Он очнулся в пещере настолько большой, что свод её терялся в темноте. От проглоченной воды его стошнило, потом опять. Отдышавшись и утерев рот, ещё не веря в своё спасение, он попытался рассмотреть, куда попал, но силы оставили его, и, свернувшись калачиком в углублении, напоминавшем исполинскую раковину, он уснул. Когда он проснулся, в пещере снова было светло и тихо играла музыка.
Удивлённый, он вскочил на ноги, поняв, что музыка раздаётся из волнистой стены рядом с ним. И тут же попятился, заметив, что в нескольких шагах от него в стене пещеры появилась тонкая трещина. Он в изумлении смотрел, как трещина становится шире, и сначала перетрусил, потому что за исчезавшей стеной было темно, но затем услышал потрескивание факела, чьи-то возбуждённые голоса и с любопытством подошёл к разверзшейся перед ним огромной дыре.
Филь уже догадался, что эмпарот видит всё это, но остановить поток воспоминаний не мог, хотя пытался.
После первых дней, проведённых в замке, проскочивших перед его глазами стрелой, он очутился с Габриэль на Дозорной башне, откуда пролетел по тросу на Мостовую, высадив окно в комнате визитов и получив головомойку от Лентолы. Затем случился пожар факельного склада, и «спасение» Габриэль, и последующее за этим наказание, а также визит с Эшей в кузню. Всё это проскочило у Филя перед глазами одно за другим довольно быстро, и он ничего не мог с этим поделать. Он взопрел от страха, осознав, что его перехитрили.
Остановить эмпарота наверняка было можно, подсунув ему что-то из ряда вон выходящее, грозящее нешуточными неприятностями. Но Филь слишком близко подошёл к тому, что хотел скрыть, ведь он уже взбирался вверх по куполу. И тогда он решил пожертвовать своим самым большим сокровищем.
Успев зажмурить глаза в тот миг, когда Мастер вбегал в Хранилище, он открыл их уже в этом кабинете, сидя за столом и шарясь в бумагах господина Фе. Ему было невыносимо жаль отдавать свой трофей, который упустил эмпарот, но выбора у него не оставалось.
– Ах ты любопытный маленький засранец! – услышал он гневный возглас и понял, что оставил Мастера в дураках. – А ну, неси её сюда!
Первое, что Филь увидел, это стоявшего перед ним измотанного эмпарота, по лицу которого тек пот. «Так тебе и надо, круглая башка!» – подумал Филь со злорадством.
Оглядев карту, покрывавшую стол, Мастер приподнял её. Заметив пятна от чернил, он оглянулся на портьеру, затем уставился на Филя. Взгляд его был странный, не злой.
– Присваиваем имперскую собственность? – проговорил он без угрозы. – Не советую! Тут за это жестоко карают, одним ударом кнута за два года жизни не обойдёшься. Тащи её сюда, и будем считать, что ничего не было. Хотя постой! – остановил он Филя, дёрнувшегося бежать, и бросил косой взгляд на эмпарота, который мешком повалился в кресло, выглядя как старый бурдюк из-под воды.
– Властью, данной мне императором над этим поселением, – произнёс Мастер несколько патетично, – я назначаю тебе наказание. Ты перерисуешь испорченную карту здесь, в этом кабинете, сегодня. И мне неинтересно, сколько сил и трудов у тебя это займёт. А теперь иди!
Залившись краской до ушей и ликуя, что ему дают шанс запомнить карту, Филь вынесся за дверь как ветер. Точнее сказать, он попытался это сделать. Если бы не Руфина, потерявшая что-то за самым порогом, и не Габриэль, которую Филь сбил с ног, покатившись кубарем после того, как споткнулся о Руфину. Одна Лентола избежала кучи малы, успев вовремя отпрянуть к стене.
Филь ворочался в месиве кружев и бантов, пытаясь разобраться, где верх и где низ, когда над ним раздался насмешливый голос Мастера.
– Я вижу, в вашем воспитании имеются изрядные пробелы! Для начала ваша одежда излишне нарядна – ни я, ни моя свита не нуждаемся в цветнике, да и вам всем завтра рано уезжать. Во-вторых, я хочу заверить, что ваш локумтен вполне в силах постоять за себя, нет никакой нужды подслушивать под дверью. В-третьих, императорский эмпарот только что провёл его допрос, и я заверяю, что никаких преступлений ваш проказник не совершал, кроме тех, за которые он уже понёс наказание. А теперь позовите-ка сюда вашу мать!
Выкарабкавшись из-под Габриэль, которой оказалось неожиданно много, Филь вскочил на ноги, затем помог подняться девочке. Он с трудом узнал её в разрумянившемся прелестном создании с волосами, заплетёнными в две длинные косы, и красивом пышном платье.
Руфина также выглядела нарядно, как и застывшая поодаль с кислым выражением на лице Лентола. Соображая, какой нынче праздник, что девицы Фе так вырядились, Филь опасливо попятился, чтобы побыстрей оказаться вне досягаемости всех этих лент и юбок.
Лентола преградила ему дорогу.
– Я не верю своим ушам, эмпарот? – воскликнула она изумлённо. – Ты правда был под формальным допросом?
– Был, – буркнул Филь, стараясь обойти её, не задев. – Мне надо спешить!
