Узкие норы, в которых работают шахтеры, это и есть пласты золотоносной руды. Девяносто сантиметров в диаметре и больше километра тянется этот пласт-тоннель вглубь. Пустые породы руководство шахтой выносить на поверхность не дает, только с золотом. Оцарапанные до крови об острые края породы шахтеры врубаются перфораторами в золотую породу. Не берут с собой еду, только мачеу — слабо-алкогольный напиток на кукурузных зернах. Инженеры лазят по тем же норам вместе с шахтерами.
Олег с восхищением подумал о выносливости Ван Дер Верфа. При такой адовой работе он еще промышлял разведкой. И обижался, что ему не дали внедриться в проект «Берег», к герру Крэйсу.
Положив книгу на откидной столик, Ермилов подумал, где же этот неуловимый герр Крэйс? Почему документы оказались у его любовницы, как ее охарактеризовал Дахак? Олег чувствовал свою вину в гибели Рафаэля. Надо было уговорить араба бежать…
Ермилов вернулся к книге и нашел выдержки выступления 1989 года руководителя Националистической партии Ф. де Клерка. Олег потер лоб и вспомнил, что де Клерк стал президентом ЮАР в том же 1989 году.
«Наша цель — новая Южная Африка, полностью измененная Южная Африка; Южная Африка, освободившаяся от антагонизмов прошлого; Южная Африка, свободная от господства и угнетения в любой форме, и Южная Африка, в которой демократические силы — все разумные люди — объединились бы вокруг взаимоприемлемых целей против радикализма, независимо от того, откуда он происходит… Белое господство, в той мере, как оно существует сейчас, должно прекратиться… Моя партия стремится к созданию страны, свободной от расизма, ненависти, дискриминации по расовому признаку».
«А где вы раньше были, господин де Клерк? — подумал Олег. — Когда у вас под носом шуровали такие как Бассон?»
Тут же Ермилов нашел еще один забавный документ в книге. Письмо заместителя комиссара по туземным делам Юго-Западной Африки. 1939 год. «Г-же Бринц, Виндхук. Мадам, имею честь сообщить Вам, что ваша служанка, Мария Хаусес, нынешним утром обратилась в нашу инстанцию с жалобой на то, что она была уволена Вами без предупреждения и что ей не было заплачено жалование за тот период, что она работала у Вас.
Со слов Марии я понял, что она сопровождала Вас из Омаруру второй раз. В связи с этим должен привлечь Ваше внимание к Постановлению администрации N21 от 1936 года, запрещающему въезд в городскую черту Виндхука туземцам женского пола без особого на то разрешения нашей инстанции. В данном случае наша инстанция не имела сведений о том, что Вы привезли женщину в Виндхук, явно также, что не последовало, как то предписывает закон, обращения за соответствующим разрешением. Посему вынужден просить Вас вернуть Марию в Омаруру как можно скорее, а также решить вопрос с выплатой ей жалования. В случае невыполнения будут предприняты дальнейшие шаги. Имею честь, Мадам, оставаться Вашим покорным слугой. Заместитель комиссара по туземным делам».
«Вот тебе и страна «свободная от расизма. А ведь это было еще до апартеида», — Олег взглянул в иллюминатор. Там была чернота. Холодная и звездная. Посмотрел на часы. Лететь оставалось еще уйму времени. Начала, как нарочно, побаливать раненая в Чечне нога. Укрывшись пледом и кое-как устроившись поудобнее, Ермилов оставшуюся часть пути проспал.
Проснулся уже когда самолет стал снижаться. Международный аэропорт Йоханнесбурга встретил таким количеством пассажиров, что у Олега аж голова кругом пошла. Огромный международный терминал с многометровыми черными, с металлическими вставками, колоннами, поверх которых высились квадратные большие светильники. Эти колонны-лампы напоминали причудливые цветы, а в качестве цветка у них был свет, он отражался в кафеле цвета слоновой кости с полосами, пересекающими огромный зал, с рисунками из бежевых, белых, розовых, желтых и темно-коричневых треугольников, напоминающих африканские узоры.
Не задерживаясь нигде, Олег прошел к выходу, едва не заблудившись в чудовищных размеров терминале. Спасло знание английского и внимательное прочтение указателей. Вещей, по совету Сорокина, он с собой никаких не брал. Небольшая сумка с бритвенными принадлежностями, две книги по ЮАР и ветровка, так как в Йоханнесбурге нынче зима, градусов пятнадцать. К тому же город на высоте тысяча семисот пятидесяти трех метров над уровнем моря.
Действительно, когда Ермилов вышел на улицу, довольно неприятный ветер трепал верхушку пальмы, одиноко торчащей напротив стоянки такси.
— Вот тебе и Африка, — он покачал головой и постарался быстрее нырнуть в теплое нутро такси.
Молчаливый, понурый таксист довез до городской окраины. Тут Олег, по рекомендации Сорокина, высадился и поймал другую машину. Уже на ней он добрался до северной части Йоханнесбурга, где располагались наиболее зеленые районы с элитными поселками.
Появился холм, заросший деревьями и кустарником, из крон деревьев только кое-где выглядывали черепичные крыши. Такси проехало теннисный корт, который упоминал в своих инструкциях Дахак, и Олег попросил водителя остановиться.
— Если вы подождете здесь, обратно поедем вместе до центра города, и я добавлю сверх суммы, — сказал он, расплачиваясь.
