Прислушавшись, я уловил скрежещущий голос Чернова:
— … Громов, конечно, силен, но по сути своей он недалеко ушёл от простолюдинов. Не обучен манерам, знает максимум один-два языка, не разбирается в вине, а его остроты понимают лишь грузчики. А уж в искусстве он явно разбирается так же хорошо, как волколак в апельсинах.
В этот миг взгляд старика упал на рояль, приткнувшийся в углу зала. Простолюдин во фраке что-то тихонько наигрывал, поддерживая великосветскую атмосферу.
— Да я клянусь остатками своих седых волос, что Громов не знает разницу между пианино и роялем, — продолжил Евграф Петрович, презрительно поморщившись. — Я бы никогда не отдал свою внучку за такого, как Громов.
Незнакомый мне аристократ хмыкнул. А вот Шилов с тонкой улыбкой проговорил, пригубив вино:
— Не в обиду будет сказано, уважаемый Евграф Петрович, но Громов вряд ли бы женился на ней, даже если бы ему приплатили. Ему явно нравятся боевитые магини с титулом, а ваша внучка, простите, всё больше предпочитает проводить время в библиотеке, а не на тренировках. И я могу ответственно заявить, что она не особо-то и выкладывается на них. Да?
Шилов глянул на свою бывшую жену, а та постаралась сгладить колючие слова мужчины:
— Ну, я не так сказала. Скорее, она просто быстро устаёт. А это уже вопросы к тренеру по физподготовке.
Чернов всё равно недовольно поджал сухие губы. А я решил наказать его. Двинулся прямиком к роялю, не обращая внимания на взгляды людей.
— Любезный, уступите мне место, — попросил я простолюдина.
Тот удивлённо посмотрел на меня, перестав играть.
— Извините, господин кадет, но мне не положено.
— Всего на пять минут.
Смертный тревожно сглотнул, явно не желая ссориться с дворянином, а затем бросил взгляд в ту сторону, где во все тридцать два зуба улыбался ректор, напряжённо поглядывая в мою сторону. Музыкант вопросительно посмотрел на него и покосился на меня. Ректор, поколебавшись, чуть наклонил голову, явно поняв молчаливую пантомиму мужчины. Тот облегчённо кивнул и встал.
А я уселся на его место и спросил:
— Куда тут жать, чтобы играть лучше всех богов и богинь музыки?
— На клавиши, — пробормотал смертный, бросив на ректора отчаянный взгляд.
Ну, я им сейчас устрою!
Глава 24
Музыкант с ужасом посмотрел на меня и поморщился. Всё в нём говорило, что он ожидает такой какофонии звуков, от которой у людей кровь из ушей польётся.
Гости же с интересом принялись поглядывать в мою сторону и переговариваться.
В глазах Евграфа Петровича Чернова возникло напряжение. А ректор замер с приклеенной улыбкой. Белова же странно поглядывала на меня.
— А может, не надо? — промычал музыкант.
— Надо, Вася, надо.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — изумился тот.
Я подмигнул ему, хрустнул пальцами и принялся играть.
Мои руки запорхали над клавишами, как две неуклюжие коряги, извлекая чудовищную музыку. Смертный аж перекосило, а где-то вдалеке завыли собаки. И судя по выражению лица музыканта, он тоже был готов завыть от ужаса.
— Шучу, — подмигнул я ему и посерьёзнел.
Теперь мои пальцы ловко забегали по клавишам. А рояль начал изливать дивные звуки. Они складывались в мелодию, пробирающую до самых потаённых струн души. Меня ей научила одна из муз.
Музыка произвела на смертных ошеломляющее впечатление. Они раскрыли рты и распахнули глаза. Все разговоры смолкли, а уши у людей вытянулись, словно боялись пропустить хотя бы звук из этой волшебной мелодии.
Даже музыкант поражённо вытаращил зенки, а затем сглотнул и замер как заворожённый.
Но я не стал долго баловать людей прекрасной музыкой. Уже через пару минут сильно ударил по клавишам и с грохотом опустил клап — так называется откидная крышка, закрывающая клавиатуру рояли.
Пару секунд стояла гробовая тишина, а потом зал взорвался аплодисментами.
— Браво! — выкрикнул ректор.
— Где вы так научились играть⁈ — жадно спросил музыкант. — И что это была за чудесная мелодия? Она буквально вырвала мою душу и вернула её обратно обновлённой и исцелённой. Это была музыка богов!
Смертный даже не понимал, насколько был прав.
— Мастера не выдают своих тайн, — улыбнулся я, встал со стула и двинулся к столам с закусками.
Народ восторженно поглядывал на меня и обсуждал мою игру. А я украдкой посмотрел на Чернова. Его брови сошлись в одну линию, похожую на лохматую седую гусеницу. Желваки вздулись, губы кривились, а глаза налились ненавистью. Он был похож на пищевое отравление. От его вида хотелось блевануть.
Однако Шилов оказался не из робких. Он с улыбкой что-то прошептал старику, недвусмысленно косясь на его волосы. А тот мрачно кивнул.
Уверен, что завтра Чернов придёт на лекцию лысым. Он же при свидетелях поклялся своими волосами, что Громов не знает разницы между пианино и роялем. А я так сыграл, что невозможно поверить в то, что мне неведомо различие этих музыкальных инструментов.
Довольно усмехнувшись, я принялся азартно поглощать закуски, запивая их вином.
