Остановив машину, майор высунулся в верхний люк и прищурился из-под ладони, пытаясь разглядеть против света силуэты аэродромных строений, антенную решётку, полосатые ветровые конусы — хоть что-нибудь. Горизонт равнодушно перекатывался пологими холмами, словно никто никогда и не пытался заселить древнюю степь. Было полное ощущение, что со времён диких монголов тут не стояло ничего крупнее юрты.
Борух постучал кулаком по броне и крикнул в люк: «Миша, Миш, проснись! У нас тут аэродром спёрли!». Лейтенант не отозвался. Нырнув под броню, майор огляделся и похолодел — Успенского не было, только валялся сиротливо брошенный на сиденье автомат. Мелькнула нелепая мысль, что лейтенант куда-то спрятался — но в тесной кабине БРДМ не укрылся бы и кролик. Обалдевший майор рухнул на водительское место и застыл. Это было просто невозможно. Ещё минуту назад Михаил спал, привалившись к броневому борту — а сейчас его не было. Вылезти из машины незаметно он никак не мог. Тем не менее — место стрелка-радиста было вызывающе пусто, и игнорировать этот факт не представлялось возможным. Изрядно приложившись в спешке плечом об закраину, Борух вылез через люк и огляделся — в красных лучах догорающего заката, насколько мог достать взгляд, расстилалась пустая степь. Никого. Ничего. Только пожухлая по осени невысокая трава да бесконечно чужеродный в этом безлюдном пространстве остроносый силуэт боевой машины.
«Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит», — вспомнил Борух. Он неторопливо спустился в машину, завёл двигатель и, включив фары, двинулся вперёд. Стоять на месте было глупо и скучно, возвращаться в гарнизон — незачем. Ехал, не выбирая особо направления, но стараясь двигаться примерно в одну сторону. Куда? Зачем? Эти вопросы потеряли свой смысл. И даже когда Борух осознал, чего не хватает в окружающем мире, и что зудело настойчивым звоночком в подсознании, он уже не удивился. Ведь не хватало всего-то Луны. Подумаешь, какая мелочь, на фоне всего остального… Ну и что, что ещё прошлой ночью полная Луна висела над осенней степью, как адская сковородка? Теперь её нет. И черт с ней. И как теперь планета будет обходиться без спутника — приливы там океанские, месячные циклы у женщин, полёт ночных бабочек — Боруха совсем не волновало. Разберутся как-нибудь. Тем более что, может быть, уже и океанов никаких нет, и женщин нет, и бабочек, вполне вероятно, тоже. Нет ничего, кроме бесконечной тёмной степи, по которой ползёт угловатая железная коробка, внутри коей обретается абсолютно никому не нужный немолодой еврей. Вполне возможно, это его, Борухов, персональный ад — вечная темнота, вечное движение и бесконечная пустая степь. За то, что не соблюдал субботы, не ходил в синагогу и закусывал свиной тушёнкой.
Примерно через час колёса «бардака» загудели по асфальту. Его втянул в себя город.
Глава 15. Артём
— Борис… Или тебя лучше Борухом звать?
— Неважно, — отмахнулся майор, что-то прочищающий в своём пулемёте.
— Ты как думаешь, это всё, — я неопределенно показал на стылую тьму за окном, — антропогенное? Не природный катаклизм?
— Наверняка, — ответил он уверенно. — Я уже видел нечто… В том же узнаваемом стиле. Несколько лет назад. Кончилось, кстати, довольно паршиво.
— И что же это было?
— Не спрашивай. Секретность не зря придумана.
— И кому я тут… Разглашу?
Майор молча пожал плечами и никак не прокомментировал. Серьёзно у них всё.
— Тогда я спать пойду, — сказал я разочарованно. Люблю загадочные сюжеты. Мог бы и поделиться.
— Иди, я послежу тут… — он кивнул на мониторы охранной системы.
На них давно уже не было никакого движения. Падающий снег застелил улицы ровным зеленоватым в свете ночных камер покровом без единого следа. Когда я полчаса назад выходил покурить, мороз уже стоял довольно крепкий, как будто не ноябрь, а январь на дворе. В здании пока тепло, но отопительный котел кочегарит на полную, а сколько газа в цистерне, я понятия не имею.
Проснулся от неприятного ощущения тянущей пустоты внутри. Было странно и тревожно, хотелось не то бежать, не то прятаться. Наверное, так кошки чувствуют приближающееся землетрясение. Вышел из спальни — я занял под неё скромную комнатку, предназначенную, видимо, для прислуги. В ней даже окна нет — зато тепло и кровать застелена. В общем зале сидел в кресле с книжкой майор.
— Тоже почувствовал? — спросил он меня.
— А что это было?
— Не знаю. Но что-то изменилось. Такое, знаешь… как перед грозой.
— Выйду покурю.
— Не отморозь себе что-нибудь нужное. Пока ты спал, ещё похолодало.
На улице было так же темно. Фонарь осветил засыпанный снегом двор и превратившийся в угловатый сугроб «бардак», но снегопад совсем ослабел, теперь в луче фонаря пролетали редкие лёгкие снежинки. Надеюсь, собаки к чертям помёрзли, избавив нас хотя бы от этой проблемы. Я прикурил, зажмурившись от слишком яркого в этой темноте огня зажигалки, а когда открыл глаза, над городом уже сияло солнце. Земля под ногами дрогнула, послышался глухой низкий хлопок, как будто лопнул огромный бумажный пакет. Я стоял с дымящейся сигаретой, забыв затянуться, и смотрел, как на бездонное, ярко-голубое, почти белое небо стремительно набегают от горизонта тёмно-серые облака. Удивительно ровным, быстро, со скоростью реактивного самолёта, стягивающимся от краёв к центру кругом. Небо сжималось на глазах. Неподвижный промороженный воздух дрогнул и начал ускоряться, начав с лёгкого ветерка, но мне сразу сильно захотелось вернуться в дом. В дверях столкнулся с майором.
