– Наконец-то, – с облегчением сказал бывший у них за главного худощавый боец с неприметным лицом, опуская ствол. – А что так рано начали? И почему один пришел? Остальные двое где?
Стас содрал с лица липкую от пота чеченку, пожал протянутую руку. Только потом ответил на последний вопрос:
– Тех двоих валить придется, без вариантов. Не повезло. Напоролись на гуляющего Деточкина, он тут такую серенаду выдал…
– А Лис?
– Не знаю, Марик, не знаю. Вроде, не почуял Лис ничего. Не уверен… Время операции перенес на три часа вперед… Если что – возвращаться только вдвоем придется. Мне с «двадцать седьмой» Этими двумя цифрами – «27» – подписывала свои коротенькие, передаваемые Мастеру сообщения Оленька.
– Что на вертолетной? – спросил Стас.
– Все готово, – сказал Марик.
Обращаясь к Марику с начальственной снисходительностью, Стас совершал большую ошибку. (А как еще прикажете общаться с шапочным знакомым, коего Стас считал мелкой шестеркой Мастера?) Многие ошибались точно так же, введенные в заблуждение моложавостью и внешней незаметностыо, – но рассказать и предостеречь уже не могли. Выживали ошибавшиеся крайне редко.
Полное имя тридцатипятилетнего, но выглядевшего па двадцать шесть – двадцать семь Марика было не Марк, а гораздо более редкое – Марьян. Марьян Коновалец. Ни с какой стороны родственником покойному преемнику Петлюры и главе украинских националистов Евгену Коновальцу Марик не приходился. Но вполне мог считаться духовным наследником…
Еще три года назад он носил то же воинское звание, что и Лисовский, – майор. Правда, в спецназе незалежно-незаможней Украины. Часто выезжал в командировки – в Боснию, в Приднестровье, на Кавказ – всегда оказываясь в рядах той стороны, которая воевала против русских или их союзников.
Ушел из спецназа Марик не по состоянию здоровья, хоть и был дважды ранен – вычистили, перед очередными выборами украинского президента, за открытую пропаганду чересчур крайних взглядов. Идею незалежности, конечно, действующий президент и его окружение ревизии отнюдь не подвергали, но откровенные призывы бить жидов да москалей могли отпугнуть многих избирателей, не считавших родным языком украинский…
С тех пор Марик вел жизнь волка-наемника, приглашаемого за большие деньги для проведения операций, требовавших штучной работы.
В Логове он был не в первый раз (хоть и не знал подробности проводимых исследований), и проводить рекогносцировку не имел надобности, – именно группа Марика расстреляла из гранатометов приземлившийся в лесу вертолет с предыдущей разведгруппой.
Кстати, с Лисовским они были заочно знакомы. Майор по прозвищу Лис очень хотел в свое время посмотреть вблизи на полевого командира с позывными «Саид» и легким, но уловимым западноукраинским акцентом…
Но сейчас Марик в точности следовал инструкциям Мастера. Предоставляя сначала Ахмеду, а затем и Стасу возможность считать, что первую скрипку играют именно они.
– Крайняя от леса «кашка» заправлена, – доложил Марик, – но в баке на донышке. До Питера горючки не хватит. Посоветуешь Лису бросить ее, отлетев подальше. И уходить, как пришли.
– Лады. Где барахло?
Марик протянул чем-то набитый вещмешок из белесой, выгоревшей ткани. Стас распустил завязку, заглянул внутрь. Выругался и вывалил содержимое на пол.
– Вы, бля, еще бы опись вложений сверху прилепили! Все ровненько, аккуратненько… Чего встал?! Давай, помогай, суй обратно, да помять не бойся…
Марик отреагировал на эту речь недобрым взглядом – не привык к подобному обращению. Ему вообще не нравилось происходящее. Разработал план контроперации Мастер, но руководить ею на место не выехал. Вместо себя послал Марика с указанием: ни на йоту не отступать от инструкций. Вот и угадайте, кто при таких делах пожнет все лавры в случае успеха, а кто огребет все фитили при – тьфу, тьфу, тьфу! – провале? А приглашал Марика лично г-н Савельев, он же и должен был расплачиваться по контракту…
Но Марик сдержался, а потом сообразил, в чем проштрафился, и стал помогать. Пихали навалом в мешок дискеты, прозрачные папки и отдельные документы – утрамбовывали кулаками, сминая бумагу. Пару листов даже надорвали для пущего правдоподобия.
Ни Стас, ни Марик не знали таких тонкостей, но в мешке были не совсем фальшивки. Но материалы, не имеющие никого отношения к Логову, предоставленные одним из филиалов «ФТ» и соответствующим образом доработанные.
– Что там слышно? – спросил Стас, забросив вновь наполненный мешок за спину. Спросил у одного из бойцов, прильнувшего к окну и пытающегося что-то разглядеть в царящей в отдалении сумятице.
– Хрен там разберешь…
– Пошли, пошли, – поторопил Марик. – Пусть дураки побегают, артисты из них, как из меня академик… А так всё натурально. В нужных точках у меня люди с рациями, чуть что – известят… Ладно хоть загодя всех расставил.
Он говорил уже на ходу – группа, с ним и Стасом во главе, выходила в коридор.
