я Павел.
Он, весь в слезах, подскочил ко мне и крепко обнял. Вот этого я, признаться, не ожидал.
Губы у него дрожали, а голос был пропитан волнением:
— Ты навсегда останешься моим братом…
Он обнял меня ещё крепче, стиснув так, будто хотел оставить на память отпечаток. А потом резко развернулся и кинулся прочь, услышав сотрясший дом вопль матери:
— Павел! А ну сюда!
— У меня сейчас слёзы навернутся, — с ухмылкой протянула Тахрир и демонстративно провела пальцем под глазом, будто вытирая выкатившуюся слезинку.
— А мы, похоже, можем сработаться, — с удивлением сказал я, подметив в её голосе ехидство, которое в определённых дозах всегда было мне по душе. — А теперь посторожи мои тела. Мне нужно кое с кем поговорить.
Стражница кивнула. А я закрыл глаза и нашарил в глубине, в самом дальнем углу, трусливо забившуюся душу прежнего владельца этого тела.
Разговор с ним вышел короткий и не особо содержательный. Он, естественно, вывалил на меня всё, что знал. Мол, была некая засекреченная ячейка ярых поклонников Тира Ткача реальности. И в какой-то момент к ним неожиданно пришёл жрец. Представился посланником из Пустоши, якобы от самого бога. Передал артефакты, ткнул пальцем в цель, то бишь в меня, и раскрыл кое-какие мои секретики, после чего приказал уничтожить. А потом так же внезапно растворился.
Естественно, ребята-киллерята поверили ему. Видимо, жрец был весьма убедителен. Да и артефакт, способный спеленать бога, прямо скажем, весомый аргумент. Вот они с радостью и взялись за дело. Придурки.
Получив нужную информацию, я снова вернулся к управлению телом и уселся на подоконник, задумчиво глядя в окно.
Моя насквозь подозрительная душа буквально кричала, что заказ мог поступить вовсе не от Тира. Кто угодно мог притвориться его жрецом.
Зачем Тиру всё это? Мы же буквально только что с ним разговаривали. Для чего? Проверка? Ну так и Древний мог устроить проверку. И вообще, жрецом мог назваться кто угодно, хоть какой-нибудь недобитый поклонник Маммоны. Или кто-то ещё более изобретательный.
Причём, что самое обидное, этот жрец не оставил после себя вообще никаких зацепок. Ни имени, ни точки встречи. Даже лица никто не видел, он скрывал его всё время. Хотя рожу можно и подделать, да и тушку надеть любую. Сегодня ты почтенный старец, а завтра — жрица любви.
Единственное, что, возможно, приведёт меня к нему, — это камень, тот самый артефакт, обездвиживший моё оригинальное тело.
Я вытащил артефакт из кармана и ещё раз взглянул на него. Да, прежде мне действительно не доводилось видеть подобных вещей. Даже не знаю, как он работает.
А если я его заряжу, он не бабахнет, как ядерная бомба? Или бабахнет?
Чую, с артефактом после его зарядки точно случится что-то непоправимое, потому-то жрец и сказал киллерам, что такой финт ушами надо проделать в крайнем случае, ежели что-то пойдёт не так.
Видимо, жрец хотел сохранить артефакт, но в то же время был готов и пожертвовать им лишь бы избавиться от меня.
Я показал камень Тахрир и спросил:
— Видела когда-нибудь нечто подобное?
— Нет.
— Что ж, тогда покажу его кое-каким другим существам, — решил я и отправил артефакт в карман брюк своего родного тела, а затем переместился в него.
Повёл плечами, потрогал кончик острого уха и мрачно уставился на юнца, получившего власть над своим телом.
— Я… я… — начал в ужасе заикаться он, а затем ринулся прочь.
Он споткнулся о кости, упал на ковровую дорожку и дальше помчался как зверь — на четырёх конечностях, а если быть еще точнее — на четвереньках.
Конечно, паренёк понимал, что после всего им затеянного я просто не могу оставить ему жизнь. Потому-то он тоненько подвывал от ужаса, звал маму и через плечо бросал на меня пропитанные всепоглощающим страхом взгляды.
— Фас, — приказал я Тахрир, кивнув на мага.
Стражница рванула с места, и двумя точными взмахами отросших когтей смахнула голову с его плеч. Она упала на ковровую дорожку, раззявив рот в немом крики. А безголовое тело грохнулось рядом, толчками выплёскивая рубиновую кровь из шеи.
Тахрир же снова метнулась в тень, не успев получить урона от солнечных лучей, льющихся из окна.
Жестоко ли я поступил с юнцом? Каждый ответит по-своему. Но куда деваться? Если не наказывать таких уродов, то уже завтра меня даже крысы из Гар-Ног-Тона раком поставят.
— Ладно, дорогуша, пора возвращаться домой, — поднял я с пола камень-артефакт, служащий вместилищем для Тахрир. — Если ты, конечно, не хочешь закусить этим безголовым.
— Пожалуй, обойдусь. Я слежу за фигурой, — усмехнулась она, стиснув ладонями тонкую талию. — Пока.
Стражница втянулась в артефакт.
А я активировал кубок-портал и перенёсся в Гар-Ног-Тон. А там меня ждал сюрприз…
Глава 17
Очутившись в городе хаоситов прямо на центральной площади, я сразу заметил гору деревянных ящиков, поставленных друг на друга. Возле них суетились зверолюды — перетаскивали их, увозили на телегах и перекрикивались, как заправские грузчики.
