— Я бы добавил, что их нельзя сковывать и морально.
Герман откинулся на спинку кресла и посмотрел на Вутера с непониманием.
— Да-да, и морально, — повторил он.
Крэйс, который до этой минуты чувствовал себя довольно вольготно и планировал насладиться великолепными угощением, понял, что дело принимает скверный оборот. Фраза насчет морали могла означать лишь одно в контексте их беседы — опыты над людьми, живыми людьми.
Нормальной реакцией нормального ученого было бы категорическое отторжение такой постановки дела. Но в конце концов, пока Бассон не предлагал ничего конкретного, и можно рассуждать отвлеченно, что Крэйс и сделал:
— Если вы имеете в виду то, о чем я подумал, то это идеальные условия для работы, но зная отношение общества к подобным вещам, я уж не говорю об отношении власти и юридической подоплеке проблемы….
— Невероятно приятно разговаривать с умным человеком, — аж подпрыгнул на кресле Бассон. — Понимаем друг другу с полуслова… А если предположить, что и власть, и закон на нашей стороне?
— Предположить?
— Нет. Так и есть на деле, — посерьезнел Вутер. — Все в наших руках, — он потряс небольшим волосатым кулаком. — Вот где.
— Ну-ну, — скептически поджал губы Герман. — В ЮАР — да, а как отнесутся другие страны, мировое медицинское сообщество к такому более чем смелому подходу к решению научно-исследовательских проблем?
— Плевать! — сорвалось у Бассона, он тут же поправился: — Никто не узнает, это будет сугубо засекреченный проект, так сказать, для внутреннего пользования.
— Так какой же смысл ученым принимать в нем участие, если полученные данные они не смогут использовать в дальнейшей своей карьере?
Бассон достал записную книжку в золотой металлической обложке. Крэйс не удивился бы, если обложка была на самом деле из чистого золота. Вутер что-то быстро нацарапал перьевой ручкой с таким же золотистым корпусом. Вырвал листок и протянул Герману.
— И что это означает? — спросил Герман, глядя на семизначную цифру.
— Это будет ваш заработок в год. В рандах[25]. Плюс очень комфортабельный дом с бассейном и персональная лаборатория. В этом смысл, — улыбнулся он.
«Молодой да ранний», — вспомнил Крэйс любимую присказку отца, посмотрев на улыбающегося Бассона.
— А взамен?
— Научные разработки, открытия. Но это по мере сил и возможностей, разумеется.
— Я верю в Бога, но не знал, что существует рай на земле, да еще и для врачей-вирусологов. Может, и Бог проживает в ЮАР?
— Если он есть, то он африканер, — принял шутку Бассон, пытаясь проигнорировать скрытый в ней подтекст обеспокоенности Германа.
Тогда Крэйс не стал ходить вокруг да около:
— В Швейцарии, откуда я родом, есть поговорка: «Темно, как в корове». Вот у меня сейчас такое ощущение, что вы меня держите в этой самой корове. Слово «взамен» предполагает расплату, а совершение открытий — это не расплата, это для ученого суть профессии. Я же говорю о расплате за такие эксклюзивные условия и такую зарплату. Ведь вы, дорогой месье Бассон, не можете не понимать, чтобы променять должность заместителя директора ведущего института в Париже, спокойную размеренную жизнь на нечто совершенно другое, я должен понимать степень ответственности перед вами и вашим правительством, дабы взвесить pro et contra[26]. Я не люблю, когда меня запихивают в корову.
— Вы шутник, месье Крэйс! Люблю ироничных людей. Да, не скрою, некоторые ограничения существуют и вам придется с ними мириться, если вы согласитесь на мое предложение. Я возглавлю создаваемый проект. И сам вынужден принимать условия особой секретности, которой будет окружен проект. Интересы ЮАР превыше всего. Я не только врач-кардиолог, но и военный человек. Для меня это не внове — секретность и дисциплина. А вот вам ограничения могут показаться излишними. Но, начав работать, вы поймете, что это вовсе не так.
— Любопытно, — Герман отпил немного вина, — как я с этой вашей секретностью смогу выезжать в другие страны, и вообще смогу ли покинуть ЮАР как только захочу или когда окончится проект?
— Надеюсь, вам понравится в ЮАР и не захочется уезжать, однако держать вас прикованным наручниками к микроскопу никто не собирается. Более того, мы заинтересованы, чтобы вы ездили на конгрессы и общались с иностранными коллегами, соблюдая, однако, правило, по сути, одно единственное — не говорить никому ни слова о проекте вообще и в частности о том, чем занимаетесь. Не сомневаюсь, у вас достанет опыта, чтобы найти с коллегами тему для разговора и, так сказать, ввести их в заблуждение по поводу предмета ваших настоящих исследований.
— Я могу узнать, чем конкретно буду заниматься?
— Месье Крэйс, — опередив официанта, Бассон подлил Герману вина в бокал. — Я вам рассказал и так больше, чем уполномочен. Не сочтите меня нахалом, но детали проекта вы сможете узнать только подписав договор и обязательства по сохранению тайны, в данном случае, государственной тайны. Сами понимаете, если речь идет о работе на правительство, вас не вынудят делать нечто противоестественное. Все в рамках вашей теперешней деятельности — микробиология. Лично я в вирусологии не сказать чтобы профан, однако и не спец. А вот вас мне рекомендовали и в Германии, и в Англии, где я искал новых сотрудников для проекта.
