Чувствуя себя арестованным, Филь зашагал следом за военным.
Этот замок был куда теснее хальмстемских просторов. Мальчик уже бывал здесь, но всё равно подивился длиннющим коридорам с узкими бойницами окон, а также дверей в неизвестные помещения, коих тут было великое множество.
Когда Филь потерял счёт бесконечным ступеням, военный завёл его в небольшой мрачный кабинет. Стенные панели в нём были из морёного дуба, потолок обшит ими же. Удобная мебель разнообразием красок тоже не радовала. Даже оконный переплёт двустворчатого окна был дубовый.
Посередине кабинета стоял массивный стол, за которым сидел одетый во всё черное господин секретарь. Его нос бороздил лежавший перед ним документ. Подняв голову, он жестом отпустил «конвоира».
– Доброе утро, – не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил он. – Милости просим к нам, маленький разрушитель и расхититель казны. Как ты себя чувствуешь?
– Доброе утро, – пробормотал Филь, изрядно оробев. – Хорошо чувствую.
– Вот и славно, – сказал господин секретарь, поднимаясь из кресла. – Ты умудрился вывести из себя высшее должностное лицо Империи и, клянусь Одином, здоровье тебе не помешает. Мы терпеливо ждали твоего появления у нас!
Одна стена кабинета оказалась раздвижная. Толкнув её в сторону, господин Клемент препроводил Филя в наполненную светом залу с мозаичным паркетом, где было три высоких окна. Середину залы занимал квадратный стол с бумагами и книгами поверх развёрнутого чертежа неизвестного механизма. Над столом, разглядывая чертёж, склонился рыжий кудрявый вельможа.
– Сир, он здесь! – доложил господин секретарь.
Вельможа развернулся, быстрыми шагами пересёк комнату и остановился перед Филем. С прошлой осени император, казалось, ещё больше раздался вширь. Встал он так близко, что, споткнись, он неминуемо раздавил бы Филя в лепёшку. Мальчик попятился.
– Стоять! – приказал ему император. – Тебе отсюда не сбежать, мелкий махинатор.
Мальчик возмущённо вскинул голову: кто из них больший махинатор, это ещё вопрос! Филь никого не грабил на разнице курсов.
– Как твоя рука? – спросил его вельможа.
– Болит, – признался Филь.
– Так тебе и надо! Будешь знать, как лазать, куда не просили. Вы с семьёй Фе воистину нашли друг друга. Те молчат, как рыбы, про то, что тётка одолжила им настоящий кубок, хотя знают, что Империя осталась без символа власти. Ты пускаешь по ветру сотни империалов, едва успев покинуть столицу.
Мальчик вспыхнул: «Ну это не лезет уже ни в какие ворота! Будь он хоть сам Один, а считает он плохо…»
– Да без меня вы до сих пор искали бы, куда подевался настоящий кубок! – не смущаясь, сказал Филь. – Моя помощь обошлась казне в восемнадцать золотых за почтовые услуги плюс моё жалование, которое на сегодня составило шестьдесят семь аспров. Если желаете, я верну остаток за следующие четыре месяца. Серебром, – добавил он, вспомнив мошенническую проделку императора и решив, что в крайнем случае заложит Арпонис.
Вельможи вылупились на него, словно не в силах поверить, что он осмелился вступить в спор. Боясь, что его прервут, Филь торопливо продолжил, горя желанием заодно отвести угрозу вопроса, почему он раньше не рассказал, что видел кубок Локи в руках Флава.
– Кубок было нужно незамедлительно найти, вот я и поспешил! Я думал, что вправе нанять Почтовых до Хальмстема, но нанял их только до Меноны, испугавшись цены. В Хальмстеме я собирался спросить у Мастера, что за кубок он приносил тогда в Хранилище…
– Но вместо этого сам полез в Хранилище, – прервал его господин секретарь. – Зачем?
Филь вспомнил, что тот же вопрос задавала ему Руфина, и сообразил, что эмпарот не смог пробиться сквозь его последние минуты: видимо, гадский Сотерис наложил свою лапу.
– Хотел убедиться, что мне не показалось и кубок в самом деле в Хранилище, – объяснил Филь не мудрствуя. – Так что я своими ногами сохранил казне двадцать семь золотых.
Лицо императора сделалось свекольного цвета, глаза вылезли из орбит.
– Глупец! – заорал он, надвигаясь на мальчика. – Мне плевать на Почтовых! Мой личный эмпарот после этого слёг, а встав, потерял половину своих умений! Или ты думаешь, это легко – ковыряться в мозгах людей, когда они без сознания? Эмпароты в Империи стоят дороже всего, а этот был лучший!
Филь испугался, что сейчас ему прямо здесь открутят голову, но концы с концами у него не сходились, ведь Флав говорил, что эмпарота он получил в подарок. Понимая, что взбирается на совсем уже шаткую лесенку, мальчик всё же нашёл в себе силы возразить.
Шея императора пугающе набухла. Завидев это, Клемент метнулся в свой кабинет и вернулся оттуда с маленьким фиалом, наполненным коричневой жидкостью. Вытолкав Филя взашей, он задвинул за ним перегородку.
Опасливо прислушиваясь к раздавшемуся из-за неё бубнению, Филь ждал. Он был уверен в своей правоте и не собирался никуда бежать. Через некоторое время господин Клемент вернулся и дёрнул за шнурок сигнального звонка.
