Дозорная являлась самой высокой башней Хальмстема, но она же располагалась дальше всех от береговой черты, и поэтому ночью постовых с неё переводили на западную Мостовую. А ещё у неё был высоченный флагшток, на который поднимали сигнальные флаги или штандарты. Тросом с этого флагштока Филь воспользовался несколько недель назад, когда совершил свой перелёт на Мостовую. Пришло время этому тросу опять послужить мальчику.
Хорошо зная замок, Филь прошёл редко используемыми коридорами, чтобы не попасться никому на глаза, пробежал по длинному переходу в башню и взобрался по винтовой лестнице на крышу. По его мнению, самая рисковая часть была позади. Пронизывающий ветер сразу охватил его, властно напомнив, что одежда на нём насквозь сырая, включая всё ещё хлюпающие сапоги.
Дрожа от холода, Филь с трудом справился с узлом на флагштоке. Стянув трос, он смотал его, сунув под камзол, и убрался с башни. Оставалось забраться на купол Хранилища, спуститься внутрь него по тросу, сделать себе Открывающий Путь и прямо оттуда уйти через Врата. И пусть потом гадают, что за вестник их посетил.
Филь не хотел идти в Большую гостиную через парадные двери, которые отлично просматривались от моста. Так что он потратил немало времени в обход, чтобы попасть в главный холл изнутри. Памятуя о разбитом на лестнице колене, мальчик осторожно поднялся на второй ярус гостиной и увидел, что за два прошедших дня Мастер времени не терял. Знакомого вазона на месте не было, как и ниши в стене – вместо неё сейчас зияла дыра, из которой в гостиную пробивался слабый свет. Вокруг дыры была навалена груда камней.
С галереи на купол вела верёвочная лестница, проложенная по камням. Филь нашёл, что взбираться с её помощью в тесном проходе стало значительно легче. Лестница оказалась привязана к основанию механизма на макушке купола. Рядом с круглым отверстием над сияющим внизу Сотерисом стояли ящики, с которыми Филь так безуспешно боролся в кибитке этим утром.
Сунув голову в отверстие, мальчик первым делом удостоверился, что в Хранилище нет ни собак, ни людей. Затем, достав из-за пазухи трос, он привязал его к тому же месту, где верёвочная лестница. Представив себе лицо Мастера, когда тот обнаружит трос, Филь ухмыльнулся.
Проверив надёжность крепления, он бросил свободный конец в отверстие, наблюдая, как тот, размотавшись в воздухе, повис в трёх шагах от светящейся зловещей жижи. Затем он вздохнул, готовя себя к необходимому спуску.
Филь не знал, чего можно ждать от Сотериса, если упасть в него, но что-то подсказывало ему, что ничем хорошим это не закончится. Оттого далее он действовал крайне осторожно. И, повиснув над бассейном, широко раскачался, прежде чем выпустить трос из рук.
Он приземлился недалеко от входа в тоннель, но не устоял и растянулся на животе, ободрав ладони о каменные плиты пола. Зашипев от боли, Филь вскочил на ноги и вытер руки о штаны. Он полез было за пазуху за раковиной, как углядел справа у гигантского кольца стол, на котором возлежал массивный фолиант. Эта книга живо напомнила мальчику события позапрошлой ночи.
Один из углов тёмной обложки был смят – как пить дать, это было дело рук Мастера. Обложку покрывали выпуклые фигуры. Филь провёл по ним пальцем, ощутил шершавость железа и открыл книгу на первой странице.
Будто невидимая птица коснулась крылом его лица. Мальчику даже почудилось, что поверхность Сотериса колыхнулась в ответ. Филь настороженно огляделся из-за возникшего у него ощущения чьего-то присутствия. Но в Хранилище по-прежнему никого не было, и он склонился над железной страницей.
Те же фигурки, что на обложке, покрывали собой лист. Эти письмена не были похожи ни на что, с чем Филь успел столкнуться за свою жизнь. Они не напоминали даже египетские значки или арабские закорючки. Филь перекидал страницы до самого конца, но ничего интересного не обнаружил. Закрыв книгу, он вернулся к тому, за чем явился.
Взобравшись на камень бассейна, он достал из-за пазухи добытую им ранее раковину. Она была примерно того же размера, что и раковины Лентолы и Эши. Глядя на серебристо-голубую жидкость, которая едва заметно глазу вращалась, Филь соображал, как бы зачерпнуть её раковиной, чтобы не намочить пальцы.
Не рискуя наклоняться стоя, он улёгся на живот, свесив ноги наружу кольца. Поёрзав на камне для надёжности, он вытянул руку и осторожно зачерпнул раковиной Сотерис. Вышло это у него удачно, он не замочил пальцев. Ему оставалось только вылить жидкость обратно, но полная раковина стала неожиданно тяжёлой и выскользнула из ладони. Не желая упускать драгоценную добычу, Филь нырнул за ней рукой в Сотерне.
Спину мальчика схватила судорога, его выгнуло дугой и отбросило от бассейна. А потом Филь дико и страшно закричал.
16
За века существования Сотерис явился причиной многих несчастных случаев. Обычным следствием незащищённого контакта с ним было устойчивое нарушение нервной проводимости поражённой конечности. А в пик его максимальной активности, приходящийся на сентябрь-октябрь, нередким результатом являлась смерть от генерализованного паралича…
Филь открыл глаза с ощущением, что проспал очень долго, и подумал: «Какой удивительный я видел сон… Ещё секунда, и от моей руки остались бы одни угольки!»
