Тетка помолчала, словно раздумывая, говорить или нет.
– Мой ведь совсемникудышным охотником был, – призналась она. – Стрелял хорошо, но чутья в нем не было. Но если бы я другому советы давала, он бы меня со свету сжил, а мой любит меня, потому и прислушался. Так что, если сердце тебе подскажет, разумом не оценивай.
Мара вспомнила все это, и тревога еще сильней овладела всем ее существом. Девушка вдруг поняла, что сердце ей давно подсказало, но разум так и пытается заглушить этот голос. Ну какой же парой может быть витязь, котырый жизнь свою не мыслит без стрельбы и походов? Это же не семья получится, а половина семьи.
Такой доли Мара себе не хотела. Муж в походах, а жена с детьми даже не знает, вернется он или нет. Худшую судьбу, придумать сложно – не девка, не вдова и не мужняя жена.
Вот как разум нашептывает. Но тетка ведь говорила, что разумом такое оценить невозможно…
Шорох осыпавшихся камней вывел девушку из задумчивости. Мара хотела прикинуться спящей, чтобы Волк с Ратибором не решили, что она о них очень уж беспокоилась, но голос меча заставил ее вскочить на ноги и схватиться за рукоять.
Только она собралась выхватить меч из ножен, как лунный свет выплеснул на нее две лохматые вонючие тени – низкорослые и юркие. Кони заржали и вздыбились, колотя копытами воздух.
Еще не поняв, что случилось, Мара с размаху ударила ножнами одну из теней, метя в то место, где у людей голова. Руку рвануло от удара, под ножнами глухо стукнуло, и тень рухнула возле стены, издав человеческий крик, полный боли. Краем глаза Мара заметила, что это действительно человек – обросший, грязный, вонючий, одетый в невыделанную медвежью шкуру.
Девушка закричала изо всех сил, но вторая тень навалилась на нее и подмяла. Кони снова заржали и с топотом выскочили из пещеры.
– Лесные люди! – снова крикнула Мара и почувствовала, как шершавая ладонь зажимает ей рот.
Вторая рука в это время пыталась сорвать одежду, девушка попробовала отбиться и тут же получила крепкий удар кулаком в скулу. В голове помутилось, но крепкая восставшая плоть лесного мужчины, упершаяся ей в бедро, вновь вернула силы сопротивляться.
Мара высвободила одну руку и, нащупав шею напавшего, вцепилась ему в кадык. Вопль боли и ярости так резко ударил в уши, что девушка зажмурилась. В следующий миг она открыла глаза и тут же получила два страшных удара кулаками по ребрам – мир вокруг сразу заволокло красноватым туманом.
Она почувствовала, как неуклюжие пальцы пытаются расстегнуть пряжку ее пояса, попробовала шевельнуться, но тут лесной человек снова навалился на нее всем весом, и она поняла, что чувствовать ничего не хочет. Разум сжался в комок отчаяния и страха, все мысли застыли, будто вмерзнув в огромный кусок льда, поглотивший весь мир.
Когда Ратибор вернулся с мечом, Волку драться стало значительно легче. Теперь внимание медведя распылялось на две стороны – только он бросался к одному витязю, как второй безнаказанно рубил звериную спину.
Исход схватки казался решенным, но Волк вдруг почувствовал, как на него с неба обрушилась лавина не то крика, не то чужого страха. Певец непроизвольно наклонил голову, едва не попав под удар медвежьей лапы, и с ужасом заметил, как на палец выше его склоненной макушки пролетел тяжелый дротик с кремневым наконечником.
Оружие впилось медведю в грудь, но ясно было, что бросок предназначался именно Волку.
– Лесные люди! – крикнул певец, коротким кувырком уходя в лунную тень между деревьями.
– Лесные люди… – донеслось издалека.
Этот отзвук можно было принять за эхо, если бы голос не был голосом Мары. Ратибор не задумываясь бросился в сторону пещеры и нос к носу столкнулся с охотником, сжимающим зазубренный кремневый кинжал.
Лицо охотника свело судорогой, он попытался крикнуть, но вместо звука изо рта у него вылился широкий поток крови, кинжал кувыркнулся и исчез в темной траве. Ратибор выдернул меч из падающего тела, развернулся и рубанул медведя, нависшего сзади. Зверь отшатнулся, а стрелок изо всех сил бросился бежать к пещере, разглядев, как возникший из тени Волк отрубил голову другому охотнику.
Хуже всего не знать, каким числом нападает противник. Особенно в темноте. Особенно в знакомой ему местности. Но не это беспокоила Ратибора – он бежал на голос Мары. Где-то глубоко в душе бился укор, что он бросил Волка одного против недобитого медведя и нескольких лесных людей. Но остановить его это уже не могло.
Получив удар в живот, медведь пошатнулся и рухнул в траву, освободив Волка для расправы с последним противником. Тварь в звериной голове на время утратила связь с телом, зато ее собственные чувства обострились до предела. Она почувствовала, что разум оставшейся в пещере девки замер – самое время для вселения в ее тело.
Собрав все силы, тварь пронзила щупальцами звериное тело, заставив его подняться и жить. Хотя бы недолго – только добежать до пещеры.
Волк с удивлением увидел, как медведь, который должен был издохнуть уже десять раз подряд, резво вскочил на четыре лапы и выскочил на поляну.
