За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы русский народ сам выбрал себе Хозяина.
Помогите мне, русские люди, спасти Родину.
Генерал Врангель».
«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок Русской земли, где существует право и правда.
В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями и тех отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.
Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих. Дальнейшие наши пути полны неизвестности. Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю о том, что их ожидает.
Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье. Генерал Врангель».
Генерал Врангель покидал берег Крыма и Россию последним, как капитан терпящего бедствие корабля. Он дожидался пока будут погружены на суда все раненые и только потом, перекрестившись, и низко поклонившись, сел в катер, который перевез его на крейсер «Корнилов».
Еще в сентябре надеялись, что помогут Европа и Америка. Но помощь так и не пришла.
Сто тридцать восемь судов, военных и торговых, иностранных и русских, вывезли около ста пятидесяти тысяч человек из России.
Неделю болтались в море, пока не бросили якоря у берегов Турции. И начался новый этап мытарств на бортах судов. Особенно страдали гражданские, непривычные к корабельной жизни, невероятной тесноте, голоду, антисанитарным условиям. Доктор Кедров и другие врачи Черноморского флота, сбившись с ног, бегали от одного больного к другому. Начинались эпидемии.
Из-за нехватки средств и, учитывая обязательства французского правительства по отношению к правительству Юга России, еще до эвакуации пытались просить британского содействия. Куда там! Лондон предписал адмиралу де Робеку соблюдать полный нейтралитет.
Гражданское население соглашались принять Сербия, Греция, Болгария, Турция и Румыния. Наконец, 1 декабря было оглашено решение Франции — отправить Черноморский флот, названный уже тогда эскадрой, на свою базу в Бизерту.
В Константинополе многие по примеру Кедровых венчались, ведь за моряками, уходящими в Бизерту могли следовать только их семьи.
Кедровы были все же в лучшей ситуации чем многие беженцы — своя каюта, хоть и крошечная, но как дом. Пока корабли ожидали своей участи в Истанбуле, Иван в свободные от служебных обязанностей время гулял с Антониной по городу. Отношения их стали более теплыми, хотя Тоня не могла не замечать Ольгу, медсестру, проводившую много времени с Иваном Аркадьевичем.
Антонина была дочерью старинной приятельницы матери Ивана, и решение венчаться Кедров и Тоня приняли только для того, чтобы облегчить ее судьбу в эмиграции. На военный корабль она вряд ли попала бы, не являясь родственницей или женой члена экипажа. Мать ее умерла от тифа еще в Крыму. Отца убили на Перекопе. (Войска и кавалерия костьми ложились, чтобы дать время погрузиться на суда гражданским и войскам.)
Несмотря на отношения с Ольгой, в память о своей матери, Иван решился на венчание с Антониной. Нет, он потом не жалел о своем импульсивном поступке, однако Лёля все время была на глазах и то, что она смирилась с его решением и даже одобрила, не меняло ровным счетом ничего. Так вышло, что общее, всенародное горе, развал Российской империи, тысячи смертей в братоубийственной войне, вынужденная эмиграции, чужбина, сплотили этих троих людей. Воспитание и нравственное единение в горькие минуты не позволяли им скатиться на склоки и дрязги. Они предпочитали отмалчиваться и не замечать двусмысленного положения — фактического двоеженства Кедрова.
У Ивана хватало времени и сдержанной нежности на обеих женщин. Он продал медальон из золота с ликом святого Иоанна, который не снимал с детства, чтобы купить фруктов и сластей на Большом базаре (Kapali Carsi) в Истанбуле для юной Антонины и гранатов для Ольги, страдавшей от недоедания анемией.
Вообще, маленькие ювелирные лавочки бывшего Константинополя пополнились в те дни драгоценностями русских эмигрантов. Пассажиры эскадры продавали их почти за бесценок, лишь бы хватило на еду и одежду.
В Бизерту отправились порознь — гражданские, жены и дети военных моряков шли на «Великом князе Константине». Чуть больше тридцати военных кораблей под конвоем французских кораблей совершили переход до Туниса. В самое неспокойное время — бушевали бури и не только в оставленной за кормой России, но и на море. Русской эскадрой командовал однофамилец Ивана Аркадьевича — вице-адмирал Кедров. Он довел эскадру благополучно до Туниса, передал командование контр-адмиралу Беренсу и уехал в Париж.
Еще в Севастополе Антонина порывалась остаться в России. Но Кедров уже тогда понимал, что рассчитывать на амнистию, обещанную Фрунзе, не стоит. Он читал сводки в штабе флота, где говорилось, что Троцкий позволил своим войскам две недели грабить и убивать «врагов народа».
