– Брат Николай, как ты можешь такое утверждать, когда собственными очами наблюдал, во что она превратила Целестину! – прозвучал ещё один молодой голос.
– Согласен, это странно, – признал брат Николай. – Превратить обольстительную красавицу в древнюю старуху с бельмами вместо глаз не под силу человеку, но тем более я вижу причины для тщательного расследования. Мы должны разузнать, кто эта таинственная девица, отследить её родословную и заставить рассказать, откуда взялся у неё тот инструмент.
– Жена похабная с ногами оголёнными! – привычно заунывно вступил брат Доминик.
Эша скрипнула зубами. Филь вопросительно толкнул её локтем.
– Обнаружила в себе склонность к массовому убийству, – прошептала она. – Ну, я побежала… Ждите меня!
Эта её реплика не осталась незамеченной.
– Рассади-ка их, брат Сильвестр, – сказал прежний густой голос. – Кажется, наши пленники пришли в себя. Как бы не сговорилась меж собой бесовская когорта, пока мы едем до обители.
– Воистину, отец Даламау!
Массивный зад оторвался от скамьи и без предупреждения опустился между Филем и Эшей. Девушка возмущённо пискнула. Жалобно скрипнули доски.
– Ах ты!.. – раздался монашеский возглас.
С Филя сдёрнули мешок. В лунном свете, тускло освещавшем лесную дорогу, он увидел Эшу, застывшую на краю повозки, а потом она канула в темноту.
– Держи её! – гаркнул отец Даламау, старый сухой монах.
Возникла неразбериха, повозка остановилась. Монахи высыпали на дорогу, отдавив Филю ноги. Тут он увидел, почему до сих пор не слышал ни звука от Ирения: кузнец лежал лицом вниз на соломе, также связанный по рукам и ногам, а на нём сидели два монаха. Их помятые лица свидетельствовали, что он успел доставить им неприятности.
Топчась вокруг повозки, монахи шумно переговаривались. Они не могли решить, в какую сторону им бежать за Эшей. Скоро наискосок от дороги в лесу бледно полыхнули Врата, и Филь тихо рассмеялся. Не придя ни к какому заключению, монахи полезли обратно.
– Кто связывал беглянку? – сурово вопросил отец Даламау.
– А ты, бесовское отродье, чего такой довольный? – спросил Филя другой монах, с кряхтеньем забираясь в повозку. Он вернул на место мешок, сдёрнутый Эшей, и проверил, надёжно ли затянуты узлы на верёвке.
– Я связывал, святой отец, – раздался робкий голос.
– На две недели на хлеб и воду! – был ему мгновенный приговор. – Сбежала, бросив столько золота, хм… Мы упустили опасную преступницу, возможно дочь самого Сатаны. Инквизитор Арагона снимет с нас головы, если только мы не раскроем это дело.
– Хорошо бы послать ему десятую часть этого золота на исследования, не бесовское ли оно, – смиренно предложил отец Николай.
– Из тлена взращённое мерзостным дыханием врага человекова! – немедленно взвыл отец Доминик.
– Аминь, – благочестиво заключил отец Даламау.
С Филя сняли мешок, и он вынужденно прищурился от ударившего по глазам света. Было раннее утро, их повозка приближалась к крепким воротам. Обитель за ними походила на Хальмстем, такая же мощная, прочно сращённая с почвой, но более приземистая и не столь широкая. Она смотрела на мир рядами строгих окошек, чуждая красот и излишеств. До ближайшего ряда окон было много локтей тщательно обтёсанной каменной стены. Хорошее настроение Филя после бегства Эши испарилось.
В воротах приоткрылась створка, из неё выглянула всклокоченная голова. Створка захлопнулась, и ворота без скрипа растворились. Дюжий мужик в кожаном фартуке согнулся до земли, пропуская повозку. Едва она въехала внутрь, он закрыл ворота, затем по знаку возницы заложил их такой орясиной, что её могли вырезать лишь из цельного бревна.
На стук колёс по брусчатому двору из обители высыпала возбуждённая толпа монахов и челяди. Они бросились приветствовать тех, кто прибыл, благословлять их и целовать, а услышав, кого привезли, славословить великую победу.
Филя с Ирением вздёрнули над землёй, развязали им ноги и тычками погнали по двору за брусчатку и далее мимо овощных гряд, амбаров, овчарни и погребов к квадратной каменной постройке за поворотом стены. Вместо окон в ней были узкие щели. Там пленников втолкнули в разные камеры и задвинули за ними засовы.
Первым делом избавившись от связывающей его руки верёвки, Филь огляделся. Вот уж где-где, а в тюрьме он ещё не бывал. Щель в стене, заменяющая окно, выходила на восток, так что здесь пока было светло. На полу сводчатой камеры лежала свежая солома и волосяное одеяло. У стены стоял горшок, рядом кувшин с водой. Вот и вся обстановка.
Филь гаркнул, проверяя, нельзя ли ему связаться с Прением, но окружающий камень глушил звуки. Тогда, напившись воды и подбив побольше соломы под одеяло, он растянулся поверх него на спине и уставился в потолок. Он хотел одновременно есть, спать, бежать отсюда без оглядки и дождаться Эшу. Его тело выбрало второе.
