Доктор Кастелли обматывала его ладони и предплечья мягкими сухими бинтами.
– Это чтобы не попала инфекция, – объяснила она. – Но вы должны обработать ожоги как следует. – В мерцающем свете почти догоревшей машины она посмотрела на лицо Макнила и покачала головой. – Вы даже ресницы спалили. Могли бы и поджариться, как ваш приятель.
Макнил встал. Только теперь он в полной мере ощутил шок, и ноги задрожали.
– Давайте посмотрим, как он там, – сказал он, и они пошли к грузовику.
Пинки лежал на брезентовых носилках, уставившись выпученными глазами в крышу грузовика, из поврежденной пожаром трахеи вырывались хрипы и бульканье. Запах горелого мяса, как у неудавшегося шашлыка, был почти непереносимым. Зрелище было настолько чудовищным, что Макнил с трудом заставил себя смотреть. Одежда по большей части сгорела, а оставшаяся прилипла к обугленной плоти, сочащейся красной и желтой жидкостями. Уцелела задняя часть брюк и частично куртка, где их защищало сиденье. Среди гари и горелого мяса еще были видны остатки ботинок и носков. К шее прицепились остатки воротника.
Лицо выглядело жутко. Уши сгорели до съежившихся шишек, нос тоже превратился в обугленный высушенный комок, а крылья носа втянулись вовнутрь, как чудовищная пародия на Майкла Джексона в конце жизни. Веки полностью сгорели, глаза слезились. Щеки изуродованы, губы вывернулись к деснам и облепили зубы в дьявольской гримасе, как будто он улыбается. От волос осталась короткая рыжеватая щетина.
Макнила затошнило. Возможно, было бы гуманнее оставить его умирать в машине.
– Он сможет видеть? – спросил он доктора Кастелли.
– Скорее всего, хотя зрение будет нарушено. Например, он будет видеть все только черно-белым.
– И при этом он не чувствует боли?
– Да.
– Но как это возможно? – поразился Макнил. – Мои руки до сих пор чудовищно болят.
Доктор Кастелли печально качнула головой.
– Потому что он обгорел до подкожно-жирового слоя, – сказала она. – Это слой жира под кожей. Он находится глубже, чем болевые рецепторы, расположенные в дерме – слое кожи сразу под верхним. Поэтому и не чувствует боли. А золотисто-желтая субстанция, которую вы видите, вот эти обгоревшие пятна, похожие на… на корочку пудинга…
– Боже мой, доктор…
– Это обнажившийся жир. Видите красные ободки вокруг некоторых наименее обгоревших зон? Это по мере подсыхания из оставшейся кожи выходит кровь. Если ничего не предпринять, хирургам придется прорезать верхние обгоревшие слои, чтобы восстановить циркуляцию крови в более глубоких тканях. Когда кожа или ее остатки остынут и высохнут, они отрежут и перекроют лежащие ниже сосуды. Тогда хирурги сделают глубокие надрезы по всей длине, чтобы открыть ткани и уменьшить давление. – Она глубоко вздохнула. – Удаление омертвевших после ожога тканей – это варварство. Бедняга будет под наркозом, но доктора будут орудовать огромными ножами, чтобы в буквальном смысле вырезать огромные куски сгоревших тканей, пока не доберутся до здоровых, с сохранившимся кровообращением. А рядом будут находиться ассистенты с электрокаутерами наготове, и когда хирурги сделают свое дело, ассистенты прижгут кровоточащие кровеносные сосуды. Однажды я ассистировала на такой операции в медшколе.
– Но вы сказали, что он не выживет.
– Ни единого шанса. Он постоянно теряет жидкости. Посмотрим правде в лицо, у него не осталось кожи, которая бы регулировала потерю жидкости с помощью пор. Посмотрите на него. По всему телу сочится сукровица.
– И как долго ему осталось?
– При лечении, если ему повезет (или не повезет, как посмотреть) – может, день. И без лечения он умрет через пару часов.
Они медленно пошли к своей машине. Пожар потушили, от «БМВ» остался обугленный, выгоревший остов. Внутри виднелись останки пассажира, свернувшегося калачиком на переднем сиденье. Под ногами равнодушно текла Темза, в которой отражались огни пустынного города. Начался прилив, и из устья поднималась вода.
– Нужно обработать ваши ожоги, – сказала доктор Кастелли.
– В больницу я не поеду, – возразил Макнил. – Никогда не знаешь, что можно там подцепить.
– Тогда куда?
– Отвезите меня в полицейский участок. Он всего в нескольких минутах отсюда. Там у нас есть все необходимое для первой помощи.
IV
Пинки лежал на спине в грузовике, и каждое слово врача отдавалось эхом в его голове. Почему врачи вечно говорят в твоем присутствии так, будто тебя здесь нет? Может, его уже списали со счетов как покойника. Но она права. Боли он не чувствовал. Хотя ошиблась насчет зрения. Видел Пинки прекрасно. Была лишь одна странность – он не мог моргнуть.
Вообще-то, если учесть все обстоятельства, он чувствовал себя неплохо. Хуже всего было с дыханием. Дышать было тяжело и больно. Пинки попробовал шевелить поочередно руками и ногами, и они послушались. Конечно, пришлось преодолеть скованность съежившихся в пламени мышц, но все получилось. Он не собирался позволить хирургам – как там она сказала? – вырезать омертвевшие ткани. Просто не мог переварить мысль о том, что его будут кромсать огромными ножами, отрезая куски плоти.
