– Фон Кервицу вряд ли понравится!.. – попыталась возразить притихшая, но все еще пылавшая злостью Ринва.
– Фон Кервиц мне самому не очень шибко нравится, – не дослушав до конца угрозы, возразил моррон. – И если честно, мне плевать на мнение высокого вельможи, который находится очень-очень далеко. Мы здесь и сейчас! И здесь все решаю я, и только я! Это не вопрос субординации, преданности или соблюдения дисциплины, а вопрос выживания и выполнения миссии! Кто со мной не согласен, силой не держу… Мне моя жизнь слишком дорога, чтоб вожжи судьбы в ваши трясущиеся лапчонки отдавать! Я принял решение, поскольку счел его целесообразным, и поскольку иного пути быстро в логово вампиров проникнуть нет! Гара знает способ, как пройти, Гара идет с нами, а остальное не ваша забота!
– Ты что, ослеп?! Не вишь, что ль, как он меня разукрасил?! – уже опасавшийся кричать Вильсет возмутился рьяно, но шепотом.
– Если бы он тебя покалечил, то я бы его убил, – парировал Аламез, мысленно отдавая Крамбергу приказ заткнуться. – Но ты цел и здоров, не считая ущемленного самолюбия и распухшей рожи! Советую чаще по кабакам шляться да от пьяных мордобоев не отлынивать… Привычку формирует не делать из битой рожи трагедии да «кислое с пресным» не мешать! Заткни свои обиды в… – Дарк все же решил обойтись с пострадавшим помягче, – за пояс и научись рассуждать трезво! Не всяк тебе смертный враг, кто рожу бьет… Не такое уж это и большое преступление! Что же до тебя, девица-раскрасавица, – закончив с Крамбергом, Аламез повернулся к Ринве, – то тебя я вообще понять не могу! Все беды твои в том, что ты такая глупая и злая! За что ты на Гару ополчилась? Чего вон глазками злобно сверкаешь? Он тебе только добро сделал! Если бы не он, то вусмерть себя зачесала бы! Он тебя от болячки избавил, а ты…
– Я не ополчилась, – все еще сидевшая на столе разведчица по-прежнему была наполовину раздета, наполовину обмотана тряпками. Она пыталась сдерживаться, говорить без эмоций и убедительно, отчего смотрелась еще комичней, чем ранее. – Я просто смотрю на ситуацию здраво! Ты берешь в отряд чужака, нашего врага, шеварийца, и хочешь, чтобы мы воспринимали это как должное! В то время как наше тайное поручение…
– Наша тайное поручение мгновенно явным станет, – не дослушал до конца Дарк, – причем вскоре… как только мы к кордону приблизимся и дозорные, нас обнаружив, тревогу поднимут! Гара же знает, как тихо пробраться, поэтому с нами и пойдет. Почему урожденный шевариец на измену решился и что я ему за то обещал, не ваша забота! Если у вас имеется хоть какой-то разумный план действий, готов его выслушать.
Аламез замолчал, и в комнате тут же воцарилась гробовая тишина, изредка прерываемая тихим чмоканьем отрываемых от кожи тряпок.
– Вот видите, вы не знаете, как нам досмотровый кордон миновать да через ворота цитадели прокрасться, – подвел итог беседе моррон. – Не знаете, а единственно возможный вариант отвергаете! Что ж вас фон Кервиц не обучил сначала думать, а уж затем возмущаться!
– Я ему не доверяю, – прозвучал последний аргумент Ринвы. – А с тем, кому доверия нет, лучше дел не иметь!
– Согласен, – поддержал коллегу Крамберг.
– И что с того? – со смешком отмел Дарк довод в сторону. – Я вот вам обоим не доверяю, а в подземелье пошел, поскольку иного выхода не было. Не доверял ранее, не доверяю сейчас и вряд ли когда доверять стану! Но выбора нет, сообща приходится действовать и головами вместе рисковать. С Гарой то же самое. Кто знает, правду он говорит иль нет, но рискнуть придется. Единственное доказательство честных помыслов шеварийца, это то, что мы с вами до сих пор у него в доме сидим, а не отгоняем крыс в тюремной яме. Хотел бы он, то всех бы нас повязал и к вампирам на расправу отволок! Но раз он того не сделал…
Договорить моррон не успел. Дверь подвала за его спиной открылась, и на пороге появился то ли улыбающийся, то ли угрожающе скалящийся лекарь. Дорожная котомка в его огромных ручищах казалась крошечным мешочком.
– А я вот тут в дорожку кой-чаго насобирал… – дружелюбно пробасил хозяин дома, – и лекарств с бинтами взял, и полакомиться…
Возможно, все бы еще обошлось, но лекарь-великан совершил непростительную ошибку. Он слишком резко повернул голову в сторону Ринвы и вдобавок широко улыбнулся, выставив вперед квадратную нижнюю челюсть. Стоически переборов нахлынувший страх, разведчица сдержала крик ужаса, рвущийся наружу из ее груди, и, прошептав лишь «Ой, мамочки!», тут же упала в обморок. Притихший Вильсет попятился к выходу, но чувств в отличие от коллеги не лишился, поскольку это была уже не первая его встреча с великаном, а вторая. К тому же рычащий, грозно потрясающий кулачищами и полностью обнаженный Гара, представший разведчику ранее, выглядел намного страшнее, чем одетый и пытающийся улыбнуться.
