Флав прервал его:
– У меня нет ни малейших сомнений, что вам удастся договориться. Подобные купчие не составляются в один день, у вас будет полно времени. Когда он получает право вступать в права собственника?
– Ему исполняется тринадцать через два с половиной месяца.
– Вот и славно! В конце мая я жду вас обоих с готовым документом.
Филя замутило. В бескорыстие Флава он не верил и оттого с нарастающей тревогой ощущал, как под ним разверзается яма. Горькая мысль о том, что он бесповоротно испортил жизнь семье Фе, грызла его изнутри. Слабой надеждой было лишь то, что в одном доме с ним жил человек, который должен был что-то знать о хальмстемских делах.
– Пожмите друг другу руки, – сказал Флав.
Крайне неохотно и с явным отвращением, господин секретарь и Филь пожали друг другу руки.
– А теперь, мой дорогой родственник, – произнес Флав другим, более серьёзным тоном, – я налагаю на тебя наказание за твоё неподобающее поведение. Десять недель домашнего ареста. И попробуй только высунуть нос на улицу! На переговоры с моим секретарём тебя будет возить арестантская карета. Клемент, кстати, вызовите её, пусть отправляется!
Окончательно убитый лишением свободы, Филь угрюмо побрёл за господином секретарём в его кабинет.
Подъехав к дому, у которого уже стоял пост, он понуро поднялся на крыльцо и, тяжело вздохнув, открыл дверь. Сердце его окончательно упало, когда он увидел, что у них в гостях Лентола. Она, Эша и госпожа Фе разглядывали бумагу с угрожающе красной печатью – как пить дать его арестантский лист.
Встретившись взглядом с госпожой Фе, Филь произнёс с запинанием:
– Я… Мне… Мне нужна ваша помощь!
Он впервые обращался к ней с подобной просьбой, и она заметно удивилась. Лентола насторожилась, зная из опыта, что, когда у него такой вид, надо ждать беды. Эша с интересом прищурилась.
Помедлив, госпожа Фе заверила:
– Можешь рассчитывать на меня. Что случилось?
– Я купил нам Хальмстем.
27
Интереснейшая вещь случилась в конце февраля 1344 года – тот, кто ещё не вырос даже до того, чтобы быть наказанным за серьёзные преступления, приобрёл в собственность сердце Империи. Как именно это произошло, мы знаем, но вот как новому хозяину, едва вышедшему из детского возраста, удалось составить договор, о который более шести веков ломают зубы самые яркие юридические умы, нам никогда уже, наверное, не узнать…
Противостояние близилось к концу. Именно так назвал процесс составления купчей господин Ювеналий Петра, седой до белизны старикан лет ста, сухой и тощий, как его палка, с помощью которой он передвигался пусть не быстро, но уверенно.
– Мама, к нам какая-то ходячая древность! – крикнула Габриэль, увидав его первый раз на пороге.
Господин Петра не обиделся и лишь проскрипел:
– Деточка, где тут у вас самая большая комната?
Габриэль показала ему на столовую, которая с этого момента оказалась оккупирована прибывшим господином и его книгами, кои следом за ним втащили четыре носильщика, по двое на каждый огромный сундук.
За этим человеком госпожа Фе отправилась сразу, как выслушала признание Филя. Он ещё не закончил, когда она приказала закладывать карету. Поиски Ювеналия Петра заняли у неё некоторое время, и вернулась она ночью. А на следующее утро господин Петра переселился к ним.
Второй постоялец прибыл через неделю. Когда золото угодило под арест, а Филь в горе и ярости побежал в замок, Прений посчитал свою часть дела выполненной и отправился обратно в Бассан. Получив письмо от госпожи Фе, он сначала закончил какой-то срочный заказ и затем также поселился у Фе.
В результате в доме не оказалось ни одной свободной комнаты, питались все по очереди на кухне, кухарка со служанками неустанно брюзжали, а посетившая дом Лентола покрутила пальцем у виска и смылась, чтоб уже не появляться. Её отсутствие объяснялось и тем, что по неудачному стечению обстоятельств Филь отхватил кусок ладони именно её мужа, которого это весьма разозлило.
Господин Петра, невзирая на годы, обладал ясным умом. Когда-то он служил императорским Ментором, надзирая за законом, но давно отошёл от дел. Филь знал, что Клемент сидит сейчас с его преемником, Ментором Эрке, пыхтя над своей версией купчей. Ситуацию делало забавным то, что Флав в своё время учился у господина Петра, а Клемент – у Эрке.
Расположившись в доме, господин Петра велел позвать к нему Филя и, не откладывая дело в долгий ящик, проскрипел:
– Как же ты, отрок, умудрился влипнуть в такое?
Опираясь костлявыми руками о палку и тощим задом об обеденный стол, он вперил в него пытливый взгляд. Филь хмуро ответил:
– А что оставалось делать, они собирались прикарманить мои деньги!
Господин Петра кивнул, словно эта причина была ему понятна и абсолютно законна:
– А расскажи-ка мне по порядку, что говорил этот затейник Флав… император Флав, – поправился он не сразу.
Выслушав Филя, господин Петра захихикал, тряся седыми патлами.
