— Допустим, — Крэйса предупредил Центр насчет Вайне, и Герман стал разыгрывать свою партию. — Сомневаюсь, что ему удалось добиться цели, которую мы с таким оборудованием и такими средствами, и спецами не можем достичь. Не знаю. Может, он хочет таким образом выведать у нас информацию?
— Ну, это ты завидуешь. У самого-то не больно получается, — с усмешкой подначил его Вутер. — Нет, друг мой, думаю это может быть интересно. Попробуем договориться с ним о встрече. А что, он действительно инвалид? Хочет, чтобы мы к нему приехали?
— Кажется да. Вроде прикован к инвалидной коляске. Насколько я помню, в аварию попал еще лет десять назад.
— Я даже думаю сам съездить. Возьму с собой пару сотрудников лаборатории. Кого порекомендуешь?
— А меня? — чуть обиженно спросил Герман.
— Не хочется отрывать тебя от работы. Это во-первых, а во-вторых, ты спугнешь инициативу Вайне своим скепсисом.
— Ладно, я порекомендую.
Но поездка не состоялась. Правительство ЮАР запретило выезд ученым проекта, потому что спецслужбы сочли это приглашение Вайне ловушкой. И они, как никогда, были правы, почуяв неладное.
В это же время Герман узнал, что сержант де Фонсека заболел и в бреду проговорился о проекте и о том, что выпотрошенные (он имел ввиду после аутопсии) трупы сбрасывают с самолета в океан. Он наболтал много лишнего. Бассон при Германе обсуждал, что предпринять в отношении сержанта. Крэйс не мог воспринять двояко слова шефа: «Влейте ему что-нибудь из наших препаратов, чтобы замолчал». Это был прямой приказ на убийство, адресованный одному офицеру из службы собственной безопасности лаборатории Роодеплат.
Через несколько дней де Фонсека был уже мертв.
Последние годы существования проекта «Берег» Бассон, как безумный использовал лаборатории Роодеплат и «Дельта-Джи Сайнтифик» для производства наркотиков в огромных количествах. Для личного обогащения. Он фактически стал наркобароном. В его руках находились производство наркотиков и конфискованные во всех полицейских участках страны марихуана, кокаин, ЛСД, которые передавали в лабораторию по его просьбе и распоряжению правительства.
Герман запомнил одного типа — Ричарда Уэстера, парня из военной разведки ЮАР. Он приезжал в Роодеплат, любопытствуя, как действует на подопытных ЛСД. Появился он именно в тот период, когда Бассон начал активно приторговывать наркотиками.
Он зашел в кабинет к Крэйсу, свежий, бодрый, румяный. Герман показал ему на стул, продолжая разговаривать по телефону с лаборантом из лаборатории Дельта-Джи.
— Я вам уже объяснял условия и сроки транспортировки биоматериалов. Пора бы такие вещи запомнить! От свежих трупов — кровь, лимфоузел и пораженные органы, от убитых в агонии — кровь, кость, лимфоузлы и пораженные органы. Пробы необходимо брать асептически, не допуская загрязнения. Замораживать в любом случае. За сутки вы все равно не управляетесь, и мы, смею заметить, в Африке, а не на Севере… Что головной мозг?.. Чему вас учили в институте? Надо отделить голову от туловища и хорошо зафиксировать, — краем глаза он заметил, как Уэстер побледнел. — Снять кожу и мышцы с черепной коробки, сделать надрезы между глазными впадинами и от них в сторону затылка… Ну, да. Пила, топор, снять черепную коробку. Отделить основные нервы, изъять мозг и поместить его на доску. Отобрать пробы коры больших полушарий и основания спинного мозга. Это вы должны знать. Я буду говорить с Бассоном о вашем соответствии занимаемой должности.
Герман в сердцах бросил трубку. Жаловаться Вутеру он не собирался. Несколько ученых уже и так скончались, работая на проект. Причины смерти напоминали Крэйсу результаты действия ядов, разработанных в Роодеплате — либо тромбоз, либо инфаркт, либо внезапный приступ удушья как раз тогда, когда эти люди высказывали сомнения в правомерности проведения испытаний на людях или начинали подозревать Бассона, что он попросту обогащается за счет государства.
Уэстер напомнил о себе покашливанием.
— Простите, мистер Уэстер. Рутина заедает и бестолковость некоторых сотрудников. Так вы хотели посмотреть на подопытных? Пройдемте в смотровую. Наденьте вот этот халат, пожалуйста.
Англичанин внимательно смотрел, как хохотал чернокожий парень, принявший уже не первую дозу ЛСД, как он пытался забраться на стену и ему, похоже, казалось, что ему это удалось, потому что вид у него был весьма довольный собой. У подопытного потекли слюни.
Уэстера с разрешения Бассона провели по территории лаборатории, показали подопытных животных, безумствующих в своем вольере, псов доктора Гертсхена. Разведчик не выказывал ни восторгов, ни недовольства. У него было такое постное выражение румяного лица, что Крэйс подумал: «С такой рожей его бы санитаром в морг. Очень жизнеутверждающе». Германа слегка забавляла ситуация, когда разведчик государства-противника водит юаровского разведчика с экскурсией по их же, юаровской, сверхсекретной лаборатории.
