Безмятежность была основополагающей чертой его матери. Почти дзен-буддистский фатализм позволял смиряться со всеми булыжниками, которые швыряла в нее жизнь. И Пинки вспомнил, как в ту ночь, сидя в чулане под лестницей, впервые услышал ее крик. А с воспоминаниями пришла и знакомая дрожь. И тогда темень гардеробной вызвала у него клаустрофобию, начала душить. Пришлось тщательно контролировать дыхание, иначе Эми могла бы его услышать. Он не хотел ее убивать. Пока что.
Пинки смотрел, как она перебирается на кресло у подножия лестницы, и вслушивался в визг электромотора, когда Эми подъехала к ванной.
Услышав третий или четвертый крик матери, он наконец-то собрался с духом и в панике открыл дверь. Ему было всего десять, еще даже не подросток. Они находились на кухне. Мать лежала на полу, а мужчина сверху, сжимая ей горло, матерясь и приказывая заткнуться. Он пару раз ударил ее, раскроив губу, и она морщилась от боли, белые зубы вымазались в крови. Одежда на ней была порвана, живот обнажен, одна грудь вывалилась из лифчика. Пинки не понимал, что именно происходит, знал лишь, что этот мужчина делает больно его матери. Он действовал не раздумывая, автоматически. Прыгнул мужчине на спину и яростно вцепился ему в волосы, заорав, чтобы отпустил его мать.
Мужчина ошалело развернулся и сбросил мальчика со спины. Он с удивлением понял, что они не одни. Пинки упал, стукнувшись головой о дверной косяк, на мгновение оглушенный, в глазах вспыхнули искры. И снова услышал материнский крик, теперь совершенно безумный. А мужчина ревел и душил ее, заглушая крики. Пинки увидел, как яростно дергаются ее ноги, когда она пыталась вздохнуть, голые пятки сучили по полу. Пинки каким-то образом удалось снова подняться и проковылять до кухонного стола. Там стояла подставка с ножами. С тех пор он каждую минуту своей жизни сожалел, что не сделал этого быстрее. Не встал на тридцать секунд раньше. Тогда его мама еще была бы жива. Но когда он со всей силы вонзил хлебный нож мужчине между лопатками, она уже умерла, а его собственная жизнь безвозвратно изменилась.
Пинки осел по стене темной гардеробной и обхватил колени руками, притянув к груди. Он ненавидел эти воспоминания, всегда пытался зарыть их поглубже, спрятать, но в темноте они постоянно возвращались. Он пытался остановить рыдания, но все равно чувствовал на щеках горячие слезы. Ему хотелось закрыть глаза. Хотелось отбросить эти видения и мягко погрузиться в параллельный мир, где каждую ночь мать перед сном нежно целовала его в лоб и шептала: «Спи крепко, малыш».
Когда он наконец-то взял себя в руки, утихомирил дыхание и вытер слезы с лица, то услышал журчание душа из ванной. Он снова привалился к стене и глубоко вздохнул. Пока она в душе – идеальный момент.
Он медленно открыл дверь и выскользнул на лестничную площадку. Дверь ванной была приотворена, и Пинки видел поднимающийся в холодном электрическом свете пар, похожий на рассветный туман зимним утром. Он пересек холл и замер у двери, медленно наклонившись к щелке, через которую заглянул внутрь.
В душе было сделано приспособление, чтобы Эми могла держаться, почти стоять. Через пар и текущую по стеклу воду Пинки видел, что она голая, под горячими струями воды кожа порозовела. Он заметил розовато-коричневые круги сосков, черный треугольник между ног и тут же отпрянул в смущении. Однажды он видел мать обнаженной в душе. Он забрел в ванную случайно и стоял почти минуту, наблюдая за ней, пока она его не видела. И наконец она заметила его и закричала, ругая за подглядывание. «Ах ты, мерзкий мальчишка». Она редко повышала голос, и это был один из тех немногих случаев, с тех пор он не мог смотреть на обнаженную женщину, не чувствуя вины.
Он развернулся и поспешил обратно через лестничную площадку и вверх, ступая быстро, но осторожно. Прямо на мансарду. На верхней ступени лестницы он быстро осмотрел огромную гостиную, пока взгляд не упал на компьютер. На экране сменялись одна за другой фотографии скринсейвера, пейзажи с холодной синевой на зелень тропического леса, туманную и влажную. Пинки сел за стол и тронул мышку. Скринсейвер исчез, уступив место окну с диалогом – Эми и Сэм. Мигающий курсор, последние настойчивые вопросы Эми. «Сэм, вы еще там? Сэм? Поговорите со мной!» Пинки мысленно улыбнулся и заметил иконку адресной книги на панели внизу экрана. Он щелкнул по иконке, и открылась адресная книга. Он набрал: «Беннет». И тут же появился адрес: Том Беннет, Фулэм, Парфри-стрит, 1, квартира 13А. Как удачно. Но не для Тома. Или Гарри.
Пинки закрыл адресную книгу и оставил экран в том же виде, что и нашел, запустив скринсейвер, чтобы Эми не догадалась о его вмешательстве.
И тут Пинки увидел ее, наблюдающую за ним с другого конца комнаты, и его шея покрылась мурашками.
– Господи, – прошептал он.
Прямо вылитая она. До жути. Ее отвратительные губы, в точности как были при жизни. Откуда они узнали, как она выглядит, имея лишь череп?