Оставшись довольным, водитель кивнул, откинул сиденье и приготовился ждать.
С асфальтированной дороги Ермилов сошел на узкую, мощеную красным камнем дорожку и по ней дошел до трех домов, стоящих в ряд. Перед ними была площадка, покрытая таким же красным камнем. Вдоль невысоких заборчиков так густо росли кусты и деревья, что дома сквозь них едва проглядывали. Правый, стоящий на отшибе, виднелся чуть белой стеной и окошком с тюлем, доходившим до половины окна.
Таназар должна быть дома. Карпов, по просьбе Сорокина, позвонил ей накануне, разумеется, не из посольства и не со своего телефона. Под видом работника почты, попросил ее сегодняшний день ожидать курьера.
Как предупреждал Дахак при встрече в Лондоне, Ермилов не пошел с фасада, а обогнул ее дом и не сразу, но отыскал заросшую плющом калитку. Она была невысокая и, перевесившись через калитку, Олег справился с задвижкой и шагнул в сад. Тут ветер не так ощущался и было как-то очень тихо. Хруст камешков на тропинке под ногами и тот звучал словно бы вкрадчиво. Или настороженному Ермилову так казалось.
Он невольно отметил, какой цветущий сад, и удивился, что в такую прохладную погоду настолько все бурно цветет. Не сразу Олег заметил оплетенную виноградом и розами скамью в саду. На ней сидела женщина, невысокая, миниатюрная, в длинном полосатом платье из грубоватой даже на вид ткани. У нее на коленях лежала какая-то вышивка, около ног в корзинке — лоскутки и нитки.
Черные густые волосы с сильной проседью выбивались из-под накинутого на голову платка. Он не был завязан, а крепился на лбу каким-то украшением, напоминавшим серебряные монеты, нанизанные на цепочку. Определить возраст этой завораживающе красивой женщины Олег вряд ли смог бы. Нет морщин на смуглом лице, нет их и на тонких руках, покрытых странным узором, наподобие татуировки. Она смотрелась органично здесь, в этом диковатом саду. Но Олег представил, как женщина выглядела бы в обычной жизни, например, совершая покупки в ближайшем супермаркете, и поморщился. Ее могут принять за сумасшедшую или очень большую оригиналку.
Ермилов стоял и глядел на нее, завороженный, а она будто и не замечала его. У него уже не оставалось сомнений — такое чудо не может быть подставленной Линли в его хитрой игре. Олег нащупал в нагрудном кармане керамический кругляшок.
Она вдруг спросила что-то по-французски, не отрываясь от шитья. У нее и голос был довольно странный для женщины — низкий с легкой хрипотцой.
— Я не понимаю по-французски, — смущенно по-английски сказал Олег. Он испытывал робость в присутствии этой женщины. — Вы Таназар?
Она подняла глаза на него, поглядела задумчиво.
— Вы с почты?.. Нет, — она перешла на английский. Покачала головой, разглядывая Ермилова. — Вы не почтальон, — Таназар улыбнулась. — Проймете в дом. Здесь довольно прохладно. А вы легко одеты. Только из аэропорта?
— У меня тут есть для вас кое-что. — Олег протянул ей керамический талисман.
Она взяла его, взвесила на ладони, спрятала в карман платья и повторила:
— Пойдемте. Рафа довольно точно вас описал. Вы удивительным образом похожи на Германа в молодости.
— Крэйса? А вы знаете, где он?
Таназар промолчала. Она шла впереди по тропинке. Олег не видел ее лица. Подол платья женщины цеплялся за цветочные стебли. Некоторые цветки начинали сбрасывать лепестки прямо на дорожку светлого камня и выглядело это как-то по-осеннему грустно.
Открыв дверь на кухню, Таназар пропустила Ермилова вперед. Внутри пахло ванилью и хлебом. Тикали круглые белые, покрытые эмалью, часы над обеденным столом.
— Давайте в гостиную. Там удобные кресла. Будете чай? Я пью его по-тунисски. Много мяты и сахара. Всем моим местным знакомым он кажется тошнотворным.
Ермилов кивнул, думая, как ему половчее намекнуть ей, что он здорово ограничен во времени. Пять часов иссякнут, и Карпов поднимет панику, начнет искать гостя из Москвы. Позвонить в посольство Олег не рискнет, хотя неплохо было бы предупредить…
«Будь, что будет, — подумал он. — В конце концов, такси под парами. Два с лишним часа в запасе. Успею. Надо разобраться до конца».
Олег присел на деревянное кресло. Он-то думал, что Таназар подразумевает под «удобными» креслами мягкую мебель. Но эти деревянные троны, резные, удивительные, с деревянными сиденьями оказались действительно удобными.
— Это из джакаранды, — пояснила Таназар, заметив его недоумение. — Очень дорогая древесина. Из нее делают струнные инструменты или вот такую изысканную мебель.
Тут же, в гостиной стояли манекены, облаченные в наряды похожие на тот, что был на хозяйке дома. Только эти, расшитые бисером, пайетками, кружевами, кусочками разноцветной кожи выглядели на самом деле образцами высокой моды.
Небольшой розовый камин в углу комнаты, круглый стол тоже из джакаранды, заваленный выкройками, маленький полосатый розово-белый диванчик напротив камина, в оконном простенке. За окнами — сплошная зелень сада.