Глядя на Уэстера, вдруг Герману пришло на ум: «Выделенка — локация. Вот они-то особняком от нормальных людей — Вутер, этот Уэстер и другие. Проект, апартеид — они локация. За воротами секретной зоны — жизнь. А они сами себя заточили, как в бутылку, с этим апартхейдом. Просто-таки голландская забава — корабль в бутылке. Смотрят на всё через стекло — внутри стерильно, чисто, даже воздух через горлышко поступает. Но горлышко-то можно и пробкой заткнуть. Иллюзия власти, иллюзия создания идеального общества — по сути, тот же нацизм».
Чуть позже, через несколько дней Уэстер вернулся с крытым грузовиком и опять же по распоряжению Бассона, отгрузил наркотики и некоторые приборы по их производству. Как понял Герман из разговора с Вутером, для отправки в Англию.
1992 год
Положение в лаборатории было все тревожнее. Это чувствовалось, в особенности, по упадническому настроению сотрудников — они работали спустя рукава, видимо, уже не слишком опасаясь Бассона, или шептались по углам.
Натянутая до предела струна апартеида лопнула 2 февраля 1990 года после выступления президента ЮАР Фредерика Виллема де Клерка, объявившего новый курс ЮАР, направленный на демонтаж апартеида.
Были отменены многие запреты, казавшиеся до того незыблемыми. Сняли запрет с Панафриканского конгресса, Южно-Африканской коммунистической партии, Африканского Национального конгресса. Освободили из тюрьмы членов этих организаций.
Всеобщее избирательное право, свобода религиозных верований, демократическая конституция — этого хотел для своей страны де Клерк, пришедший к власти в 1989 году с довольно-таки консервативными лозунгами и поразивший всех сменой своей политической «ориентации».
При этом в 1991 году проект «Берег» продолжал функционировать. Чувствовалось, что ему вот-вот придет конец, но все же он еще существовал.
Крэйс понимал — или теперь, или никогда. Могло показаться, что и служба безопасности Роодеплата поводит носом в поисках нового места работы или даже подыскивает пути отступления за границу, ведь очевидно, что выпущенные на свободу борцы с апартеидом возжаждут справедливой мести.
Однако Герман не питал иллюзий по поводу ослабления их бдительности. Он предпринял все предосторожности, когда потихоньку, изо дня в день, начал делать копии самых ключевых деталей исследований — вирусологических и тех химических, к которым имел доступ.
А поскольку работал он в проекте с момента его основания, пользовался безграничным (если такое понятие вообще применимо к Вутеру) доверием, то доступ он имел практически ко всему объему информации.
Больше всего его донимал своей подозрительностью капитан Хоф. Получив повышение, Томас Хоф загордился и решил, что имеет право присматривать за самим Крэйсом. Он ходил за ним по пятам по всей лаборатории так, что Герман, чтобы скрыться от него, предпочитал сидеть в стерильном боксе с препаратами или вскрывать со своим ассистентом трупы подопытных животных. Людей для опытов в проект уже не поставляли.
Последний раз, когда материал привозили, Бассон сам лично присутствовал при опыте. Чернокожих привязали к столбам во дворе и нанесли им на кожу желеобразный состав, который должен был их убить. Но ничего не произошло.
Тогда Вутер попросил испытать миорелаксанты на этих же парнях. Они умерли. Их трупы он даже не требовал вскрывать или фиксировать в журнале проводимых опытов. С самолета сбрасывать тела, как обычно, не стали, отдали де Коку, и он избавился от них своим привычным методом — взорвал.
Все это происходило накануне заявления де Клерка о сворачивании режима апартеида и, знающий больше остальных Бассон, неистовствовал, отыгрываясь на пленных.
Хождения Хофа увенчались успехом. Капитан обнаружил в ксероксе копию документа, забытого там Крэйсом.
Когда Хоф начал носиться с ним по лаборатории, как курица с яйцом, он захватал листок, давал его своим коллегам, в итоге стер отпечатки пальцев Германа. Крэйс хладнокровно (а что ему еще оставалось) положил в сейф сделанную им копию, благо страница не содержала ничего, кроме напечатанного текста — ни печатей, ни подписей, по ним сразу можно было определить, что листок — всего лишь копия.
Это и спасло Германа при расследовании — так как по результатам проверки из его сейфа ничего не пропало.
Но Хоф закусил удила, памятуя о том, как Крэйс несколько лет назад слишком благожелательно отпустил того крайне подозрительного голландца.
Герман все острее чувствовал, что вот-вот Хоф и его подручные решатся на активные действия. Психопатичный капитан, состояние психики которого усугубили участие в проекте, уничтожение трупов, присутствие при некоторых экспериментах, не воспринимал увещевания своих приятелей. А они справедливо опасались гнева Бассона, ведь Крэйс его приятель…
Герман замечал все эти терзания капитана, написанные на его не отягощенной интеллектом физиономии, и понимал, что Хоф вот-вот сорвется — обыщет кабинет и все закоулки Роодеплата, а что самое опасное, может решиться обыскать дом Крэйса и сад. Медлить было никак нельзя. В ближайший выходной Крэйс перепрятал папку с документами из тайника в саду в тайник под днищем своей машины и поехал к Лизе.