— Ого, — только и сказал он, оглядевшись. Ветер нарастал, начав посвистывать в растяжках проводов. — Что-то теперь будет…
Мы вернулись внутрь, и я не сразу понял, что изменилось. Последние лучи солнца осветили зал через узкие высокие окна, безоблачная дырка в небе закрылась, и стало темно. Не так темно, как раньше. Тяжёлые облака давали серый рассеянный свет, но электрические лампы не горели.
— Пробки выбило? — спросил майор.
Мы спустились в генераторную — дизель на постаменте молотил так же ровно, но стрелки лежали на нулях и лампочки на пульте погасли.
— Генератор, что ли, сдох? — удивился я. — Но почему аварийная линия не включилась? Она же от батарей…
Я включил фонарик, чтобы проверить положение релейных переключателей в щитке, но лампочка в нём на секунду затлела тусклым светом и тоже погасла.
— И батарейки как назло…
— И у меня! — Борух тщетно щёлкал переключателем своего «тактического».
Я достал телефон, но он не включился. Я его заряжал вообще? Не помню… Подсветил «зиппой» — преимущество курильщика. В щитке всё было штатно, но ни один индикатор не светился. Такое впечатление, что аккумуляторы пусты. Я убедился в этом при помощи «контрольки» — лампочки с проводами. Кинул их на клеммы — ноль реакции.
— Ничего не понимаю, — признался я уже в зале, перебирая пригоршню свежераспечатанных батареек, — ни одна не работает.
— И мобильник сел, — расстроенно крутил в руке кнопочный защищённый «кирпич» Борух, — а его на две недели хватает.
Я изо всех сил крутил найденный в кладовке «фонарик-динамку» — но и из него не извлёк ни фотона. Не тикали на стене кварцевые часы. Погасла красная точка в прицеле Борухова пулемёта — кажется, это называется «коллиматор». Герои моих пиздецом сказали бы точнее. Когда мы прорвались до БРДМ, то убедились, что её аккумулятор тоже пуст. Прорывались с трудом, ветер буквально валил с ног. Зато с машины сдуло весь снег — да и не только с машины. Весь снежный покров двора собрался сугробом у западной стены, за стену выглянуть было страшно, того и гляди сдует.
— Не понимаю, что происходит, — сказал майор, пока мы сидели под бронёй, набираясь душевных сил для обратного рывка.
— А раньше понимал?
— Нет.
— Значит, хуже не стало, — утешил его я.
Обратно бежали против ветра, и ощущение было такое, что мне через глазницы в уши продувает. В городе завывало настоящим ураганом, где-то что-то с грохотом падало и неприятно с дребезгом хлопало. В зале быстро холодало, и я растопил остатком дров камин. В трубе как будто поселилась стая глубоко разочарованных банши.
— Мы остались без транспорта, — констатировал Борух.
— Так и ехать-то некуда…
— Было некуда. Если снаружи ветер, — он махнул рукой в сторону дрожащей от напора оконной рамы, — то куда-то он дует.
Да, я об этом как-то не подумал. Пока наш ареал обитания был ограничен городом и окрестностями, воздух был неподвижен. А для такого урагана нужно серьёзное перемещение воздушных масс.
— Страшновато в такую погоду ехать, даже если бы было на чём.
— Ветер скоро стихнет.
— Ты уверен?
— Да, уравняется давление, усреднится температура…
— Ты что-то знаешь, но мне не говоришь, — обиженно сказал я.
— Я много чего знаю, — отмахнулся он, — всего не перескажешь. Но вот что случилось с электричеством — понятия не имею. И это меня пугает.
— Рад, что тебя не пугает всё остальное.
— Как будто оно перестало существовать как физическое явление, но это невозможно, потому что мы бы тогда тоже перестали существовать. У нас в организме всякие микротоки и электрические потенциалы… — рассуждал майор, а я прислушивался к трубе камина. Мне кажется, или завывать стало уже не так сильно?
Кофе пришлось варить в камине, привязав ручку джезвы к кочерге. Не самый удобный способ, но газ не подавался даже в кухонную плиту — без электричества рампа блокировалась в целях противопожарной безопасности. Наверное, это можно обойти, но возиться в темном подвале с газовым оборудованием при свете зажигалки как-то не хотелось. Дрова кончаются, но мебель тут дорогая, из массива, не ДСП с ламинатом. Не пропадём. Тем более, ветер стихает.
— Пойдем, оглядимся, — сказал майор, когда ураганные порывы ослабли, и вой в каминной трубе превратился в робкое поскуливание.
На улице стало заметно теплее. Облака ещё не рассеялись, но выглядели уже не так зловеще. Почти весь снег сдуло, город смотрелся серо и уныло. Со стены стало видно, что ураган сильно потрепал улицы: асфальт усыпан битым стеклом, каким-то мусором, деталями рекламных конструкций и кусками сорванной кровли. Припаркованный неподалеку седан непознаваемой марки разрубило почти пополам сорванной с магазина вывеской, в витрину парикмахерской вбило дорожный знак. Зато не так темно, и дующий вдоль проспекта ветерок не по-осеннему теплый. Я даже бушлат расстегнул.