Дальше Уилл пробежал мимо небольшого кинотеатра, почувствовав запах жареного миндаля и кукурузы. Как Марен и мистер Дориан смогли уйти так далеко вперед? Поезд был бесконечен, подергиваясь и потрескивая, он несся по своему стальному пути. Вскоре Уилл миновал и прачечную, где пахло мылом и щелоком.
Мокрый от пота, он остановился у неприступной двери с надписью «В помещения второго класса». Вцепившись в латунную ручку, он попробовал повернуть ее, но она не поддалась. Уилл попробовал опять, огляделся в надежде найти выход и увидел аккуратно одетого стюарда, выходившего из вестибюля с карандашом в руке.
— Могу ли я быть полезным, сэр?
— Я хотел бы пройти внутрь, — сказал Уилл.
— Там располагается второй класс, сэр.
— Да, там едет кое-кто, с кем мне нужно поговорить.
— У вас есть билет второго класса, сэр? — с услужливой улыбкой спросил стюард.
— Нет.
Как будто объясняя что-то маленькому ребенку, стюард сказал:
— В таком случае вы не можете войти в вагоны второго класса. Двери всегда заперты. Так для всех гораздо удобнее.
— Но циркач только что прошел через дверь, ведь так? — спросил Уилл, показав на прикрепленную к ремню стюарда связку ключей.
— Да, он прошел, сэр. Но об этом было особое распоряжение.
— Мне нужно кое о чем его спросить. Стюард сочувственно кивнул.
— Таковы правила поезда, сэр. Двери между классами должны быть заперты.
Уилл захотел было рассказать, кто его отец, и потребовать открыть дверь, но не смог этого сделать.
— Если есть письмо, — предложил стюард, — я с радостью передам его туда.
— Нет, благодарю вас.
Да и что бы он написал? Представив свою записку, он покачал головой.
Мне хотелось бы получить обратно мой зуб.
P.S. Я три года хотел поговорить с тобой. Ты ходила по канату. Потом ты исчезла. Ты самый необыкновенный человек из всех, кого я встречал.
Пошатываясь, он побрел обратно к голове состава, ощущая толчки и подергивания поезда и размышляя, когда же он к ним привыкнет.
В вагоне-террасе он поднялся по лестнице и вышел наружу. Хотя терраса в конце вагона была защищена от ветра, он задрожал от ночного холода. Несколько пассажиров уже стояли там, обозревая окрестности. Уилл поднял голову и поразился яркости звезд. Созвездия, раньше виденные только в книгах, вдруг засверкали прямо над головой — все звезды пояса Ориона! Это было подобно целому новому миру, только сейчас ставшему вдруг видимым.
Уилл оглянулся назад, на «Бесконечный», на всю его длинную темную ленту. По бокам состав освещали зеленые фонари. Вдали он увидел горящие окна купольного вагона второго класса, далеко не такого внушительного, как у них. На фоне стекла там виднелся силуэт фигурки, к которой присоединилась другая, значительно выше ростом и в цилиндре. Похоже, они смотрели на него. Фигурка пониже подняла руку и помахала, и Уилл инстинктивно помахал ей в ответ.
Когда Уилл вернулся в купе, отец, завернувшись в халат, сидел в янтарном свете лампы и, куря сигару, просматривал газеты.
— Ну как, удалось задать твой вопрос? — спросил он, поднимая глаза.
Уилл помотал головой.
— Они уже прошли во второй класс; стюард меня не пустил.
— Строгое правило поезда, — кивнул отец. — О чем ты хотел его спросить?
— О номере с исчезновением, — ответил Уилл.
Он не хотел рассказывать о девочке, не знал, как объяснить свое внезапное желание поговорить с ней, и понимал, что это только сконфузит его. На столе лежал ключ, вытянутый мистером Дорианом из отцовского кармана. Ключ был необыкновенно толстым, с множеством зубчиков. Уилл неожиданно догадался, от чего он.
— Он от вагона-мавзолея мистера Ван Хорна, правда?
Отец сперва нерешительно сжал губы, но затем ответил:
— Да, и я бы предпочел, чтобы мистер Дориан не привлекал к нему внимания.
— Но никто же не знал, от чего он?
— Ты ведь понял.
— Только из-за выражения твоего лица, когда ты увидел его с ключом. Я понял, что он важный. Но ты же говорил, что в вагоне-мавзолее нет двери?
— Так мы сказали газетчикам. Вагон сделан из корпуса старого крейсера, стальных плит в палец толщиной. Но дверь все же есть.
— Где? — спросил Уилл.
На лице отца отразилась смесь веселья и раздражения.
— Существуют границы тому, что я тебе говорю, — сказал он. — Но ключ подходит не только к двери. Прежде чем открыть ее, если ты, конечно, сможешь ее найти, есть еще один замок, требующий внимания.
— Замок от чего?
— Чтобы отключить высоковольтное напряжение в стенах вагона.
— Ты шутишь!
Отец покачал головой.
— Его достаточно, чтобы тебя убить. Ван Хорн сам это спроектировал. Помню, много лет назад он показывал мне эскизы. Он хотел оградить свой гроб и костыль от расхитителей гробниц.
Уилл нахмурился, обдумывая услышанное.
— А почему охранника не убивает электричеством?