Как раз за этим увлекательным занятием меня и застала Огнева, вернувшаяся из дамской комнаты.
— Ешь? — хмуро бросила она.
Я закатил глаза, уже устав говорить смертным, что они подмечают очевидные вещи.
— Нет, книги читаю, — всё же буркнул я.
— А кто так великолепно играл на рояле? — с интересом спросила она, оглядывая гостей. — Я кое-что расслышала. И клянусь Велесом, это звучало фантастически. У этого человека золотые руки. Наш местный музыкант даже рядом не стоял с ним.
— У этого человека не только руки золотые, а ещё плечи, торс, пресс и другие части тела, — усмехнулся я, отправив в рот тарталетку с красной икрой.
Баронесса посмотрела на меня, а затем криво улыбнулась и язвительно сказала:
— Ох, Громов, не на себя ли ты намекаешь? Да я никогда не поверю, что это ты играл. Стыдно даже в шутку хвастаться тем, что ты не делал.
— Согласен, поэтому я беззастенчиво хвастаюсь только своими свершениями, — произнёс я и заметил улыбающегося Шилова, энергично идущего в мою сторону.
— А ты полон сюрпризов, Громов! — издалека начал он, сверкнув озорными глазами. — Ты ещё и на рояле играешь как бог! Может, ты отпрыск Перуна? Гы-гы.
— Нет, не его, — в тон ему сказал я, заметив краем глаза удивление, возникшее на лице Огневой.
Она тихо перемолвилась с кадетом, стоящим чуть в стороне от нас. И удивление на её лице переросло в шок. А тот сменился неловким смущением. Она же, по сути, обвиняла меня во лжи, а оказывается, что на рояле и вправду играл я.
Но, конечно, баронесса не упала мне в ноженьки, слёзно моля о прощении. Она просто поджала губы и молча глянула на подошедшего Шилова.
Тот одарил её белозубой улыбкой и настойчиво посоветовал мне:
— Ты на вино-то не налегай. Да и вообще… тебе пора идти спать. У тебя же завтра утром то ли дуэль, то ли просто тренировочный бой с Игорем… как там его? Забыл фамилию. Впрочем, неважно. Я приду посмотреть, хотя и не люблю рано вставать.
— Кто рано встаёт, тому просто ночью заняться нечем? — невинно проронил я, глянув на бывшую жену Рафаэля Игоревича. Она в отдалении фланировала между гостями. — Вроде у вас кое с кем налаживаются отношения.
— Ага, кое-кто стал почти адекватный. Таблетки, что ли, от бешенства начала пить? Кстати, об удивительных метаморфозах… — тренер понизил голос и стрельнул глазами на баронессу.
Та сразу все поняла и отошла под предлогом того, что восхотела поблагодарить ректора за чудесный вечер.
— … Ты же помнишь Анну? — продолжил Шилов, поправив хвостик черных волос.
— Кто это? — спросил я, заметив на себе потрясенный взор Беловой. Она до сих пор была шокирована моей игрой.
— Боги, Громов, это твоя любовница, которую ты сразу же бросил.
— А-а-а, вспомнил. Просто это было так давно.
— Это было на той неделе. Ладно, слушай дальше. Жена моя бывшая говорила, что Анна-то совсем того стала… чуть ли не хрен тебе отрезать хотела, а потом как-то отпустило её. Притом резко. Но ты это… всё же лучше трусы алюминиевые носи, а то вдруг она что-то задумала? Женщины, они ого-го какие хитрые и злопамятные. По идее, конечно, даже лучше, если ты станешь евнухом. Больше времени будешь уделять тренировкам. Однако тогда жизнь тебе очень быстро может наскучить.
— Да вы философ.
— А то, — подмигнул мне Шилов, похлопал по плечу и удалился.
А я подумал об Анне. Поговорить с ней? Может и надо, но если выпадет случай. А целенаправленно я её искать не стану. Других проблем хватает. Тот же Безумный бог. Пока так его назову. На кой шут я ему? Да Гор его знает! Но думаю, уже в следующую нашу встречу что-то должно проясниться. А она точно состоится.
Закинув в рот ещё одну тарталетку, я вытер руки салфеткой и пошёл к выходу, ощущая приятную тяжесть в желудке и лёгкий алкогольный шум в голове. Если рядом есть мои враги, я бы на их месте точно напал, пока у меня такое настроение.
Однако я без проблем добрался до своей комнаты в общежитии. А там меня встретил Апофис. Он принялся торопливо летать вокруг моей головы, словно хотел что-то сообщить, но мыслеобразы не присылал.
Тогда я на всякий случай обыскал комнату и проверил вещи. Всё оказалось на своих местах. Да и дракончик успокоился. Он улёгся на стол рядом с золотыми наручными часами.
Может, Апофис просто был рад видеть меня?
Я пожал плечами и завалился спать.
А уже ранним утром зевал на песке арены. Солнце только-только показалось из-за Стены, а на трибуне практически никого не было. Мой бой с блондином не привлёк всеобщего внимания. Оно и понятно. Я был безоговорочным фаворитом, как Ахиллес в забеге с черепахой.
— Тотализатор не удалось организовать, — расстроенно сообщил барон Лисов, потирая помятую после сна физиономию. — Может, ты его по-быстрому победишь? Мы тогда ещё и на завтрак успеем.
— Конечно, ради вас, барон, я ему голову срублю первым же ударом, — иронично сказал я, двинувшись к Шилову.