избе и подпалил один факел, а второй заткнул за пояс, чтобы не мешал, если что, выхватить меч. Взяв покрепче факел, он очертил над головой огненный круг Рода и двинулся в сторону леса. Туда, где лежал Камень – ключ к небесным вратам.
Глава 16
Ратибор вышел из пещеры так неожиданно, что тварь едва успела убрать щупальца от сердца Волка. Но в краткий миг, когда боевые отростки убирались внутрь медвежьего тела, тварь содрогнулась от боли. Мысли двух человек не могли бы ее убить, даже останься она вообще вне тела, но боль оказалась намного сильнее, чем она могла ожидать.
Тварь скомкалась, скукожилась, ничего не замечая вокруг, и, лишь когда судороги кончились, снова смогла полностью овладеть медвежьем телом – его зрением, слухом и обонянием.
Обретя возможность оценивать ощущения, она поняла, что и Волку досталось изрядно – сердце с трудом запустилось после внезапной остановки, набранный в грудь воздух вылетел клокочущим кашлем. Певец упал на колени, и его вырвало вместе с новым приступом кашля.
Ратибор подошел ближе.
– Да, что-то брюхо тебя сегодня здорово подвело, – чуть насмешливо сказал он.
– Это не брюхо… – Вместо связной речи у Волка только хрип вырывался из глотки.
Но стрелок хорошо умел читать по губам.
– Что случилось? – Голос его мигом стал серьезным, а тело собранным.
Он подхватил друга под мышки и поволок к пещере, как волокут раненого в бою витязя, когда выносят из лютой сечи.
– Говори, что случилось? – шептал он, чувствуя, как волна беспокойства окатывает его с головы до ног.
– Тварь… Воин логова Тьмы… Напала… – с трудом шептал Волк. – Она где-то рядом. Невидимая…
Медведь в кустах открыл глаза, повел мордой и поднял голову. Тварь под защитой его черепа окончательно пришла в себя, к ней вернулись не только обычные ощущения медвежьег