– Ратибор! – крикнул певец. – Сзади! Стрелок обернулся слишком поздно – тяжелая туша медведя, косолапо переваливаясь, подбежала уже слишком близко, чтобы от нее можно было увернуться. Мощный удар в грудь отбросил Ратибора шага на три, но на этот раз он крепко держал меч. На ногах устоять не удалось, но медведь не стал нападать, грызть и рвать лапами. Вместо этого он побежал еще быстрее. К пещере.
– Стой! – вскакивая на ноги, закричал Ратибор.
Медведь остановился лишь на пару мгновений, обернувшись к стрелку. Во взгляде зверя сквозило столько разума, что Ратибор ощутил, как оторопь охватывает все тело. Медведь коротко рыкнул, оскалив пасть, и снова метнулся к пещере, но в памяти стрелка этот рык остался не рыком, а коротким презрительным смехом.
Ратибор рванулся следом, но израненный медведь не уступал ему в скорости, даже превосходил раза в два. Позади слышался шорох травы – бежал Волк.
И вдруг медведь рухнул, словно в него попали не стрелой, не копьем, а камнем из ромейской баллисты. Он упал всего в нескольких шагах от входа в пещеру, шерсть на загривке побелела и засияла инеем в свете луны. Но такая странность Ратибора остановить уже не могла. Он проскочил мимо и зашуршал камнями, спускаясь к пещере.
Жур услышал крики и поспешил на звук, ловко обходя валуны и колючий кустарник. Перед его мысленным взором раскинулась большая поляна, через которую два витязя со всех ног бежали к пещере. Там, выдавая борьбу в пыли у костра, метались косматые тени.
Медведь лежал недалеко от входа, уже пустой, и у Жура не осталось сомнений, в чью голову могла перелезть тварь. У воина Тьмы просто не было другого выбора – не было рядом ни пьяных, ни сумасшедших, только девка, подавленная насилием.
Вообще-то тварь могла ни в кого не вселиться, но тогда бы ей понадобилась лужа воды для выхода в Навь. Иначе она уже валялась бы дохлой, пораженная мыслями стольких людей, и Жур увидел бы ее. Мысленный взор не делал разницы между Явью и Навью – видел и то и другое. Вот только заметить тварь, когда она скрылась под черепом, Жур не мог, ее защита в этом случае была полной.
Для пущей уверенности нужно было посмотреть, как будет действовать девка. Чаще всего тварь нуждается в некотором времени, чтобы овладеть не только движениями, но и памятью жертвы. В первые мгновения после вселения она действует совершенно не так, как присуще человеку в той или иной обстановке. Ее действия становятся действиями опытного воина – точными и скорыми. При некоторой сноровке по такому несоответствию можно отличить тварь от нормального человека. Жур был уверен, что сможет.
Он выбросил вперед мысленный взор и заметил, что девушка уже не лежит безвольно под извивающимся на ней телом, а медленно и осторожно тянется к кремневому ножу, висящему на поясе у охотника. И в тот момент, когда дикарь наконец распустил на ней пояс, острый кремень ударил его в бок, под ребра.
– А!!! – громко вскрикнул охотник и отскочил в сторону, схватившись за торчащую в боку рукоять.
Мара тут же откатилась в сторону, уходя от удара, схватила меч, выдернула из ножен и, вскочив на ноги, дважды полоснула насильника, крестом рассекая грудь. Ее портки с распущенным поясом остались лежать в пыли, языки костра высветили стройные девичьи ноги – бесстыдно нагие. Но она словно не заметила этого, опуская окровавленный меч.
В отсветах пламени заструился пар из глубоких надрезов, лесной человек захрипел, пошатнулся и рухнул прямо к ногам Мары. По желобу меча сползла крупная капля крови и упала, скатавшись в пыли.
– Стойте! – выкрикнул Жур изо всех сил, заметив, что витязи приблизились к пещере на опасное расстояние. – Она уже не та, за кого вы ее принимаете!
Ратибор с Волком обернулись на крик, стоя уже у самого входа в пещеру. Девушка стояла от них не дальше чем в пяти шагах, меч ее был опущен, но лезвие угрожающе поблескивало в полутьме.
Луна коснулась краем верхушек деревьев, восток сделался ярче, споря с ее угасающим светом.
Заметив, что лесные люди лежат неподвижно, Ратибор успокоился.
– С тобой все хорошо? – спросил он у Мары. Девушка не ответила.
Тогда он осторожно повернул лицо к подошедшему Журу.
– Что ты тут про нее говорил?
– Она уже не человек, – сухо ответил слепой. – У нее под черепом тварь логова Тьмы, вылезшая из медведя. Больше ей не в кого было вселиться. Вспомните, с кем вы бились на болоте. Это почти то же самое.
Ратибор нахмурился, заметив, как Волк выставил вперед острие меча.
– Так это ты нам помог справиться с лосем? Жур скупо кивнул.
– Благодарень… – бесцветно произнес стрелок, стараясь никого не выпускать из виду.
Мара стояла молча, как вырубленная из дерева, по ее бледному лицу только теперь начал разливаться румянец. Казалось, она вся внутри себя, ничего не замечая снаружи.
– А может, чудище у тебя в башке? – вкрадчиво поинтересовался Ратибор у волхва, чуть приподняв брови. – Как ты видишь без глаз?