А кроме того, он еще не закончил начатое.
Солдат в глубине грузовика, вызвавший по рации скорую, подошел посмотреть, как у него дела. Молодой человек нагнулся над Пинки, и тот порадовался, что маска скрывает написанный на лице солдата ужас. Он приподнялся, и солдат невольно отпрянул. Пинки сипел и шептал, пытаясь выдавить из себя слова, которые поймет солдат. Парень подался вперед, пытаясь расслышать, и в пальцах Пинки, как оказалось, осталось достаточно гибкости, чтобы выхватить висящий у пояса солдата нож.
Пинки снова что-то пробулькал, солдат наклонился ближе, и Пинки с наслаждением увидел в его глазах ошеломление, когда собственный же нож вошел ему меж ребер.
Когда в грузовик вернулись его товарищи по оружию, то наткнулись на мертвое тело, а один автомат и Пинки исчезли без следа, не считая нескольких черных от сажи отпечатков на дороге.
Глава 23
I
Доктор Кастелли продержала руки Макнила под проточной водой почти пятнадцать минут, прерываясь каждые пять минут, чтобы спросить, как он себя чувствует и не немеют ли руки.
– Нельзя допустить, чтобы они потеряли чувствительность, это будет означать повреждение окружающих тканей, – объяснила она.
Боль значительно уменьшилась, и Макнил даже мог на нее постоянно не отвлекаться.
Теперь доктор Кастелли осторожно накладывала ему на предплечья свежую повязку, а каждый палец забинтовала отдельно, чтобы можно было ими пользоваться.
– Перчатки защитят повязку, и будете как огурчик, – сказала она.
Ладони в перчатках были слишком толстыми и неуклюжими, но, по крайней мере, ожоги больше не лишали подвижности. Макнил достал из своего шкафчика джинсы и куртку, которые держал для работы под прикрытием, и пару «мартенсов». Доктор Кастелли окинула его оценивающим взглядом.
– Что ж, – сказала она, – если вы собрались работать под прикрытием на конкурсе самого нелепого костюма, то выиграете главный приз.
Несмотря ни на что, эти слова вызвали у него улыбку.
– Отличный способ провести последнюю ночь, Джек, – сказал сержант Доусон. – Пытаешься найти свою смерть?
– Просто подумал, что могу избавить правительство от необходимости выплачивать мне пенсию, – ответил Макнил. – Попробуй узнать, кого я вытащил из машины, Руф. Просто ради интереса. Военные наверняка уже отправили рапорт.
– Конечно. – Сержант поднял телефонную трубку, но вдруг замер. – Кстати, тот дом на Роут-роуд. Им владеет компания «Омега 8». А сдает его агентство недвижимости из Клэпхема. Там заявили, что сейчас дом не сдается. Владельцы сказали, что в нем поселятся сотрудники компании.
– «Омега 8», – сказала доктор Кастелли. – Не это ли название значилось на письмах, которые мы нашли в доме?
– Вы были в доме? – удивился Доусон.
– Ты этого не слышал, Руфус, – предупредил Макнил.
– Уже сто лет собираюсь прочистить уши, – откликнулся Доусон и начал набирать номер.
Комната детективов была почти пуста. В дальнем углу за клавиатурами компьютеров болтала пара административных работников. Верхний свет потушили, и настольные лампы отбрасывали лужицы яркого белого света лишь на столы, за которыми еще кто-то работал. Уличные фонари наполняли зал слабым оранжевым свечением.
– Я могу воспользоваться каким-нибудь компьютером? – спросила доктор Кастелли.
– Конечно.
– Хочу разузнать, что это за компания «Омега 8».
– Выбирайте любой.
Макнил неопределенно махнул рукой на полдюжины компьютеров, и она села за ближайший.
Макнил вытащил из подпаленного пиджака полоску с фотографиями. Полиэтилен пакета для улик съежился от жара, но фотографии остались неповрежденными. Макнил аккуратно вытащил их и разложил на столе под лампой. Чой смотрела на него из-под очков в толстой оправе, напряженная полуулыбка выдавала ее нервозность. Взгляд Макнила притягивала ее губа. Почему приемные родители не исправили дефект? Он не сомневался, что в наши дни пластическая хирургия могла бы значительно улучшить положение. Тоска в ее глазах безмерно печалила Макнила, Чой как будто взывала о помощи. Однажды кто-нибудь увидит эти фотографии и поймет, что ее нужно спасать. И вот фотографии попали в руки Макнилу. Только уже слишком поздно.
Он уже собирался положить фотографии в ящик, как что-то привлекло его внимание. Он снова посмотрел на первую фотографию в серии – ту, где Чой смотрела на кого-то в стороне от камеры. Может быть, задавала вопрос или отвечала на него. И этот кто-то отражался на линзах очков. На каждой линзе по отражению. Свет падал сзади.
Макнил поднес фотографию поближе к лампе, чтобы получше рассмотреть. Но изображение было слишком маленьким. Он огляделся.
– У кого-нибудь есть лупа? – спросил он.
Лупы ни у кого не оказалось.
Доусон повесил трубку и подошел ближе.