Проснулся он в полумраке, солнце давно повернуло к западу. Но оконная щель светилась жёлтым, а значит, до вечера было ещё далеко. Снова попив воды, Филь принялся мерить шагами камеру. Только сейчас, когда усталость отступила, он по-настоящему испугался. Долго бояться, однако, ему не дали: за дверью звякнул засов и на пороге появился необъятной толщины знакомый монах.
– Пойдём, отрок мой, – пропел он заунывно, – под ясные очи отца нашего Даламау на первое дознание. Определять будем, еретик ли ты, Сатаной уязвлённый, душа заблудшая, или агнец невинный!
«Это может быть только брат Доминик», – подумал Филь, принюхиваясь к появившемуся дурному запаху и шаря глазами по коридору за спиной монаха, прикидывая, нельзя ли удрать прямо сейчас.
Толстые щёки брата Доминика разошлись в широкой ухмылке.
– Ещё ни одна лягва не сбежала отсюда, и тебе не советую, – пробасил он. – А то поймаем тебя за воротник и бросим в колодец глубокий, каменный, куда на верёвке-то страшно спускаться. И будешь сидеть там звёзды считать, пока не ослабнешь так, что ни о каком побеге думать не посмеешь.
Филь с сожалением отбросил мечты о побеге: когда Эша вернётся, у неё вряд ли будет время разыскивать его по колодцам. Ирений тоже, видимо, сообразил, что махать кулаками пока рано. Он смирно стоял под переплетением арочных сводов в мрачной широкой свободной комнате, куда отец Доминик привёл Филя.
Перед пленниками за длинным столом на каменном возвышении восседали рядком всё те же монахи. За ними на стене между двумя колоннами висел большой, почти до пола, портрет опять какого-то монаха.
Филь поморщился: вонь в помещении с закрытыми окнами была невыносимая. Несло явно от стола – та же вонь, пусть слабее в повозке, сопровождала их всю дорогу. Филя отец с ранних лет приучал к еженедельной бане, и он не привык к таким густым запахам. У аскеманов было заведено мыться каждую субботу, да и новоприобретённая его семья чистотой не брезговала.
– Назовите ваши имена, – мягко попросил отец Даламау, возвышаясь по центру стола.
Справа от него сидел молодой, не старше Ирения, монах с острым лицом. Он мало походил на монаха, скорее на учёного. Услышав вопрос, он сказал:
– Святой отец, я считаю, для начала следует допросить их раздельно, как заведено, иначе мы можем смешать преступника со свидетелем. Ведь мы ещё не знаем, кто из них кто.
Отец Даламау сморщился:
– У нас мало времени, брат Николай. Одна подозреваемая сбежала, вторая на пороге смерти. Я пригласил вас сюда, чтобы вы учились, а не задерживали процесс. Итак, ваши имена, сколько вам лет, откуда вы родом? – повторил он строже.
– Филь Фе, – ответил Филь. – Двенадцать лет, родом из Неаполя.
– Прений Вайларк, – сказал кузнец. – Двадцать четыре, родом из Бассана.
Писец, приютившийся с краю, окунул перо в чернильницу и принялся строчить.
– Какого Бассана, это где-то в Калабрии? – живо поинтересовался отец Николай.
– Какие у вас отношения со сбежавшей ведьмой? – одновременно с ним спросил отец Даламау и хрястнул ладонью по столу:
– Брат Николай, вы переходите всякие границы! Я приор этой обители и альгвасил трибунала, в то время как вы ещё даже не доктор, а пока лишь лиценциат и находитесь здесь на практике! Или вы перестанете вмешиваться в деятельность святого трибунала, или я завтра же отправляю вас обратно в Сорбонну!
Отец Николай порозовел лицом и потупился. Отец Даламау спросил опять:
– Бывали ли случаи, чтобы вышеупомянутая ведьма губила жатву, покрывала поля червями, жабами, сусликами или змеями? Подмечали вы, ударяла ли она когда-либо босой ногой по луже, вызывая проливные дожди и грозный град, переносила плодородие с поля одного крестьянина на поле его соседа? Слышали вы, умертвила ли она кого-либо через отравление или совратила наготой или иной мерзостью?
От перечисления этих ужасов Филю стало очень смешно.
– Она даже не совершеннолетняя! – рассмеялся он. – Ей только в апреле будет шестнадцать, какая она ведьма? Ведьмы – старые!
Монашеская когорта запереглядывалась и зашептала. Сидевший под боком у писца старец прокряхтел шепеляво: «Значит, пиши, что отрок не уверен… а то и сам подпал под обаяние дьявольского естества, от природы злопакостнейшего…»
– Кто она вам? – быстро спросил отец Даламау.
– Названая сестра, – ответил Филь с тревогой.
Вся его весёлость пропала. С этими монахами нужно держать ухо востро, подумал он, видя, что они опять запереглядывались и зашептались.
– Покайся, неразумный! – проснулся отец Доминик, до сих пор крепко дремавший. – Воздеты уже над тобой костлявые руки с перстами, расправленные как крылья, а в левой руке той сердце твоё живое! Сдай ведьму на божий суд, избавь себя от падения в геенну огненную!
Глаза у отца Доминика блуждали. Остальные монахи одобрительно закивали, с ожиданием глядя на Филя, а тот поёжился. Отец Николай сморщился, словно куснул кислого яблока.
– Хорошо, мы ещё к этому вернёмся, – значительно проговорил отец Даламау и спросил Ирения: – Что за инструмент держала ведьма, высасывая жизнь из Целестины? Как он действует, кто и где изготовил его?