, и открыл дверцу электрощитка. Щелкнул тумблером, и тут же включился свет. Макнил покачал головой.
– Наверное, был скачок напряжения или что-то в этом роде. Пробки выбило. Если не хочешь в очередной раз застрять, лучше подключи подъемники у лестницы к аккумулятору.
– Я всегда могу вызвать тебя, и ты отнесешь меня наверх или вниз.
– Примчусь пулей.
И от того, как он это произнес, сердце Эми замерло на мгновение, а потом участился пульс. Она вдруг смутилась. Во рту пересохло. Она не верила, что могла заинтересовать Макнила. Уж точно не в этом смысле.
Позже он рассказал, что медлил только по одной причине – он понятия не имел, как целовать человека в инвалидном кресле. Макнил неуклюже шагнул к ней, на секунду остановился и неловко опустился на колени, взял ее лицо большими ладонями и поцеловал.
Этот миг останется в ее памяти навсегда. В это мгновение она почувствовала, что Господь снова вернул ей жизнь.
Глава 9
I
Макнил припарковался напротив полицейского участка, находящегося, как сказали бы в Шотландии, в «наугольнике» между Кеннингтон-роуд и Мид-Роу. Макнил несколько раз употребил это слово, когда только что приехал в Лондон, но его никто не понял. Как-то раз он даже заглянул в словарь, но не обнаружил там искомого значения. Самое близкое значение было «накладка, укрепляющая угол рамы или ящика». Он решил, что это оно и есть. Слово в точности описывало положение полицейского участка на Кеннингтон-роуд – в треугольнике, получившемся у пересечения двух сходящихся под острым углом улиц.
Перед тем он заехал в Ислингтон, чтобы принять душ и переодеться, и почувствовал себя менее грязным. Менее «смердящим», как сказал бы кое-кто из его коллег. Еще одно шотландское словечко, только на сей раз невольно присвоенное англичанами и вошедшее в модный лондонский сленг.
Старший инспектор Лейн, тем не менее, предпочитал старый добрый матерок уроженца Глазго.
– Где тебя носит, мать твою? – заорал он на Макнила через всю комнату детективов. – Мигом сюда.
И агрессивно ткнул пальцем в сторону своего кабинета. Никто и бровью не повел. Все уже привыкли к выходкам Лейна.
Макнил встал перед столом старшего инспектора.
– У меня были личные дела, старший инспектор.
– На нашей работе никаких личных дел быть не может, сынок. Я думал, ты уже это усвоил.
– Ну, если быть кристально честным, Лейн, насрать мне на то, что ты думаешь. И если тебя это не устраивает, можешь меня уволить.
Макнил собирался рассказать старшему инспектору о Шоне, но сейчас это почему-то показалось неуместным.
Лейн сердито взглянул на него.
– Если не хочешь, чтобы я лишил тебя пенсии, на хрен, лучше выражайся прилично, Макнил. – Он явно не уловил в своих словах иронии, а Макнил не успел вставить ответ. – Меня достает одна гнида из офиса заместителя премьер-министра, требует письменное объяснение, почему этим утром полицейский задержал строительство в парке Архиепископа. А я даже не мог послать ему твой отчет, потому что у меня его нет.
– К утру он будет на твоем столе.
– Он должен быть на моем столе сегодня же, до того как я уйду домой.
Макнил рассматривал залежи бумаг на своем столе. Отчеты, дела и судебные повестки, сотня приклеенных к бокам компьютера и на лампу стикеров с напоминаниями, заметки по десяткам расследований в лотке для входящих документов. Обычно в это время в участке стоял рабочий гвалт. Но сегодня за столами сидело не больше десятка полицейских и служащих. Телефоны беспрестанно трезвонили, потому что ответить было некому.
Сержант Руфус Доусон шлепнул желтый стикер на экран перед Макнилом. Своему странному акценту этот крупный рыжий ирландец, вероятно, был обязан детством в Новой Зеландии вкупе с ирландским происхождением. Закоренелый хохмач с заразительным смехом, всегда имеющий наготове остроту, в последние недели выглядел нехарактерно подавленным. И даже не находил повода для смеха.
– Звонил Фил с Ламбет-роуд, у него есть имя и адрес. Нашли совпадение с отпечатками на билете на метро. Сказал, остальное пришлет факсом. – Он уже собирался отойти, но что-то в манере Макнила его остановило. Доусон окинул его долгим взглядом. – Ты как вообще?
– Все нормально, Руф.
Макнил отлепил желтый листок от компьютера и посмотрел на каракули Руфуса. Там было написано имя – Рональд Казински. И адрес на юге Ламбета. Макнил встал и пошел посмотреть, не прислал ли Фил факс. Бумага торчала в лотке аппарата.
Казински был тридцать один год. На прилагающемся к описанию нечетком снимке у него были темные редеющие волосы, высокие скулы и широко расставленные глаза. Последние два с половиной года он работал в похоронном бюро крематория на юге Лондона. Вскоре после объявления чрезвычайной ситуации его откомандировали на государственную службу, в центр утилизации тел на южном берегу реки, на заброшенной электростанции Баттерси. Его отпечатки оказались в картотеке за укрывательство преступно нажитого имущества. Теперь он больше не торговал краденым, а избавлялся от трупов. Макнил задумался, не мог ли он избавиться от костей маленькой китаянки в парке Архиепископа. Какое странное совпадение, что именно его отпечатки обнаружили на старом билете метро около выброшенных костей. А Макнил не был склонен верить в совпадения, странные или нет.