«Антонина — дочь царского подполковника, молоденькая, красивая вызовет по меньшей мере волну вожделения, а потом и «классовой ненависти», — рассудил Иван Аркадьевич и повел ее в храм Всех Святых венчаться. Без белого платья и сам без фрака, без колец…
Бизерта встретила их промозглыми ветрами и накатывающей волнами тоской по дому на Волхонке. Теперь дом существовал только в воспоминаниях Кедрова и на нескольких уцелевших фотографиях, которые Иван протаскал в своем саквояже две войны — Мировую и Гражданскую.
В Мировую войну ему довелось работать под началом Николая Ниловича Бурденко. Иван считал его талантливым хирургом и великолепным организатором. Многому у него научился. И уже после того как Бурденко контузило на линии фронта и Николай Нилович вернулся в Юрьевский университет, где стал заведующим кафедрой хирургии, Кедров перешел во флотские врачи. А потом революция и Гражданская война… О какой карьере можно было думать? Только спасать, сшивать, ампутировать, применяя знания и умения, полученные от Бурденко.
Какое-то время в Бизерте эскадра ждала, что будет в России. Надеялись, вдруг они понадобятся, их позовут, чтобы с боем вернуть прежнюю жизнь. Но ничего не происходило. Долетали слухи о том, что в РСФСР голод, красный террор и становилось все яснее, что возвращаться просто-напросто некуда. Расстреливали дворян, офицеров, ученых, промышленников, казаков, священников… Во всяком случае Кедрова могли поставить к стенке сразу по трем пунктам — дворянин, офицер, ученый.
Поскольку жить ему еще не наскучило и, кроме Тони, кормить надо было и Лёлю, доктор Кедров, не переставая лечить своих эскадренных пациентов, стал соглашаться на консультации в городской клинике, охотно занимался частной практикой, против чего не возражало командование. Но это было гораздо позже.
А поначалу эмигрантов держали под наблюдением, не позволяли никуда выходить за пределы полуострова, рядом с которым корабли ошвартовались. Французы поставили эскадру у южного берега почти безлюдной противоположной стороны канала.
Еще когда флот находился в Константинополе, французы торопились отправить корабли в Бизерту, так как в их дальнейших планах было отправить экипажи обратно, на родину, а самим забрать корабли себе.
Опасались распространения большевистских идей среди пассажиров и экипажей кораблей. А ведь измученные, голодные, обездоленные люди меньше всего в тот момент думали о политике…
Обезоруженные французами, многие, тем не менее, нашли способ покончить с собой в первые месяцы пребывания в Бизерте. Доктор Кедров засвидетельствовал почти все эти человеческие трагедии. Он как врач констатировал смерти, но, по сути, эти люди были мертвы давным-давно. Просто здесь, на чужбине, осознание потери родины, раздавило их окончательно. Уносило людей не только горе, но и обычные болезни. Так появилось русское кладбище.
К весне 1921 года и в последующие годы эскадра постепенно начала рассыпаться. Люди пытались устроиться в новой жизни. Детей необходимо было кормить, учить, создавать им будущее.
28 октября 1924 года Франция признала СССР и тут же встал вопрос о возвращении эскадры в Советский Союз. Остававшимся на кораблях членам экипажей велели покинуть суда, и Андреевский флаг был спущен…
Русские устраивались рабочими в рудники, землекопами, техниками, гувернантками и прислугой. Антонина поначалу тоже работала гувернанткой у детей французского офицера, но недолго. Способности Кедрова оценили и французы, и местные, не было отбоя от консультаций, за которые неплохо платили.
Сначала сняли комнату, но довольно скоро уже снимали квартиру. Там была и комната для Лёли Мироновой. Антонина вела хозяйство, Ольга продолжала ассистировать Ивану Аркадьевичу во время осмотра пациентов и на операциях. Вскоре Кедрова уже приглашали и в столицу, в Тунис, и в другие города страны для консультаций. Знаковой стала поездка в Париж для консультации — доктора Кедрова заметили и оценили его таланты не только на словах, но и материально.
1931 год. Бизерта
Кедровы переехали в собственную квартиру в 1931 году. Но они не забыли о своих товарищах по несчастью. Устраивали для детей эскадры, кто оставался в Бизерте, праздники, кормили, дарили письменные принадлежности для школы, книги. Иван Аркадьевич хотел детей, но Лёля не планировала, да и не могла их иметь. И Антонине пока детей бог не давал.
Но чаще, в просторной гостиной семьи Кедровых собирались офицеры эскадры с семьями, кто еще был в Бизерте. Некоторые на эти посиделки приезжали даже из других городов Туниса. Кто-нибудь обязательно играл на небольшом кабинетном рояле, который Кедров приобрел для Антонины. Она играла замечательно и могла музицировать часами, словно медитируя. Не старалась, не заглядывала в ноты, Бетховен невероятным образом переходил в Моцарта, а тот — в Листа, причем эти переходы сложн