— Вот это сюрприз… — пробормотал я себе под нос, подойдя ближе и разглядев на ящиках выжженные гербы Огневых и Беловых.
Похоже, это были первые поступления от глав этих родов. И как-то так уж вышло, что товары прибыли в город одновременно: в жаркий, сука, полдень, когда солнце изо всех сил пыталось испепелить всё живое в Пустоши.
— Грузи, грузи! — раздался зычный голос Шилова, что-то чиркнувшего карандашом в блокноте.
Стоящий рядом с Рафаэлем Игоревичем зверолюд тут же перевёл его слова своим сородичам. Те немедля подняли проверенный Шиловым ящик, водрузили его на телегу и покатили прочь.
— Работа идёт? — спросил я, подходя к Рафаэлю Игоревичу, рядом с которым с задумчивым видом стояли Илья и баронесса Огнёва.
— Идёт, — задорно ответила девушка вместо Шилова.
— А ты чего вся едва не светишься от счастья, словно уже опрокинула мир в тартарары и приблизила царство Зла по всей земле?
Та не удержалась и улыбнулась во весь рот:
— Отец меня похвалил. Более того, сказал, что гордится… и даже благословил на то, чтобы я помогла Гар-Ног-Тону обрести черты имперского города.
— Он рад тому, что ты в Пустоши среди хаоситов, без удобств и с сомнительными шансами избежать диареи? А ты не думала, что твой отец просто хочет избавиться от тебя?
На лоб девушки набежала тень, но спустя секунду она махнула рукой и фыркнула:
— Тебе не удастся испортить моё настроение.
В этот миг один из ящиков выпал из лап зверолюдов и грохнулся на грязную брусчатку площади. Дерево не выдержало — треснуло, и изнутри выкатилась пара бутылок вина. Одна разбилась, образовав ароматную алую лужицу, а вторая со звоном подкатилась прямо к моим ногам.
— А это ещё что? — спросил я, указав пальцем на бутылку. — Кто заказал?
Илья слегка побледнел и, вжав голову в плечи, выдавил:
— Я.
— Ай ты молодец. Дай тебя обниму, — радостно проговорил я и тут же облапил парня, быстро наливающегося естественным цветом.
Я поднял бутылку, выудил из ящика ещё парочку и, повернувшись к Огнёвой, показал ей добычу.
— Отметим то, что твой отец наконец-то тобой гордится?
Та на секунду задумалась, а потом не слишком уверенно проронила:
— Ну давай.
— Отлично, — повеселел я и с вожделением посмотрел на вино.
После того что произошло в доме Громова, мне определённо надо было выпить.
— Ладно, пойдём. Я хоть на часок спрячусь от этого пекла, — проговорила баронесса и первой двинулась к дому, стоявшему по соседству с халупой, где временно обитали старики-изгои.
Жилище имперцев выглядело не лучше, чем у троицы братьев. А может быть, и хуже. Вполне вероятно, что однажды они могут проснуться не в своих кроватях, а под завалом.
— Надо бы вам куда-нибудь переселиться, — пробормотал я, почесав висок.
— Ого! — удивлённо протянула мулатка, вскинув бровь. — Неужели ты проявил каплю заботы?
— А как иначе? Я ведь должен защищать свои активы. А вы — мой актив.
Девушка помрачнела, глянула исподлобья и глухо произнесла:
— Выходит, люди для тебя — это просто активы? Пешки в игре? Те, кем ты можешь воспользоваться, чтобы добиться своих целей?
— Не все. Далеко не все, — спокойно ответил я, глядя на неё. — Если ты хорошенько посмотришь на мои поступки, то заметишь, что некоторых людей я действительно очень ценю.
— И не только людей, — с кривой усмешкой произнесла она, — но и зверолюдов. Особенно некую Рысь. Помнишь такую?
— И кто тебе рассказал о ней? — спросил я, прищурившись.
— Неважно. Но я догадываюсь, за что ты её ценишь, — буркнула она и буквально выхватила у меня из рук бутылку вина.
Проворно сорвала печать, открутила пробку, сделала несколько глотков и шумно втянула воздух через ноздри, будто закусывала той вонью, что царила повсюду в этом городе.
— Сурово, — оценил я, покачав головой.
Она хмыкнула и вошла в дом, соблазнительно покачивая бёдрами, скрытыми сарафаном.
Я прошёл следом, мысленно отметив, что жилище действительно напоминает халупу стариков-изгоев: такая же грубая мебель и прилипшая к дощатым, грязным полам шерсть. Но при этом комнаты оказались на удивление просторными.
В одной из них мы с мулаткой и обосновались — за круглым деревянным столом, изрезанным глубокими царапинами, будто об него точила когти тигрица.
Я поставил на стол бутылки и с извиняющейся улыбкой бросил хмурой девушке:
— Придётся без закуски.
— Так даже лучше, — ответила она и снова приложилась к бутылке. — Еда в этом городе отвратная.
— Что ж, расскажи, как поговорила с отцом. Нельзя же пить в молчании, будто мы кого-то поминаем, — предложил я и протянул руку.
Девушка молча вложила в неё бутылку и медленно повернула голову к окну. Взгляд её стал слегка затуманенным, а между бровями пролегла неглубокая морщинка.
Она вздохнула и начала рассказывать.