– А там или в Алексу, или в Запретные Земли – как повезёт, – сипло заключил ещё один, прятавшийся в тени, откуда поблёскивали только его осторожные паучьи глазки.
– Молчать, волчье племя! – рыкнул стражник, который только что наподдал Филю.
Из хижины скорым шагом вышел офицер, взобрался на передок телеги, и они тронулись.
Филь зря надеялся разглядеть что-нибудь в кромешной тьме, покрывавшей город. Он лишь заметил, что каменных домов здесь было немного, всё больше деревянные, хоть и добротные, а тротуары – необычно широкие. Мостовая была выложена тщательно выровненной брусчаткой, которая, однако, не давала отсвета от луны, появившейся в небе. Как и в родном городе Филя, где все улицы и дома были из известняка жёлто-розового цвета, который никогда не отражал луну. И даже широкая набережная, дугой охватывающая забитую шхунами бухту, была выложена из него же. Только дорога к дому была обычная, грунтовая, легко раскисающая от дождей.
Оказалось, он всё-таки заснул. Короткий сон не освежил его, скорее, окончательно превратил в сомнамбулу. Голова прямо держаться не хотела, качалась. Осоловело оглядевшись, Филь понял, что они прибыли то ли на место уплаты налогов, то ли в какую-то тюрьму. Их окружали каменные стены, которые сходились впереди к арочному проходу, перегороженному решёткой.
У решётки с лампой в руке стоял человек.
– Каков сегодня улов, тесерарий? – сонно поинтересовался он у офицера.
– Обычный контингент, господин префект, – ответил тот, слезая с телеги и отдавая честь. – Кроме одного малолетнего: одежда на нём хорошая, почти новая, руки чистые, обуви нет. Кто такой, не говорит. Зовут Филь Фе.
– Как это может быть, тесерарий? – удивился префект, лениво отмахиваясь от приветствия. – Кто такой, не говорит, но имя сообщает!
Подойдя ближе, офицер пояснил:
– Говорит, что Мастер Фе – не его отец.
Господин префект проговорил с усмешкой:
– В этом ничего удивительного, он немногим родной отец в той семье. Хотя постойте! – спохватился он. – Их мальчишку звали по-другому, и он вроде уже умер. А этого, говорите, зовут Филь? Сколько ему лет?
– Лет десять-двенадцать, – ответил офицер. – Мальчишка довольно крепкий на вид.
Господин префект задумался.
– Насколько я слышал, после смерти Флавионы в Хальмстем назначен Флав, то есть семья Фе должна была убраться оттуда. А значит, этот малый совсем недавно ещё был там. Тесерарий, я знаю человека, которого это заинтересует, и он будет вам благодарен за эту поимку. Я заберу у вас мальчишку!
Он поспешил назад к решётке.
– На кого мне следует его записать? – спросил офицер.
– На Клемента, личного секретаря императора, – раздался ответ префекта, исчезающего в темноте.
Офицер, казалось, удивился, но ничего не сказал. Сделав знак стражникам отпереть клетку, он махнул Филю выбираться из неё.
Мальчик неловко спрыгнул на мостовую. Не поверив себе, он переступил с ноги на ногу – мостовая не холодила ступни, как должна была. Офицер выгнал из клетки остальных и, построив их, дал знак стражникам вести их к решётке. Филя он отстранил в сторону, и тут позади них послышался цокот копыт.
– Эй, как там тебя, Филь! – раздался из темноты властный голос.
Мальчик обернулся: тот, кто недавно стоял с лампой у решётки, уже сидел верхом на здоровом скакуне, недобро косящем по сторонам.
– Забирайся, поедешь со мной!
Попроси он забраться по вантам в смотровую корзину, Филь бы не смутился. Но на коня… Ещё малышом он уяснил, что лошадь опасна со всех сторон и неудобна посередине. Надеясь избежать поездки, он вежливо ответил, воспользовавшись одним из оборотов Лентолы:
– Весьма сожалею, сударь, но я не знаю как.
– Весьма сожалею, малыш, но у меня нет времени тебя учить, – был ему ответ, и Филь почувствовал, как его поднимают за шиворот над землёй. Префект опустил его, полузадушенного, перед собой в седло, потом развернул и пришпорил коня.
Они выехали через ворота, в которые пять минут назад въехала телега, и понеслись по ночному городу. Филь думал, что, оказавшись на улицах, префект сбавит ход, но он продолжал нестись бешеным аллюром, мало беспокоясь о том, что его лошадь с трудом вписывается в повороты.
Скоро перед ними в темноте нарисовались угрюмые башни замка, освещённого многочисленными факелами. По размеру замок не уступал Хальмстему. Он стоял на невысоком холме, окружённый рвом. Через ров был перекинут мост.
– Префект стражи к императору! – не убавляя хода, крикнул всадник, влетая на мост. Цепь вооружённых людей разошлась, пропуская его.
Въехав во двор столь большой, что было непонятно, где он кончается, префект соскочил с лошади и спустил Филя. Бросив поводья мальчику, он взбежал на невзрачное крыльцо и негромко постучал.
С поводьями в руке Филь попятился от коня, но тот шагнул следом. Мальчик замер, вынужденно превратившись в статую, косясь на копыта размером с тарелку. И выдохнул с облегчением, когда услышал, что дверь наконец открыли.