Крэйс уже почти не сомневался, что речь идет о создании бактериологического оружия.
— Допустим, я подпишу ваш договор, месье Бассон. Пройдет время, и я сочту, что деятельность в вашем проекте мне неприятна, тормозит мое развитие как ученого или еще по каким-либо причинам, возможно, личного характера я захочу покинуть проект. Как нам быть в таком случае?
— Справедливый вопрос. В договоре будут прописаны сроки и все возможные форс-мажорные обстоятельства. Договор вам понравится, он развеет ваши сомнения. Поверьте. Никаких кабальных условий, выплаты неустоек в случае вашего отказа от дальнейшего сотрудничества раньше оговоренного срока. Вы только потеряете годовой доход, но заработанное получите без задержек. Отказ от договора не отменяет только одного — соблюдения режима секретности. Вы будете преследоваться по законам ЮАР — страны, с которой подпишите договор, если начнете распространяться о проекте. Я предоставлю вам сейчас договор для изучения, — Вутер достал из кожаной папки, лежащей на краю стола, несколько листков и протянул Герману.
— Я проконсультируюсь со своим адвокатом?
— Это ваше право, — чуть обиженно заметил Бассон. — Договор составлен по всем правилам. Только просьба сделать это как можно быстрее. Мне не хотелось бы задерживаться в Париже дольше запланированного.
Крэйс прикинул, как быстро он сможет получить в Центре разрешение действовать — внедряться в проект, который его крайне заинтересовал, и попросил у Бассона четыре дня. Чуть поморщившись, Вутер все же благожелательно кивнул.
— Надеюсь, ожидание принесет мне… вас, — он засмеялся и протянул бокал. — Чин-чин. Давайте насладимся трапезой, раз с деловой частью покончено. Кому-то деловые переговоры отбивают аппетит, у меня же он наоборот разыгрывается. Вот когда вы согласитесь, — Вутер орудовал специальным рыбным ножом, расправляясь с рыбой под розовым соусом, — заметьте, я сказал не «если», а «когда» вы согласитесь, приедете к нам в ЮАР, я вас обязательно угощу браайфлейс. Сам приготовлю в саду на гриле. Это жаркое, — ответил он на вопрос, который изобразил на лице Герман. — Я делаю это лучше, чем разбираюсь в вирусологии, поверьте.
— Здешняя кухня вам не по душе? — со смехом поинтересовался Крэйс. — Лягушки, улитки…
— Человека, который ел машонза, тшуку или кси-фу-фу-ну-ну вряд ли чем-то удивишь. Машонза — это гусеницы, правда слегка жилистые, но с красным перцем, арахисом и под виски — вполне. Тшуку — жареные термиты, а кси-фу-фу-ну-ну — личинки скарабея, поджаренные чуть-чуть на огне.
— Приятного аппетита, — поморщился Герман. — Не самый хороший разговор за таким столом и в таком обществе. Кстати, вы знаете, что Андре Мишлен, выпускавший справочник-гид для туристов сперва присваивал звезды подобным этому ресторанам по принципу — чем больше звезд, тем дороже.
— Это и сейчас соответствует истине. Но максимум три звезды присваивается. Но и кухня на высоком уровне. Согласитесь!
Герман думал о договоре, перекочевавшем в его портфель. Ему не терпелось прочитать его, сделать копию и переслать ее в Центр с соответствующими комментариями. Впервые за восемнадцать лет работы Крэйса, монотонной, приносившей информацию по крохам, казавшимся Герману не столь значительными, вдруг наметилось нечто, что могло бы стать действительно важным достижением в его разведдеятельности. И он не собирался упускать этот шанс. Тем более, что вместе с этим он мог разузнать хоть что-то о загадочных вспышках над южной Атлантикой.
Первое впечатление Крэйса от прибытия в ЮАР была надпись в такси: «Taxi whites». Герман ехал, пялился на табличку и пытался осознать, что она означает. По всему выходило — такси для белых.
«Во всяком случае, меня из машины не вышвырнут. Это хоть как-то утешает», — подумал он и покрутил головой, словно его душил воротник.
После Герман видел похожие таблички в очень многих общественных местах, даже на скамейках в парке: «Whites only». Только для белых.
В Претории, куда прилетел Крэйс, дышалось тяжело, было довольно влажно. Да еще и город находится на высоте в тысячу триста тридцать девять метров над уровнем моря. Выбрался в ЮАР Герман только в январе (улаживал дела в Париже — его коллеги, мягко говоря, недоумевали по поводу внезапного увольнения и переезда в Африку). В Претории установилась жара, около тридцати.
Уже здесь Крэйс узнал, что Бассон — бригадный генерал и командует специальным медицинским полком в армии ЮАР, выяснил, что проект еще только в зачаточном состоянии. Но у Вутера планов громадье, и он уже стянул в Преторию многих специалистов по самым разным научным направлениям, но в основном химиков и вирусологов. Разместили всех пока в гостинице.