На мгновение он забыл, где находится, и пересек комнату, чтобы рассмотреть получше. Он затряс головой, восхищаясь мастерством китаянки, сейчас находящейся в душе. Девочку как будто запечатлели с фотографии. Эми ошиблась только в одном. И это его раздражало.
Эми насухо вытерлась, выйдя из душа, и покатила кресло через спальню. Она задумалась, надеть халат или чистую одежду. И решив одеться полностью, легла на кровать, чтобы натянуть чистое белье, джинсы и толстовку. Потом села в кресло, наклонилась и сунула ноги в кроссовки. Одеваться было непросто, но врачи сказали, что это хорошее упражнение, необходимое, чтобы поддерживать работу мышц.
Пока подъемник у лестницы мягко поднимал ее наверх, она закрыла глаза и впервые ощутила желание поспать. Она поняла, что если приляжет на кушетку, то моментально уснет. Оказавшись в мансарде, Эми тут же почуяла – что-то не так. Трудно сказать, что именно ее насторожило. Возможно, тончайший чужеродный запах, висящий в воздухе на верхнем этаже. Или ощущение чьего-то присутствия, почти что привидения или духа. Невозможно объяснить, как работают в подсознании чувства, в которых мы не отдаем себе отчет. Но что бы это ни было, ей стало не по себе.
Она подвела кресло к рабочему столу. Может, пришло новое сообщение от куратора? Эми шевельнула мышкой, чтобы убрать скринсейвер, и увидела диалоговое окно мессенджера в том же виде, в каком его оставила.
«Сэм, вы еще там? Сэм? Поговорите со мной!»
Она пересекла половину мансарды, но тут бросила взгляд на голову и невольно вскрикнула. В нее вонзил свои крохотные невидимые иголки страх, и Эми в панике огляделась. В комнате никого не было. Она замерла и прислушалась. Ни звука. Потом снова заставила себя посмотреть на голову девочки. Волосы парика были коротко подстрижены и торчали неровным ежиком, в точности как она и воображала. Эми заставила себя взяться за пульт в подлокотнике и подъехала ближе.
Стол был усыпан спутанными клочьями черных волос. Среди них валялись ножницы.
Лицо смотрящей на нее Лин после стрижки кардинально изменилось. На мгновение Эми задумалась, не сама ли это сделала, а потом забыла. Но хотя эта мысль была ей по душе, она ее отогнала, с абсолютной уверенностью понимая, что, пока она принимала душ, кто-то побывал в доме и постриг девочке волосы.
Каким бы безумием это ни казалось, доказательство находилось у нее перед глазами. И пугало до смерти. Не исключено, что сделавший это человек по-прежнему в квартире. Эми не сумела сдержать дрожь в руках, когда схватила телефонную трубку, и тут же выронила ее на пол. Но потом аккуратно подобрала телефон и трясущимися пальцами набрала мобильный номер Макнила. Раздался гудок. Потом еще один. И еще один. А затем включилась голосовая почта. Эми уже собралась в отчаянии повесить трубку, но потом все же решила оставить сообщение.
Собственный голос показался незнакомым, когда она заговорила, пытаясь справиться с истерикой.
– Джек, в квартире кто-то есть. Пожалуйста, приезжай как можно быстрее. Мне страшно.
Она нажала на отбой и стиснула телефон у груди. Эми еще никогда в жизни не была так напугана.
Глава 19
I
Макнил дождался, пока коммутатор переключит его на нужную линию, и наконец услышал голос Доусона:
– Сержант Доусон.
– Руфус, это Джек.
– Привет, Джек. Как у тебя дела?
– Похоже, я выяснил, где жила девочка. В доме на Роут-роуд в Уондсворте. В арендованном доме. По словам соседа, в последние полгода в доме жила семья, возможно, из Франции, по фамилии Смит.
– Да уж, очень правдоподобно.
– У них была девочка-китаянка с заячьей губой. Уверен, что это она и есть. Но родители были европейцами. Нужно разузнать, кто снимал дом. Сосед считает, что он сдавался через агентство. Узнай фамилию агента и вытащи его из постели. Я хочу знать, кто сейчас арендует дом или кто арендовал его недавно.
– Сейчас же этим займусь.
– Молодец.
Макнил продиктовал ему адрес.
– Джек… – Доусон помедлил, явно собираясь что-то сказать. – Насчет сегодняшнего вечера…
– Извини, Руфус, – опередил его Макнил.
– Нет, это ты меня извини, Джек. Всех нас. Мало того, что случилось, а тут еще… – Он запнулся. – Черт, мы все ужасно сожалеем.
– Не нужно извиняться. Вы же не знали. И я ценю вашу заботу. Честно. Поблагодари ребят.
Он завершил звонок и некоторое время сидел в темном коконе своей машины, глядя на Тринити-роуд и тюрьму вдали. Говорили, что грипп прокатился по тюрьмам как лесной пожар. Природа сама вынесла смертный приговор. Всем без разбора, без права на апелляцию. Там не было заметно никакого движения. Все затихло. Ни шороха. Ни воя котов, ни лая собак. Ни единой машины. Полное впечатление, что он остался последним живым человеком на земле. И именно таким себя и чувствовал.
Тишину нарушила трель «Смелой Шотландии». Макнил взглянул на экран мобильного. Поступило сообщение по голосовой почте. После секундного колебания он решил его не слушать. Что бы это ни было, оно подождет. Сейчас у него есть дела поважнее.