ион мог явиться и забрать дочь. Так же мог сделать квестор тайдерской когорты, отец Лентолы, если бы она была несовершеннолетняя на тот момент. А детей Мастера Фе – Руфину, Габриэль и Мервина, будь он жив, забрала бы Детская Служба, если бы пожелала. Эта непонятица в семейном уложении привела к тому, что Филь уселся читать об этом, выпросив нужную книгу у господина Петра.
Ископаемый дедушка позвал их к себе в конце первой недели.
– Черновик готов, – проскрипел он и вымазанным чернилами пальцем ткнул в лежавший на краю стола лист бумаги. Всё остальное пространство на нём занимали раскрытые книги.
Судя по следам, Ювеналий Петра ел на подоконнике, у которого приютился маленький табурет. На этот самый табурет любила складывать ноги госпожа Фе, когда читала в кресле. Теперь ей было бы негде читать: столовая напоминала библиотеку, в которой побывали демоны. Обставленная лично хозяйкой комната была завалена бумагой, перьями и книгами.
Госпожа Фе, однако, глазом не моргнула, чем удивила Филя. Она была требовательна к порядку, хотя без занудства Лентолы, а тут лишь молча взяла лист со стола, пробежала его глазами и передала стоявшему рядом Филю.
– Я в этом ничего не понимаю, – сказала она господину Петра.
Эша, прибежав на зов Филя из сада, сунулась к нему через плечо – руки у неё были в земле. Габриэль в доме не было – воспользовавшись хорошим весенним днём, девочка отправилась навестить Руфину.
– А вам и не надо, – ответил господин Петра. – Я только показываю, что не зря ем ваши пироги, ибо в этом тексте нет ни слова, не проверенного веками, начиная с зарождения римского права. Но это только начало, я должен ещё много раз проверить смысл каждого по разным источникам и удалить те из них, которые могут породить двусмысленность. От вас сейчас мне нужен только один ответ – кто наследует выгоду и бремя?
Филь не уловил смысл фразы, хотя провёл уже достаточно времени с латинской заумью о семье и детях. Госпожа Фе сказала:
– Мне не нужен Хальмстем.
– Мне нужен, – встряла Эша, выступив вперёд.
Она была босиком, в закатанных до колен ярко-зелёных штанах. На её плечах болталась просторная рубаха, которую она стащила у Филя. На голове красовалась выгоревшая соломенная шляпа. Госпожа Фе, как человек, который давным-давно высказал, что об этом думает, и потерпел поражение, более не обращала внимания, во что одевается Эша. Но господин Петра увидел её в таком виде впервые.
– A-а… Мнэ-э… – произнес он, прищурившись. – Если особа настолько непривлекательна и отвратительна, что вынуждена прятаться под убогой одеждой, она должна носить с собой предупредительный колокольчик, дабы не пугать людей, – процитировал он откуда-то.
– Где твой колокольчик? – поинтересовался Филь у Эши. Она треснула его по затылку и усвистала обратно в сад.
– Простите её, она никак не повзрослеет, – сказала госпожа Фе.
– Ничего, ничего! – успокоил её господин Петра. – В конце концов сердары приучали нас к подобному девять веков и только последние двадцать лет куда-то попрятались… Итак, что вы решаете? – он перевёл взгляд на Филя.
Госпожа Фе произнесла негромко:
– Габриэль и Лентола тоже хотели бы иметь возможность посещать Хальмстем, но решать тебе, коли ты это затеял.
Филь догадался наконец, о чём идет речь – о разделении собственности на семейную и личную. По дивным местным законам это были разные вещи, и если завтра Лентола уйдёт от своего стражника, то, во-первых, она не получит от него ни гроша, а во-вторых, вернётся не куда-нибудь, а в этот дом, часть которого всегда будет за ней. Пока они все не согласятся его продать.
– Владелец будет семья, – решил Филь, не в силах упустить возможность, чтобы Лентола оказалась ему в чём-то должна.
– Хорошо, – сказал господин Петра. – Но имей в виду, единожды наследник – всегда наследник, – произнёс он латинскую формулу, с которой Филь был уже знаком. Она означала, что назад дело будет не повернуть. Филь согласился.
– Тогда на этом пока всё… – Господин Петра, кряхтя, поднялся и забрал у них бумагу. – Клемент заждался, поди, тебя!
Порывшись в завалах на столе, он выудил ещё один лист из книжного месива.
– Но поедешь ты к нему с другим документом…
Филь отправился на встречу с господином секретарём, держа в руках изменённую версию того, с чем ознакомил их господин Петра. Требовалось это для того, чтобы раньше времени не насторожить формулировками Эрке. Оба документа отличались несколькими фразами, но и одно слово в юриспруденции, по Ювеналию Петра, могло разрушать или созидать.
Ментор Эрке, остроносый, остроглазый и такой же седой, как его предшественник, с любопытством прочитал документ. Вручив его сидевшему тут же в кабинете господину Клементу, он подождал, пока тот закончит, переглянулся с ним и сказал Филю:
– Начало хорошее, ждём от тебя определение собственника на следующей неделе, а потом начнём делить ответственность. Передавай привет Петра!