Он надел пальто и окликнул Доусона.
– Если меня будет искать Лейн, скажи ему, что я пошел поболтать с Казински.
II
В Средние века местность вокруг электростанции Баттерси называлась полем Баттерси, там часто селились бродяги и прочие отщепенцы. В 1800-е там устраивали стрельбу по голубям и сельские ярмарки. Там якобы устроили дуэль герцог Веллингтон и лорд Уинчелси, причем оба разошлись по домам без единой царапины. Электростанцию с четырьмя характерными трубами построили в 1930-е, и полвека она изрыгала в воздух над городом густой черный дым, пока ее не закрыли в 1980-е.
Чтобы убрать гигантские турбины, пришлось снять крышу, и почти тридцать лет здание было открыто всем стихиям. Правительство временно заморозило планы частного консорциума по превращению этого места в торгово-развлекательный комплекс и отель, сохранив характерную внешнюю оболочку станции. Над главным вестибюлем наскоро воздвигли крышу, и теперь четыре трубы снова изрыгали в воздух над Лондоном дым. Только теперь там горел не уголь, доставляемый на баржах по реке. Там горели человеческие тела. Жертвы пандемии. Дым, однако, был столь же черным и висел над южным берегом реки призрачным похоронным покровом.
Макнил проехал мимо забора, скрывавшего участок от любопытных глаз. Забор установили строители еще в более оптимистичные времена, создав странную завесу с нарисованными зелеными полями и деревьями под ясным голубым небом. Над ограждением устремлялась в настоящее небо громада электростанции из красного кирпича, темная и сердитая, и на всех четырех углах из нее торчали высокие белые трубы, выплевывающие клубы дыма из топок. С юго-запада, над незаконченными жилыми домами, стояли без дела высокие строительные краны. На северо-востоке раскинулся опустевший новый рынок Ковент-гарден, называвшийся в рекламе «Кладовой Лондона». Вдоль Челси-парк-роуд огромные рекламные щиты выкрикивали слоганы пустым улицам: «Индустриальная революция закончилась», «Информационная эра завершена» и «Я мыслю – значит, я действую. Добро пожаловать в век идей». Макнил поднял взгляд на висящий над головой дым. «Добро пожаловать в ад», – подумал он.
Он свернул на Кертлинг-стрит и подъехал к будке перед синими металлическими воротами. Напротив ворот стоял армейский джип с пулеметом у заднего борта. Сидящие в машине два солдата курили через хлопковые маски. С другой стороны ворот появился охранник в зеленой форме. Он тоже был в белой хлопковой маске и близко не подходил. Макнил вышел из машины и подошел к решетке ворот.
– Документы есть? – прокричал охранник.
Макнил показал удостоверение.
– Полиция. Хочу поговорить с одним из ваших служащих. С Рональдом Казински.
– Подождите, – отозвался охранник.
Он вернулся в будку, а потом пошел дальше, в низкое здание из белого пластика и стекла, странной угловатой формы. В нем находилась модель будущего комплекса. Но владельцы участка никогда и вообразить не могли подобное применение. На траве рядом со зданием стояли две большие бронзовые статуи выше человеческого роста. Мужчина и женщина держали ребенка и протягивали ладони в приветствии. Что именно они приветствуют, оставалось загадкой. Вероятно, жизнь, решил Макнил. И в этом заключалась глубочайшая ирония. Статуи явно служили дополнением к лозунгам на щитах, которые он видел чуть раньше. Было в них что-то почти сталинское.
На воротах щелкнул электронный замок, и они начали медленно открываться. Охранник окликнул Макнила из будки:
– Поезжайте прямо до административного здания и спросите мистера Хартсона. Он там старший.
Макнил миновал приветствующие его статуи и въехал в другие ворота, к кирпичному зданию на полпути от внешней стены электростанции. На обширном пространстве крошащегося асфальта замерли экскаваторы и строительные краны, как застывшие во времени динозавры. К огромным воротам главного вестибюля тянулась очередь черных фургонов без опознавательных знаков, доставляющих свой страшный груз, чтобы сразу же разъехаться за новым по десятку больниц. Паромщики, курсирующие туда-сюда по реке Стикс.
Он припарковался у офисного здания и толкнул двойные двери вестибюля. Женщина за стойкой посмотрела на него поверх маски. Макнил помахал перед ней удостоверением.
– Инспектор Макнил к мистеру Хартсону. Он меня ожидает.
Кабинет Хартсона был на верхнем этаже. Через огромную стеклянную перегородку с одной стороны был виден главный зал бывшей электростанции внизу. Хартсон оказался человеком лет шестидесяти, высоким, худым и лысым, обладающим подобострастными манерами похоронного агента. Макнила притянуло к стеклянной стене. Но сцену, которую он увидел внизу, невозможно было и вообразить. На трех деревянных поддонах, протянувшихся от края до края, лежали тысячи обнаженных тел, сложенные штабелями, как манекены на кукольной фабрике. Ноги и руки переплетались, тела странно блестели, в них трудно было опознать людей. Похожая на утренний лондонский туман дымка дезинфекции заслоняла подробности. Вдоль завихрений и щупалец дезинфицирующего газа медленно двигались жуткие фигуры в синих костюмах биозащиты – безликие, укрытые за тонированными пластиковыми щитками. Они перекладывали тела из фургонов в новые штабеля.