— Одну минуточку, мистер Льюис, - сказал я. - Вы уж мне везение не перебивайте. Я этот большущий «паккард» поведу не хуже любого другого у нас в городе.
— Да ничего я тебе не перебиваю, - сказал Джим. -Просто я не хочу, чтоб ты выехал отсюда и сходу сбил шесть или семь случайных прохожих, а потом угробил бы машину. Садись-ка за руль, я тебе покажу, как что на первый случай. Ты в переключенье-то хоть малость смыслишь?
— Я пока ничего ни в чем не смыслю, - сказал я, - но мигом разберусь.
— Ладно, ладно, - сказал Джим. - Вот давай-ка.
Я залез в машину и сел за руль. Джим сел рядом.
— Слушай меня, сынок, - сказал он, - и смотри на меня, как на друга, который для тебя на все готов. Надо же тебя отблагодарить, что ты привел мне этого набитого деньгами индейца.
— Он мне сказал, что ему, мол, нужен самый лучший автомобиль, какой есть, - сказал я. - А ты же знаешь, мне всегда жуть как хотелось водить «паккард». Ну и как его водить?
— Это мы сейчас, - сказал Джим. И поглядел на мои ноги.
— Боже ты мой, сынок, - сказал он, - ты же ногами до педалей не достаешь.
— Это черт с ними, - сказал я. - Ты мне давай объясняй про переключение.
Джим объяснил мне все, пока ребята обтирали капот, проверяли мотор и наливали бензин. Когда индеец пришел и уселся в машину, на заднее сиденье, куда я ему велел, мотор тарахтел вовсю.
— Он говорит, что умеет водить машину, - сказал индеец Джиму Льюису. - Отроду, говорит, умеет. Я и не сомневаюсь.
— И не надо, насчет Арама не волнуйтесь, - сказал Джим. - Что другое, а править он умеет. А ну, разойдись, ребята! - крикнул он. - Дайте ему проезд!
Я медленно развернул здоровенный автомобиль, включил скорость и вылетел из ворот на пятидесяти милях, а Джим Льюис бежал за нами и кричал:
— Легче, легче, сынок! Погоди до шоссе, а то в городе положено двадцать пять миль, не больше!
Индеец и глазом не моргнул, хотя я его протряс дай Боже.
Правда, не нарочно. Просто я еще пока не очень понимал, как вести машину
— Ты шофер хоть куда, Вилли, - сказал он. - Я же тебе говорил. Ты американец, значит, отроду готов управляться со всякой механической дребеденью.
— Через час будем в Мендоте, - сказал я. - Вот где увидите, как по-настоящему рыбу ловят.
— А далеко до Мендоты? - спросил индеец.
— Миль так девяносто, - сказал я.
— Девяносто миль за час - это чересчур, - сказал индеец. - Пусть через два часа. Мы по хорошим местам едем, и я хочу поглядеть по сторонам.
— Ладно, - сказал я, - только мне не терпится скорее туда приехать и ловить рыбу
— Тогда что ж, - сказал индеец. - На этот раз езжай как знаешь, но потом уж как-нибудь поезди медленнее, чтобы мне оглядеться. А то я ничего не вижу. Даже дорожные знаки и те мелькают.
— Да ладно, я и сейчас могу медленнее, если хотите, -сказал я.
— Нет, нет, - возразил он. - Давай гони. Гони во всю прыть.
Так что мы приехали в Мендоту за час семнадцать минут.
Я бы, может, и быстрее приехал, только был большой прогон по грунтовой дороге.
Я подвел машину к самому берегу реки. Индеец спросил, не трудно ли мне откинуть верх: он, мол, хочет посидеть на открытом воздухе и поглядеть, как я рыбачу. Верх откидывать мне было трудновато, однако я его все же откинул. Минут за двадцать.
Рыбу я ловил три часа. В реку я упал два раза и наконец изловил одну рыбешку.
— Ты совсем не умеешь ловить рыбу, - сказал индеец.
— А что я не так делаю? - спросил я.
— Все не так, - сказал он. - Ты когда нибудь прежде рыбу ловил?
— Нет, - сказал я.
— Вот я и смотрю, - сказал он.
— Что я не так делаю? - спросил я.
— Да нет, - сказал он, - ничего особенного, только ты ловишь рыбу примерно на той же скорости, на какой гонишь автомобиль.
— А так не надо? - сказал я.
— Почему? Пожалуйста, - сказал он. - Только ты вряд ли что поймаешь и будешь все время падать в реку.
— Я не падаю, - сказал я. - Это они меня утаскивают. Жутко дергают леску И трава, опять же, ужасно скользкая. И кругом, между прочим, не за что схватиться.
Я кое-как выловил еще одну рыбешку и спросил его:
— Может, поедем домой?
Он сказал: пожалуйста, мое дело. И я уложил снасть и две рыбки, залез в машину и припустил назад.
Все лето, пока этот индеец из племени оджибуэев, Локомотив 38, оставался в нашем городе, я водил его длиннющий «паккард». А он как жил, так и жил в отеле. Я пробовал научить его ездить, но он говорил, что это уж совсем ни к чему. Я изъездил на этом «паккарде» всю Сан-Хоакинскую долину, а он мотался у меня за спиной и сжевывал за одну поездку восемь-девять пачек резинки. Он велел ездить, куда мне угодно, и я ездил то на рыбалку, то на охоту. Он говорил, что я ничего не смыслю ни в охоте, ни в рыбной ловле, но пусть я пробую, а он с удовольствием посмотрит. Кажется, он ни разу не засмеялся. Нет, один раз было. Это когда я пальнул в зайца двенадцатым номером из дробовика с жуткой отдачей - и застрелил ворону. Он потом все время объяснял, что так мне и положено: метить в зайца, а попадать в ворону.
— Настоящий американец, - говорил он. - Поглядеть только, как вы слюбились с этой длинной машиной
Однажды в ноябре из Оклахомы приехал его брат, и на другой день, когда я пришел за ним в отель, мне сказали, что он вместе с братом уехал в Оклахому.
— А «паккард» где? - спрашиваю.
— На «паккарде» и уехали, - говорит отельный служащий
— А кто, - спрашиваю, - сел за руль?
— Индеец, - говорит служащий.
— Да они, - говорю, - оба индейцы. За руль-то который из них двоих сел?
— Который жил у нас в отеле, - говорит он.
— Уверен? - спрашиваю.
— Да нет, - говорит, - я только и видел, как он сел спереди и они отъехали. Вот и все.
— Это что же, он, выходит, знает переключение? - спрашиваю.
— Вроде бы да, - говорит тот. - С виду как есть шофер.
— Ну, спасибо, - сказал я.
По пути домой я соображал: может, ему хотелось, чтобы я думал, будто он не умеет водить машину, чтобы я, значит, ее водил и радовался?
Просто он был молодой человек, приехал в город на осле и одолевала его смертная скука, а тут подвернулся городской парнишка, которому тоже было скучно до смерти. Только так и можно было его понять - если, конечно, не думать, как все, что он полоумный.