– Значит, так, – выдавал последние инструкции Стас. – Я с теми двумя встречаюсь у старой водонапорки, вы аккуратно приглядываете, но завалите их только на виду у Лиса…
– Не маленькие, разберемся… Мешок никому не отдавай, а не то, неровён час…
– Я вам дам, неровён… Ладно, я пошел, тем же путем, а вы че-э-у-э-э-ыхх…
Речь Стаса закончилась странным квакающим звуком, Марик недоуменно повернулся к нему… Из горла торчала рукоять ножа – черная, с фигурными выемками под пальцы. У Марика были хорошие рефлексы, он успел понять, что произошло, и откуда бросили нож – из дальнего, темного конца коридора, и даже начал вскидывать ствол в том направлении, одновременно досылая…
Больше он не успел ничего. Чпок! – чпок! – чпок! – как будто три пробки с крохотными паузами вылетели из трех бутылок шампанского. Короткая, на три патрона, очередь – и голова Марика разлетелась, словно взорвавшись изнутри. Тело отбросило назад, на стоявших за спиной бойцов.
Стас же слепо – несмотря на широко раскрытые глаза – сжимал и разжимал пальцы возле рукояти, уже не черной, уже черно-красной, хотел выдернуть нож, но никак не мог его нащупать… Ему казалось, что он барахтается в густой алой жидкости, тягучей, непрозрачной, замедляющей движение, и что тянется это долго, бесконечно-долго…
На деле все произошло почти мгновенно. Две «Беретты» негромко затарахтели, наполнив воздух свинцом. В. коридоре началась бойня.
Сознание Ахмед не терял.
Просто на какое-то время прекратил обращать внимание на происходящие в большом мире события. Лежал, прижавшись лицом к теплому, мягкому мху и с наслаждением вдыхал его запах. Было хорошо. Вставать не хотелось.
Вокруг что-то происходило, какие-то звуки доносились, словно через толстый слой ваты, – далекие, слабые. А может, это кровь шумела в ушах. Надо было немедленно подняться, и он поднимется, только полежит чуть-чуть, еще пару раз вдохнет этот чудный аромат леса, возвращающего сейчас все тепло, полученное за день от летнего солнца…
Он не знал, сколько пролежал так, но в короткий момент просветления понял, что сейчас отключится окончательно – и рывком сел.
Темнеющие в сумраке сосны тотчас же поплыли в глазах. Ахмед подождал, пока они успокоятся и застынут на месте. Затем встал, опираясь на карабин. Голова кружилась. Подташнивало. Деревья так и норовили снова закружиться в хороводе. Хотелось лечь обратно.
Вокруг творилось нечто, чему твориться было нельзя. За-полошно метался в темноте луч прожектора, и вспыхивали в небе осветительные ракеты, и в одном месте чертили ночь красные злые светляки трассеров… Но было тихо – Ахмед ничего не слышал.
Он поковылял, не понимая, куда идет и зачем, держа направление на виднеющийся сквозь деревья электрический свет.
Так уж получилось, что ближайшим к Ахмеду освещенным строением был виварий.
Эффект внезапности Миша с Надеждой использовали полностью – и все равно едва не погорели.
Парни в коридоре штаба оказались в брониках, при оружии, и, самое главное, умели адекватно реагировать на неожиданности. Конечно, бронежилет от девятимиллиметровой пули «Беретты» на таких расстояниях не спасает – титановая-то пластина выдерживает, но энергия удара никуда не девается, контузия с потерей сознания обеспечены, но… Но лишь в голливудских боевиках очереди из автоматов положительных героев косят отрицательных, как хорошо отточенной косой. В жизни все не так просто.
Четверо стоявших сзади остались невредимы под шквальным огнем – пули не смогли найти к ним дорогу; залегли, используя как защиту тела павших товарищей – и немедленно ударили в ответ из четырех стволов.
Бойня превратилась в бой.
Почти сразу шальная пуля разнесла единственную тусклую лампочку – коридор освещали лишь желтые всполохи выстрелов.
И тут вступил в дело именно тот фактор, который заставлял майора воздерживаться от прямого столкновения – количество носимого боезапаса.
Тридцатипатронный магазин «Беретты-12» (отнюдь не самого скорострельного из пистолетов-пулеметов) опустошается при непрерывной стрельбе за три с половиной секунды, не больше и не меньше. А в бою не одни зеленые салаги давят на спуск до упора, до конца магазина, ошалев от несущейся в лицо смерти… Профессионалам тоже приходится не экономить патроны, когда расстояние меньше двадцати метров, а вас двое против четверых.
У противников оказались длинноствольные «Никоновы», их пули сверлили штукатурку потолка и перегородок, но рикошетили от железобетонных пола и внешней стены, высовываться из дверных ниш в конце коридора становилось все опасней, приходилось стрелять наугад, надеясь на счастливый случай, и Надежда поняла, отщелкивая четвертый (уже четвертый!) магазин: вчистую выиграть не получится.
Время работало против них. В любой момент к врагу могла прийти помощь. Пора отрываться.
– Мишка! – рявкнула она в коротенькой паузе между очередями, и, оглушенная пальбой, сама не услышала своего крика.
Больше ничего добавить не удалось. Снова загрохотали «Никоновы». Но Миша понял.