Он уловил в себе слабые отголоски адской боли, которую испытал, и передёрнулся. Такое никому не должно сниться, потому что это могло убить даже во сне. От этих мыслей мальчика отвлекли звонкие голоса за открытым окном, где шумел листвой ветер и чирикали пичужки.
– Сделай ты, как я говорила, сейчас мы бы уже купались! А теперь нам придётся просить разрешения у матушки… На дворе май месяц, вы с ума сошли! – знакомо передразнили кого-то.
Последняя фраза, без сомнения, принадлежала Лентоле, только произнесла её почему-то Эша.
– Эша, миленькая, прости! – пролепетала Габриэль в ответ. – Я забыла, что Руфина теперь тоже совершеннолетняя!
Удивлённый, что они обе здесь делают, Филь приподнялся на локтях. Его правая рука заныла, и, припомнив свой сон, мальчик вытащил её из-под лоскутного одеяла.
В лучах утреннего солнца ладонь выглядела бледной, почти белой. Пальцы сжались в кулак, но столь слабо, что удержать в них что-нибудь, кроме пустого стакана, было бы трудно. Уставившись на руку, Филь подскочил в постели, уже понимая, что в самом деле жестоко пострадал.
Обе его руки выглядели иссохшими палками, а правая ещё и ощущалась как чужая. Ноги смотрелись не лучше, да и сам Филь чувствовал себя как изношенная тряпка. Дрожащие от слабости колени не удержали его, и мальчик плюхнулся обратно в постель. Вытаращив глаза, он потерянно огляделся.
Кровать оказалась не шире той, что в Хальмстеме, хотя комната была просторней. Дощатый потолок тоже был повыше, выбеленный, как и стены, извёсткой. На подоконнике небольшого окна вытянулась кошка, уткнувшись носом в согнутую лапу. За окном виднелись кусты сирени в полном цвету.
Бледный, обессиленный и жалкий Филь выкарабкался из постели, не веря своим глазам. Покачнувшись, он опёрся о прикроватный столик. Сбив с него на пол какие-то горшки, он застыл на месте, ухватившись за спинку кровати. По комнате разлился запах травяных настоев.
На шум заглянула девушка в режущем глаза разноцветном сарафане. Её соломенного цвета волосы были заплетены в косы и уложены, как тележное колесо, вокруг головы. Усыпанное веснушками лицо расцвело, когда она заметила Филя.
– Ой! – сказала она. – Что же это вы, господин, пришли наконец в себя? Ну теперь не пройдёт и двух дней, как побежите. Давайте-ка я вам помогу!
Она засуетилась, помогая Филю взгромоздиться обратно в постель, не переставая тараторить:
– А мы уже испереживались – такое горе, такое горе! Но продолжали надеяться, ведь вы не умерли, а мало кто остаётся в живых, коснувшись осеннего Сотериса. Вам повезло, что вас отшвырнуло, а не затянуло внутрь, хальмстемский эмпарот нам всё рассказал. Он неделю просидел у вашей постели, пытаясь понять, как вас так угораздило. Вас даже пытались поить из кубка Локи, который был у хозяйки, а вы всё не приходили в себя. Ах, господин, как нам тогда стало страшно! Потом приехал сам императорский секретарь, злой, будто демон, долго глядел на вас, забрал кубок и уехал. Он оставил хозяйке приказ сообщить ему сразу, как вы встанете. Вы же там тоже что-то натворили, не правда ли?
Мальчику сделалось тоскливо, он на секунду зажмурился. Не было сомнений, что император получил счёт на восемнадцать золотых и собирается предъявить его. Хотя тут можно поспорить, ведь в результате он получил, что хотел. Куда хуже было то, что Филь невольно выдал эмпароту, кто изготовил подделку, а отсюда и у кого может находиться настоящий кубок. Ведь не зря эта крупная башка провела целую неделю у его постели! Оставалось непонятным, зачем Флаву понадобилась подделка, которую он, как пить дать, вскоре унёс обратно.
– А где я? – сипло спросил Филь, услышав, что хозяйка потратила состояние на его лечение, и узнав, что девушку зовут Брендой.
– В Катаоке, а то где же! – удивилась Бренда. – Куда ещё вас было девать? Мастер Флав отправил вас сюда со своим эмпаротом утром того самого дня, когда вас обнаружили в Хранилище!
За окном в кустах сирени послышался треск. Румяная Эша с пышными волосами до плеч порывисто шагнула к подоконнику
– О! – сказала она, увидев Филя, сидящего в постели. – А я думаю, что за необычное оживление в этой юдоли скорби? Наш беглец бросил витать в эмпиреях и спустился на бренную землю!
С прищуром разглядывая мальчика, она согнала кошку с подоконника и, подтянувшись на руках, уселась на него сама.
– Ну здравствуй, братец… Ты знаешь, что выглядишь как восставший из ада?
Русые волосы Эши были растрёпаны, на щеке краснела свежая царапина. Выглядела девочка живее, чем в Хальмстеме. Филь заметил, что она заметно подросла. Он скованно кивнул, уставившись на свои руки-палки.