– Передайте господину секретарю, – сказал префект, – что к нему залетела маленькая птичка из далёкого Хальмстема.
12
Попытка понять поступки императора Фернана, не поняв его души, – это попытка увидеть ложь без знания истины. Это попытка понять тьму без знания света…
Филь проснулся оттого, что у него нестерпимо зачесалось в носу. Не открывая глаз, он чихнул, но чесаться не перестало. Тогда он перевернулся набок, но это тоже не помогло. Когда сдерживаться стало невозможно, Филь приподнялся на локтях и чихнул так смачно, что его глаза открылись сами собой.
Мальчик лежал на подушках в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая душистый воздух. Он был наполнен странным, ни на что не похожим ароматом, к которому примешивался знакомый запах дыма от костров. Поведя глазами вокруг, Филь обнаружил себя на гигантской кровати, стоявшей посередине комнаты размером с Малую гостиную Хальмстема.
Холодина здесь была лютая. Филь быстро нашёл причину: высокая стеклянная дверь на балкон была настежь открыта. Мальчик натянул на себя одеяло повыше и зажмурился от удовольствия – настолько тёплым и невесомым оно оказалось, белоснежным, набитым легчайшим пухом. Он ткнулся носом в такую же подушку и со счастливым вздохом опять закрыл глаза.
В комнату тихо вошли. Кто-то, бесшумно двигаясь, закрыл дверь на балкон и положил что-то на стоявшую у кровати кушетку. Филь решил притворяться спящим, пока не вспомнит, как он здесь очутился.
Послышались ещё шаги, и знакомый мужской голос негромко произнёс:
– Вы достали, что я просил?
В ответ раздался женский голос:
– Я взяла у племянника его форму, они вроде одного роста.
– Ваш племянник служит вестником?
– Да, господин секретарь. У него сегодня выходной.
– Хорошо! Распорядитесь, чтобы эту форму потом постирали.
Женщина спросила в сомнении:
– Только вот что нам делать с эмблемами?
– Ну не спарывать же их! Оставьте как есть.
Когда они ушли, Филь глянул на кушетку и увидел сложенную стопкой одежду. На бордовой ткани он заметил вышитую эмблему в виде цветка, растущего из воды, чьи листья были листами пергамента, а цветы – сигнальными горнами. Это была не его одежда.
Выкарабкавшись из-под одеяла, Филь соскочил с кровати: его одежды в комнате не было. Он помрачнел: получалось, что вслед за плащом с сандалиями он потерял и штаны с рубахой. В чём же он пойдёт? Не в ночной же рубашке, бывшей на нём! И тут Филь всё вспомнил.
Этот господин, что сейчас заходил сюда, встретил их вчера ночью. Выслушав префекта, он отослал его и позвал другого господина, которого мальчик уже смутно помнил. Они вдвоём пытались чего-то добиться от Филя, потом второй господин рассердился. Тогда первый господин сказал:
– У него калейдоскоп в голове, он смертельно устал. Но, кажется, он был под допросом эмпарота. С вашего позволения, я дам ему выпить пуны и отправлю спать. Утро вечера мудренее.
С новым интересом пополам с испугом мальчик оглядел опочивальню, уже догадываясь, куда он попал. Всё удовольствие от нахождения в ней с него как водой смыло: в голове стучалась настойчивая мысль, что он откусил куда больше, чем в силах проглотить. Надо было бежать, но как и в чём?
Филь решил начать с того, что можно сделать прямо сейчас. Он схватил лежавшие на кушетке штаны и тут увидел свои ноги, чёрные от грязи. Нет, с такими ногами нельзя в эти штаны, подумал он. А если его поймают в таком виде в чужой одежде?
Бросившись к умывальным принадлежностям, расставленным в углу на столике, он схватил таз с водой, опустил его на пол и встал в него с ногами. Смыв грязь, он хотел броситься к штанам, но увидел себя в зеркале.
С подобными зеркалами мальчик ещё не сталкивался: оно было размером с кровать. Филь заметил, какого цвета его лицо, и взвыл от бессилия: это нельзя отмыть за раз! Растерянный, он повернулся к балкону – может, оттуда можно сигануть? Затем сообразил, что для начала надо всё-таки одеться.
Он дёрнулся к кушетке, забыв, что стоит в тазу. Наступив на его край, Филь опрокинул таз, и тот поддал мальчику под колени. Ноги Филя подломились, и он рухнул спиной на столик. Обитый бронзой угол стола въехал в зеркало. «Крак!» – раздался в комнате тихий отчётливый звук.
Филь не стал даже оборачиваться. Он больше никуда не хотел бежать. Зажмурившись, он втянул голову в плечи, слушая грохот стеклянного водопада за спиной, надеясь лишь, что его сразу убьёт большим осколком. Но смерть его почему-то миновала.
Открыв глаза, он увидел, что в комнате стоит господин секретарь. У него было узкое лицо с крупным горбатым носом и глубоко посаженные глаза под скептически изогнутыми бровями. Он потрясённо смотрел на усыпанный осколками пол, по которому во все стороны растекалась грязная вода.