– Узнаю льва по когтям! – проговорил он на латыни. – Наплачется еще с ним Клемент! Флав всегда был бездарь в юриспруденции, но тут он превзошёл сам себя. Своей волей он смешал вместе право народов, публичное и частное право и не видит в этом ничего особенного. Ах, блаженная глупость! – закончил он снова на латыни. – Ты-то понимаешь, что не быть тебе полноценным собственником Хальмстема?
Филь ответил:
– Понимаю, не дурак. Только я не верю, что это ошибка, он очень уверенно это говорил!
– Что ж, тогда остаётся одно, – усмехнулся господин Петра. – Он собрался отстроить замок на твои деньги, а потом попросить тебя оттуда, и всё на вполне законных основаниях. Видимо, кое-чему он всё-таки научился.
Филь сделался мрачнее тучи.
– А ты сам-то чего хочешь? – спросил его господин Петра.
– Натянуть Флаву нос!
Господин Петра сказал на это:
– Ага! – И улыбнулся улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего его противникам. – Тогда, малыш, сбегай на кухню и попроси принести сюда корыто с горячей водой. Я замёрз с дороги, мои старые ноги ничего не чувствуют. Ещё я не отказался бы от кувшина можжевелового кваса и каких-нибудь хлебных корок.
Про корки он, конечно, шутил. Забрав себе столовую и обложившись в ней книгами, старикан исправно уминал там пироги, которые не успевала печь ему кухарка, и изводил на свечи столько воска, сколько до его появления они тратили на весь дом. Спать он уходил глубокой ночью. На волнения Филя, во сколько могут обойтись услуги ископаемого дедушки, госпожа Фе сказала, что тот польщён самой возможностью выйти напоследок с пером наперевес против Империи и вообще радовался как ребёнок, когда она рассказала, в чём дело.
Исподтишка наблюдая за госпожой Фе, Филь заметил, что она, как и он, неспокойна; в её карих глазах застыла какая-то тревожная мысль. Она всё больше напоминала ему ту хозяйку Хальмстема, которая души не чаяла избавиться от мальчика, разве что кривых взглядов, как тогда, не бросала.
Всадив все деньги в груду камней, Филь потерял почву под ногами. Когда-нибудь он её обязательно найдёт, но сейчас он чувствовал себя крайне неуютно. Всё, что у них оставалось, – это аренда с Катаоки и пенсия самой госпожи Фе. А Филь ничего не мог сделать, чтобы облегчить положение, потому что оказался заперт в четырёх стенах.
Он пытался возмущаться арестом, но госпожа Фе его утихомирила, сказав, что за причинение вреда стражнику его могли отправить в тюрьму, будь ему полных тринадцать лет. И ещё она очень неодобрительно отнеслась к похищению им третьего мешка с золотом. Она взяла с него обещание больше никогда так не делать. Посмотрела она на него при этом, опять же, как в Хальмстеме.
Филь был бы рад исправить содеянное, но не тащить же ему мешок обратно, тем более что его больше нет. Он поломал голову, думая, как выкрутиться, но ничего не придумал, кроме как отправить на имя Николая Эймерика в Сорбонну новенький Арпонис, чтобы загладить вину. Госпожа Фе согласилась помочь с оказией, но ничего не обещала.
Заметив нерадостный вид брата, Габриэль успокоила его, сказав, что во всём виновата Эша.
– Ну Филь! – рассмеялась Габриэль. – Я не понимаю, ты что, не видишь, что после возвращения из Старого Света ей будто вожжа под хвост попала?
– Ничего подобного, – сказал Филь. – Ходит как обычно, в своих любимых штанах.
– Мальчишки, – презрительно фыркнула Габриэль. – Ничего не замечают вокруг, кроме себя!
– Ну тебя-то сложно не заметить, – парировал Филь. – Хоть ты и не бываешь дома.
Девочка порозовела и закрутилась на месте:
– Правда, красивая? Руфина говорит, то ли ещё будет! Говорит, я очень похожа на матушку!
Уклоняясь от гривы чёрных волос, Филь рассмеялся. Габриэль то и дело отрабатывала на нём разные штуки вроде высокомерных или томных взглядов, и у неё это получалось так лихо, что он хохотал до колик в животе. После чего она обычно уматывала в те или иные гости. Её постоянно куда-то звали. Вот и сегодня она стояла перед ним, разодетая в пух и прах.
– Филь, ну какой ты глупый! – воскликнула она разрумянившись. – Эша не находит себе места, ей тут смертельно скучно. Она извела уже всех, бубнит зачем-то целыми днями испанские слова и собралась в Старый Свет насаждать справедливость. Матушка запретила ей, тогда она засобиралась к своему отцу. Я вообще её не понимаю! Сначала Эша впадает в беспамятство от одной лишь мысли, что он может её забрать, а теперь вдруг возлюбила его!
Может, Эша кого изводила, только не Филя. Она лишь спросила, что он думает, если она отправится в Старый Свет. Филь сказал, что тогда пусть и дрова сразу возьмёт. Эша рассердилась и сказала, что на костре гореть она не желает. А Филь сказал, что в её случае это неизбежно.
Узнав, кто настоящий отец Эши, Филь заодно узнал, почему она так испугалась смерти Мастера Фе. По каким-то местным законам, пока Филя ещё не приняли в семью, Л