– Филь, это же здорово, это страшная редкость! – восхитилась Габриэль, оправляя на себе многочисленные оборки. – Такие допросы навечно заносят в императорский архив! Филь, ты попадёшь в историю, ты станешь знаменитым!
Услышав это, он невольно приосанился.
– Не болтай глупости, – оборвала её Лентола, розовея лицом. – Иди лучше приведи матушку!
Когда Габриэль скрылась из виду, она спросила Филя, сузив глаза:
– И куда ты теперь спешишь, позволь спросить?
«Разбежался я тебе докладывать», – чуть не ляпнул он, но вовремя прикусил язык.
От ответа его избавила Руфина. Приведя себя в порядок двумя движениями – одним поправив платье, другим волосы, – девушка взяла Филя за руку и сердито сказала, шагая с ним мимо приставучей Лентолы:
– На кого ты похож! А ну, пошли, умоемся и смажем твои царапины, потом дальше побежишь. Как не стыдно являться в замок в таком виде!
Волей-неволей Лентола дала им дорогу. Филь видел, что недовольство Руфины ненастоящее, и был страшно благодарен ей за спасение. Глянув на свои руки и колени, он признал, что она права – он успел забыть о спуске с купола.
– Руфина, – поторопил он, – только мне надо быстрее!
– Конечно, быстрее… Пока матушка не увидела.
– Да ей без разницы, в каком я виде!
– Только не сегодня.
– А что сегодня? – заинтересовался Филь.
– Эша пришла в себя.
9
Когда идёшь по горячему песку, то двигаешься быстро. Это не значит, что ты не обожжёшь пятки, просто у тебя нет выбора…
Солнце перевалило за зенит, когда Филь поднялся из-за стола и устало потянулся. Ему было хорошо, как бывает, когда сделаешь большое дело. Новая карта лежала перед ним во всей своей красе.
Опоздав к началу обеда, Филь решил целиком его пропустить. Госпожа Фе знала, где он, и если не послала за ним, значит, он не нужен. К тому же семья Фе собиралась в дорогу, и он мог только радоваться, что Мастер избавил его от помощи в этих сборах.
Карту Филь запомнил, уложив её в памяти кирпичик к кирпичику, хоть и мутило его теперь. Он сроду так не работал башкой, зато больше не нуждался в этой карте. Настолько, что мог покинуть замок прямо сейчас, разом осознав, что надоел ему этот Хальмстем хуже горькой редьки с диким мёдом, которыми пичкал его отец, когда мальчик простужался.
Мастер помог ему сократить время, притащив устройство для копирования и установив его на столе. Это устройство он назвал пантографом. Без клякс не обошлось, но Филь научился весьма шустро управляться с ним под конец. А кляксы, как оказалось, замечательно удаляет свежий сок местного щавеля. Пучок его стеблей принесла Эша, заглянув из любопытства в кабинет. Выглядела она совсем отощавшей, но в остальном не изменилась. На вопрос Филя, как лекарь вылечил её, она ответила:
– Я крайне податлива на всякое интересное и непонятное. Главное, чтобы ахинея была качественная. Открою рот, вытяну длани и побреду. Так он и привёл меня в чувство.
Эша тоже была нарядно одета.
– Флав болтун с весьма острым языком, – объяснила она Филю, с чего сегодня такой парад. – Но любит, когда ему оказывают знаки внимания. Мать не желает, чтобы он разнёс по всей Империи, как его тут встретили, поэтому мы обречены страдать в этой одежде, пока не уедем.
Воспоминания о вчерашнем происшествии всколыхнули в душе Филя тревогу. Мальчику стало неспокойно после недавнего разговора госпожи Фе с Мастером в этом кабинете, когда оба стремительно куда-то умотали. Хозяйка при этом выглядела плохо. Но что её сделало такой, Филь не мог взять в толк.
Госпожа Фе поинтересовалась, откуда у Мастера собственный эмпарот, и тот сказал, что это подарок брата, ставшего императором. Затем они заслушали выжимку того, что увидел эмпарот на допросе Филя, и тут оба будто что-то сообразили. Случилось это, когда эмпарот добрался до шторма. Чем тот жуткий шторм им не понравился, Филь не понимал.
Оставив пустой кабинет, он вышел в такой же пустой коридор. В замке царила небывалая тишина, отчего Филю сделалось ещё тревожней. Точно что-то задумали, мало им локумтена, подумал он, пробираясь к себе в комнату переодеться как было приказано. Втиснувшись в парадную одежку Мервина, разложенную на кровати, он сбежал в холл и вошёл в Большую гостиную.
Едва он переступил порог, его продрал мороз. Филь не любил, когда на него так смотрели, сильно не любил. А тут вся семья Фе, свита Мастера и он сам, сидя во главе стола со следами обеда, вылупились на него, будто он украл у них что-то дорогое. Мальчик даже попятился с перепугу. Не зная, куда девать руки, он сцепил их за спиной, потом сунул в карманы. В левом кармане что-то мешалось, и Филь опять вынул руки, снова сцепив их за спиной.
Переглянувшись с госпожой Фе, Мастер приветливо спросил:
– Скажи-ка нам ещё раз, куда добивали волны в ночь, когда вы потерпели крушение?
– До макушки этой скалы, – удивлённый вопросом, ответил Филь, имея в виду скалу, на которой стоял замок.