— Он никогда не бывает ни на вагоне, ни внутри него. У него своя комната в торце соседнего служебного вагона.
Мальчик внимательно посмотрел на отца.
— А что еще внутри?
Джеймс Эверетт выпустил изо рта клуб дыма.
— Чего там только нет! Ван Хорн был коллекционером и не хотел расставаться с любимыми вещами.
— Значит, ты был внутри?
Уилл сомневался в том, что дома отец был бы столь же откровенен: возможно, это движение поезда сделало его более разговорчивым.
— Да, я руководил загрузкой вагона. Это делалось в секрете, глубокой ночью. — Его взгляд изменился, как если бы он вспомнил что-то невероятное или угрожающее. — Удачи тому, кто сумеет попасть внутрь, — вот все, что я могу сказать.
Хотелось бы Уиллу взглянуть на эти сокровища в свете фонаря!
— И у тебя единственный ключ?
— У охранника есть еще один.
Уилл вспомнил здоровенного бородатого охранника, отгонявшего зевак.
— Ну вот, — сказал отец, гася сигару. — Теперь ты знаешь вещи, известные лишь очень немногим.
Уилл был рад доверию отца и почувствовал воодушевление.
— Мы не закончили разговор за ужином.
— Закончили. — Лицо отца потемнело.
— Как?
— Ты сказал, что хочешь ехать в художественную школу в Сан-Франциско. Я против этого. Я оплачу университетское образование, если ты решишь изучать что-нибудь дельное. Но ты не поедешь изучать искусство. Я запрещаю.
«Запрещаю». Стоя перед отцом, Уилл почувствовал внутри горячий трепет и понял, что не сможет произнести ни слова. Голос его задрожал бы от ярости, а ему вовсе не хотелось показывать отцу свою слабость. Вместо этого он повернулся и ушел к себе в спальню. Встав перед окном, он увидел в нем лишь свое отражение. Не желая смотреть на себя, Уилл выключил электрический свет и, прижавшись лбом к холодному стеклу, постарался выровнять дыхание.
Он подумал о Марен. Настоящее ли это имя? Ведь у людей цирка особенные имена… Она сбросила свои цепи, исчезла у всех на глазах. Это было невероятно. Хотел бы он уметь что-нибудь подобное.
Он решил, что на следующий день, когда поезд остановится, он сойдет и догонит ее, пока она будет возвращаться в вагон Цирка Данте. Он хотел знать, чем она занималась с момента их первой встречи, где она побывала, какие новые трюки научилась делать.
Он достал свой блокнот и попытался изобразить ее выходящей на сцену. За прошедшие годы он неоднократно пробовал рисовать ее, но результат никогда ему не нравился — и этот раз не стал исключением.
Поезд на удивление громко стучал колесами, несясь сквозь ночь по стальным рельсам. Пора было ложиться в постель. На туалетном столике лежал небольшой брикет из ваты с воском, которой, как говорил проводник, можно было заткнуть уши. Но Уилл не хотел заглушать шум поезда. Он ему нравился. Бесконечное движение.
Всю ночь его сон полнился звуками длинных и коротких свистков и образами черной лошади, галопом несущейся вдоль рельсов всегда чуть впереди него.
Его сны следовали за ней.
Глава 4Развилка
«Бесконечный» подошел к развилке только после обеда. Уилл почувствовал, как поезд стал притормаживать, и поспешил в вагон-террасу для лучшего обзора. Только снаружи он понял, насколько холоднее стало теперь, когда они переместились к северу. Сосны стояли совсем близко к путям, и ему не было видно никаких признаков города или станции. Вернувшись в купе, он застал отца за сборами — тот паковал небольшой саквояж. Он был одет в простые брюки и рубашку с жилетом, на голове у него красовалась фуражка машиниста. Он выглядел подтянутым и как-то моложе, похожим на того человека, с которым Уилл встретился три года назад в Крэйгеллахе. Уилл почувствовал его возбуждение.
— Неслабый поезд поведу, — сказал отец.
Уилл все еще злился на него за строгий выговор вечером и за то, что он опять бросает его одного, отправляясь навстречу очередному приключению, а потому промолчал.
— Ты сам за собой следи, пока меня нет, — сказал отец. — Если понадобится что-нибудь, спроси Бичема.
Уилл что-то неразборчиво проворчал в ответ. Паровоз издал несколько коротких свистков, и ход его еще сильнее замедлился. За окнами показались торговые ряды и продавцы, дальше — еще ряды, палатки и большие шатры, а также толпы людей, махавших поезду, медленно проползавшему мимо.
— Они вырастают на каждой остановке поезда, — объяснил отец. — За ночь они разворачиваются и все разбирают, когда поезд уходит. Это в основном для переселенцев. В их вагонах нет ресторанов, поэтому они запасаются провизией в дорогу.
Глядя на продавцов и зазывал, с улыбкой махавших поезду, Уилл почувствовал нетерпеливое возбуждение. Все это было похоже на гигантский карнавал, растянувшийся до самого конца станционной платформы.
Когда «Бесконечный» полностью остановился, отец взял свой саквояж и они вместе покинули купе. В торце вагона уже спустили лестницу, и Уилл тут же сошел по ней на платформу. Его телу по-прежнему казалось, что оно еще движется с поездом, и он шел шатаясь, как пьяный матрос на берегу.