– И вот так всегда, – тяжко вздохнул шевариец, в который раз коря судьбу, что таким уродился.
– Ничего, пообвыкнутся, – утешил нового компаньона Аламез, но сам приближаться вплотную к громиле не стал…
Залог любого крепкого союза – четкое соблюдение сторонами достигнутых договоренностей, какими бы смехотворно мелочными они ни казались. Сонтерий не хотел начинать общение со своим бывшим узником, а ныне союзником с пустяковых раздоров да склок, поэтому решил пойти ему навстречу и в точности исполнить три его указания.
Соблюсти первое условие было проще всего. Ученый муж поднялся с нижнего яруса наверх, в смотровую комнату, и стал терпеливо поджидать союзника, не только не пытаясь нарушить его уединение в камере, но даже ни разу не взглянув в смотровое окно, хоть ему, как исследователю было весьма интересно, на что же Фламмер потратит затребованные «пару минут» одиночества. Примется ли он свершать особый, морроний обряд восстановления сил, совмещая дыхательные упражнения с физической нагрузкой; возблагодарит ли Провидение молитвой; или попытается связаться с Коллективным Разумом, чтобы получить от него дальнейшие указания?
Сонтерию было по-прежнему интересно все, что касалось морронов, но на этот раз он благоразумно сдержал свою любознательность в узде и, на время убив в себе ученого мужа, занялся выполнением второго и третьего обещаний.
Раздобыть для Анри одежду было проще всего. Об этом вампир позаботился заранее, благо что в первый же день после поступления узника в лабораторию, с его рослого, крепкого тела были сняты все возможные мерки, лишь четвертая часть которых понадобилась портному для пошива нового платья. Лохмотья же, в которых Анри поступил в распоряжение ученого, уже мало годились для носки, да и привлекли бы к себе внимание. Все же Сонтерий надеялся, что им удастся освободить остальных узников скрытно, пролив при этом не так уж и много крови его сородичей. Переплатив втридорога за срочность исполнения заказа, Сонтерий кощунственно запихнул дорогую во всех смыслах одежду в мешок и еще два дня назад припрятал его в одной из кладовок лаборатории. Теперь же платье лишь оставалось достать и разложить на освобожденном от колб да бумажного хлама столе, дабы оно немного разгладилось и проветрилось.
Потратив на все про все не более минуты, ученый счел второе обещание выполненным и перешел к исполнению третьего то ли просьбы, то ли приказа. Вот с водой-то как раз и возникли некоторые непредвиденные затруднения. Келла напала на коллег явно внезапно, так что они не успели оказать ей ни малейшего сопротивления. Подкупленная Ложей Лордов-Вампиров изменница расправилась с парочкой застигнутых врасплох исследователей всего двумя, максимум тремя ударами меча, но при этом как-то умудрилась перебить всю имевшуюся в комнате посуду, включая и кувшины с водой. Таким образом, все запасы живительной для людей и морронов влаги вначале растеклись по полу, а затем, перемешавшись с вытекающей из убитых вампиров кровью, стекли по специально установленным водоотводным желобкам в единый коллектор цитадели. Другой годной для питья воды в лаборатории не было, но зато в кладовке стоял целый ящик бутылок, предназначенных для приема высоких гостей. К сожалению, Сонтерий не знал, в каких из них была кровь, а в каких вино. Подобными мелкими вопросами как раз ведала Келла, превращенная им не более четверти часа назад в отвратительную зловонную жижу.
Не видя возможности раздобыть где-то еще воды, да и не горя желанием ее искать, Сонтерий вытащил из кладовки ящик и водрузил его на кресло, предварительно спихнув метким ударом ноги на пол труп пронзенного мечом коллеги.
– Сам разберется, где что, коль пить охота! Я ему в услужники не нанимался, – тихо проворчал ученый, наивно полагая, что до сих пор находится в смотровой один. – Я и вино-то лишь по праздникам пью, да и то чуть-чуть… так, за компанию…
– Зато кровушку, поди, галлонами хлещешь, пиявка… – раздался за спиной вампира столь же тихий, как и его речь, смешок, преисполненный отвращением и застарелой ненавистью, охватившей не только сердце моррона, но и впитавшейся в каждую клеточку его истерзанного пытками тела, – и по праздным, и по будним дням за милую душонку «красненького» откушиваешь!
Сердце Сонтерия внезапно переполнилось страхом, а рука инстинктивно потянулась к мечу, но вовремя вмешавшийся разум не позволил наделать глупостей. Он мгновенно успокоил участившееся в преддверии опасности сердцебиение, да и рефлекторное движение остановил. Морроны ненавидели вампиров, а Анри Фламмер слыл известной грозой кровопийц, однако легионеры были существами рассудительными (что, как ни странно, их роднило с заклятыми врагами) и никогда не нарушали данных ими слов, вне зависимости от того, с кем они имели дело. Ученому было известно много случаев, когда морроны, усмирив свою ненависть, действовали заодно с вампирами, объединившись против общего врага. Наилучшим примером тому была совместная борьба Одиннадцатого Легиона и Ложи Лордов-Вампиров против шеварийского клана. Ни один из морронов не осмелился бы нарушить клятву, данную Советом Легиона и уж тем более самим их создателем. Головой Сонтерий понимал, что его жизнь была вне опасности, сколь грозно ни взирал бы на него новый союзник, но страху несвойственна логика, он лишь слегка затухает под натиском здравого смысла.