– Сегодня ты прошёл над пропастью, – сказал он. – Больше так не делай! Император благодарит тебя за службу, но требует, чтобы восемнадцать золотых за поездку в Менону были возвращены в казну. Это твой личный долг перед ним. Время у тебя до осени, после чего долг ляжет на плечи семьи. Выведите его в город, – махнул он нарисовавшемуся на пороге военному, который привёл сюда Филя, – и по дороге не спускать с него глаз!
18
Способности Филя влипать в различные истории были неисчерпаемы. Другого такого непоседливого, бесстрашного и чрезмерно любопытного человека я не встречала более никогда…
На рынке воняло, как на помойке. На задах площади, где располагался рынок, сильно дымило и дым несло прямо к мосту.
Между палатками у лавки менялы на земле было растянуто полотнище. На нём была горой насыпана соль. Из неё торчала палка с прибитой к ней дощечкой и надписью углём «22 крайта».
Два торговца, красные и потные, один с меркой, другой с весами, едва успевали обслуживать толпившийся народ. Филь остановился, заинтересовавшись. Картина была знакомая: на рынке не хватало определённого товара, и те, у кого он был, торопились нажиться.
Мордатый мужик с двумя подбородками растолкал людей своими окороками. Он бросил короткую фразу одному из торговцев, и тот переправил цифры на дощечке на 26 крайтов. Увидев новую цену, толпа заволновалась и поднавалила. Филя тоже невольно потянуло туда.
– С ума сошли! – раздались возмущённые возгласы. – Что делают, разбойники! Всегда было шестьсот аспров за бочку, девять крайтов за меру!
– Скорняки третий день жгут свои шкуры, всё погнило…
– Что мне до твоих скорняков? Соленья взлетели в цене до небес! Люди выпаривают рассол, чтобы не платить за соль!
Всклокоченный мужик в драной, расстёгнутой на груди рубахе заметил Филя. Глянув на него бешеными глазами, он спросил:
– Эй, вестник! Я видел тебя на мосту. Что слышно в замке? Когда придут корабли с Тайдеры?
В толпе грустно рассмеялись:
– И не надейся, не спасти тебе шкуры, скорняк! Лучше будет закопать их на радость червям!
Филь было сказал:
– Уже скоро, они…
Как женский голос ему возразил:
– Ой, врёшь ты, вестник! Разметало твои корабли у мыса Бока, ни один не уцелел! Сестра пишет, море там белое от соли!
Филь собрался вступить в спор, но прикусил язык. Вокруг него стояла уйма людей, все растерянные и взвинченные. Это был не обычный дефицит товара, это была паника. У мальчика защипало в носу от огорчения, что мимо него проходит такая возможность обогатиться.
Через два дня, с приходом уцелевшего корабля, этот рынок войдёт в норму, но тот, кто владеет грузом, успеет заработать невиданные барыши. Заключив сейчас контракт на поставку, за одну сделку можно обернуть капитал, даже если половина покупателей откажется потом от обязательств. Отец Филя заработал первые большие деньги именно на такой панике, но ему тогда было шестнадцать, а Филю сейчас – одиннадцать. Кто ему здесь поверит?
Покупатели, бравшие больше обычного, протягивали вместо денег продавцам бумажки-расписки.
– А как гарантируется оплата по распискам? – спросил мальчик у длиннорукого скорняка, который продолжал сверлить глазами нестихающую торговлю.
Не глядя на Филя, тот ответил:
– Приняв-отдав расписку, ты заключаешь контракт на то, что написано в бумаге. Обманешь – тебя потащат к эмпароту, и тот всё увидит. Это выгодно, если большая сумма, ибо эмпарот стоит немало.
Филя охватило волнение – оказывается, не всё ещё было потеряно.
– А где у вас тут оптовая торговля? – спросил он торопливо.
Скорняк смерил его хмурым взглядом:
– Там, где шкуры горят. А ты что, вестник, ещё и солью приторговываешь на имперской службе?
Оставив вопрос без ответа, Филь вывинтился из толпы и понёсся по рынку в поисках укромного места. Ему требовалось как можно скорей избавиться от камзола и плаща с эмблемой, выдававших его.
В павильоне, где проходила оптовая торговля, стоял сущий ад. Впустив за собой клубы вонючего дыма, окутывавшего снаружи всё и вся, Филь пошире улыбнулся, но его никто не заметил. Торговцы, мал и стар, носились кругами от стены к стене. В воздухе словесными приказами летали туши мяса и невыделанные шкуры. Здесь торговали и солью, но вяло, словно повисшая за этими стенами паника придавила всех неизвестностью исхода. Лишь пара молодых людей в центре, одетых наряднее остальных, неторопливо продавали её мелкими партиями по несусветной цене.
– Тысячу семьсот золотых за мерную бочку и ни крайта меньше, – лениво сказал один из них круглому, как колобок, лысому торговцу, который нехотя вручил в ответ свою расписку-обязательство.
Выбросив из головы возможные опасения, Филь направился к единственному господину, сидевшему за столом, на котором лежал раскрытый журнал. Если совершение сделки гарантировалось эмпаротом, то в журнал, как пить дать, записывали участников торгов.