Филь вышел от них, соображая, кто мог разболтать секрет. Когда Ювеналий Петра появился в их доме, госпожа Фе строго-настрого приказала всем держать в тайне, кто у них гостит, и сказала это так, что даже Эша не осмелилась скорчить презрительную гримасу. Видимо, это Габриэль растрепала Руфине, а та выложила всё своему мужу.
Войдя в дом, Филь потребовал объяснений. Габриэль, однако, не думала признаваться.
– Филь, если матушка сказала, что нельзя – значит, нельзя! – воскликнула она. – Я что, по-твоему, законченная дура?
Филь не считал её дурой, но знал, что она очень болтлива.
– Да кому, кроме тебя-то?
Габриэль упрямо выпятила нижнюю губу и повторила, что она тут совершенно ни при чём.
– Не веришь – и не надо! – рассердилась она. – Ох уж эти мужчины!
Тряхнув гривой волос с вплетёнными в неё разноцветными лентами, она задрала нос и прошествовала в свою комнату.
Высунувшаяся из кухни Эша с куском пирога в одной руке и испанским словарём в другой сказала:
– Я знаю, кто это! Это Лентола. Она видела нашего деда, а с тех пор ни разу здесь не появилась. Разболтала своему стражнику, а тот выложил всё Клементу. Тем более что слова с неё никто не брал.
Видимо, так оно и было, рассудил Филь. Доложив господину Петра о результатах визита, он опять уединился с юридическим кошмаром весом с украденный мешок флоринов. Кроме как читать, делать ему было нечего, и он начинал скучать. Но на следующее утро заявился Прений, и скучать стало некогда.
– Ты совершаешь ошибку, – заявил кузнец Филю с порога. – Хальмстем и прилегающие к нему земли – это центр имперской безопасности, хотя, возможно, ты этого не знал. Как таковой, он принадлежит нам всем, а общественное право не может быть изменено соглашениями частных лиц.
– Спасибо, Прений, – произнес Филь с чувством, – ты мне очень помог. Может, расскажешь теперь, как всё же влезть на эту ёлку и не потерять штаны?
Госпожа Фе провела кузнеца в свой кабинет на втором этаже, далеко не такой печальный, как в Катаоке. Филь устроился в кресле напротив её стола. Он больше не боялся её, как в Хальмстеме, однако по-прежнему относился к ней с опаской, когда она не на шутку сердилась.
Ирений устроился на стуле рядом с Филем и, дождавшись, пока госпожа Фе сядет, сказал:
– Если ты замыслил это серьёзно, то должен смириться с тем, что Хранилище и обе Границы будут тебе неподвластны. Ты не можешь претендовать на них и на всё, что имеет отношение к охране замка и гарнизону, то есть казармы, конюшни, обе Мостовые и Дозорную башни. Ты сможешь испросить постоянное разрешение на посещение этих мест, и оно наверняка будет тебе дано, как было по факту дано, когда ты жил там. Но это не станет твоей собственностью никогда.
Речь Прения явилась для Филя холодным душем, зато всё оказалось разложено по полочкам, и об этом можно было больше не думать. Кроме внешней Границы – отдавать права на неё было жалко. Едва Филь упомянул об этом, как Ирений вздохнул, будто давно устал объяснять одно и то же.
– Права и ответственность неразделимы. Отдавая права на пересечение Границы, ты снимаешь с себя ответственность за её охрану. Эти права тебе всё равно не дадут, но если ты зафиксируешь их в купчей, бумага в тот же момент станет недействительной. Да я первый её порву!
Госпожа Фе нахмурилась и, сцепив ладони в замок, положила их перед собой на стол. Это был плохой знак:
– Ирений, не надо за него решать, что важно. Он успел доказать, что голова у него есть и, пусть горячая, она вполне обучаемая. Объяснись!
Кузнец ответил:
– Потому что наша безопасность ни к чёрту не годится! Завтра сюда может вломиться армия, уложить Хальмстемский гарнизон, маршем дойти до Кейплига, а далее перед ними откроется вся Империя. Если в Хальмстеме успеют отправить письмо в Кейплиг и поднять тревожный штандарт для Бассана, то будет возможность избежать захвата. Но если в замок проберутся через Внутреннюю Границу, мы пропали. Пока сердары были у власти, они не спускали глаз с обеих Границ и постоянно патрулировали Периметр, а с приходом Кретона вдруг распространилась мысль, что мы тут как у Одина за пазухой!
Он хлопнул ладонью по столешнице. Филь сощурился: кузнец не ругался без серьёзной причины.
– Чего ты разошёлся? – поинтересовался он.
– Прений, ты преувеличиваешь, – сказала госпожа Фе.
– Да? – усмехнулся он и спросил Филя: – Сколько собак ты встретил в Хранилище, когда проник туда ночью три года назад?
– Ни одной. Ни собак, ни солдат.
– Пожалуйста! – сказал Прений. – А сколько раз ты, Ария, ходила встречать отворение двери в Преддверие за одиннадцать лет?
– Раз шесть всего ходила, – сказала она.
– Что и требовалось доказать! К нам ничего не стоит проникнуть, если только знать как. Вчера я встретил у Бассана конвой заключённых из Алексы, которых должны были вышвырнуть за Врата в Старый Свет по приказу Флава, потому что у него нет денег на их содержание. Мы делали это раньше, но никогда в таких масштабах. Пока они шли мимо, я подумал: а что, если у кого-нибудь из них припрятана раковина и он умеет ей пользоваться?