– С моей помощью?
– Ну да. И я хочу сказать тебе сейчас… Я никогда не забуду твою механическую птичку. Ту, которая пела, если открыть дверцу клетки.
– Ты это помнишь? – пораженно восклицает Крикет.
– И пятидесятиступенчатую машину Руби Голдберга, которая затачивала карандаш. И тот восхитительный поезд из доминошек, который ты собирал две недели, но он потерпел крушение всего за минуту? Это было неподражаемо. Потому что даже непрактичные вещи имеют большую ценность. – Я поворачиваюсь к парню лицом. Он сидит скрестив ноги. – Это как мое платье Марии-Антуанетты. Оно непрактичное, но ради того момента, когда я смогу прибыть на бал в этом прекрасном наряде, которого не будет ни у кого и которое все запомнят, я о нем мечтаю!
Крикет разглядывает мерцающий огнями город и залив.
– Оно обязательно у тебя будет, – уверенно заявляет он.
– Только если ты мне поможешь. – Мне хочется дружески ткнуть парня в бок, но я останавливаюсь на мысленном жесте. – Так когда ты собираешься приступить к моим панье? Завтра или позже?
– Уже приступил. – Крикет смотрит мне в глаза. – Сегодня ночью я занимался ими. А не раздачей конфет.
Я тронута:
– Крикет Белл! Ты самый хороший парень, которого я знаю.
– Ну да, – фыркает он. – Хороший парень!
– А что?
– Именно так меня и назвала моя единственная девушка, перед тем как бросить.
– О! – Слова Крикета застают меня врасплох. Та самая девушка. – Это… очень, очень глупая причина.
Крикет пододвигается ближе, так, что его колени почти касаются моих. Почти!
– Ничего удивительного. Хорошие парни вымерли окончательно и бесповоротно.
Несмотря на самоуничижение, в словах Крикета слышится упрек в адрес Макса, но я делаю вид, что не заметила.
– Кем она была?
– Одна из подружек Каллиопы. В прошлом году.
– Фигуристка?
– Моя общественная жизнь не простирается дальше катка.
От этой новости мне становится грустно. Фигуристки прекрасны. И талантливы. И атлетически сложены. Я встаю, слыша биение крови в ушах:
– Мне пора домой.
Крикет смотрит на запястье, но понимает, что забыл дома очки:
– Ну да. Похоже, уже довольно поздно. Или очень рано.
Мы уже подходим к тем самым восьмидесяти ступеням, когда Крикет резко останавливается:
– О, нет! Ты ведь хотела поговорить о Максе. Ты…
– Я хотела о чем-нибудь поговорить сегодня ночью, – прерываю я парня, искоса поглядывая на луну. Она стремительно растет – скоро полнолуние. – Я думала, нам стоит поговорить о Максе, но ошибалась. Нам нужно было поговорить о тебе. – Я указываю вниз, под ноги.
Мы стоим прямо над словом «Белл».
Оно выгравировано на заборе телефонной компании «Пасифик Белл» и встречается здесь на каждой улице.
– Видишь? – указываю я.
– Каждый раз при виде Долорес-стрит я думаю о тебе, – вырывается у Крикета. – Парк Долорес. Миссия Долорес. Ты здесь повсюду, словно все это принадлежит тебе.
Я закрываю глаза. Крикет не должен так говорить, но останавливать его мне не хочется. Невозможно отрицать, как много он для меня значит. Я не отваживаюсь подобрать этому конкретное слово. Не сейчас. Позже. Я открываю глаза, и… его нет.
Он быстро взбегает по ступенькам крыльца.
Очередной призрак Хеллоуина.
Глава двадцать третья
Мне нравится пробовать все новое. Нравится быть старшеклассницей и веганкой. Правда, я блюду новый образ жизни лишь последние три дня, поскольку умудрилась съесть кусок чеддера, и все же я пытаюсь держаться. И еще я постоянно примеряю шляпы в магазинах. Это единственная вещь, с которой у меня не складываются отношения, но я продолжаю пытаться, поскольку верю, что однажды найду идеальную. Может, это будет винтажный клош[32], украшенный искусственными пионами. А может, ковбойская шляпа фирмы «Стетсон» или красная бандана.
Я найду нужную мне шляпу. Просто надо продолжать искать.
Поэтому меня жутко раздражают намеки Линдси на то, что я не особенно стараюсь отыскать средства, способные завить мои волосы. Ненастоящие волосы. Она как раз решает химическое уравнение, когда я пытаюсь закрутить свои белые локоны с помощью ручного парогенератора, любезно одолженного ее родителями. Позже я приклею их к своему парику в стиле Марии-Антуанетты. Но сначала надо завить эти дурацкие локоны.
– Может, у тебя есть что-нибудь побольше? Или поменьше?
Я показываю на цилиндрические предметы – ручки, маркеры, стаканы. Меня привлекает даже шпионская подзорная труба. Однако все оказывается неподходящего размера.
Линдси перелистывает страницу учебника:
– У тебя есть я. Это твой лучший парик. Ищи как следует.
Я обследую ее комнату, заранее догадываясь, что ничего не найду. В спальне подружки настолько идеальный порядок, что если бы здесь что-то было, то я бы уже нашла. На стенах повсюду классическое изображение Нэнси Дрю – то, где она в желтом. На верхних полках книжного шкафа ровными рядами тянутся романы про Нэнси, а дальше, сверху вниз, в алфавитном порядке (по имени автора) стоят книги с названиями вроде «Величайшие шпионы в истории», «Как распознать ложь», «Дао по борьбе с преступностью». Рядом с кроватью Линдси тщательно расставлены стойки для журналов с выпусками «Интеллектуального журнала: шпионский глаз», там же лежит дюжина каталогов «Шпионской штучки» с закладками на страницах.
Однако цилиндрические объекты в комнате подружки полностью отсутствуют.
– В сегодняшней ночной гонке сенатор Нью-Йорка Джозеф Вассерштейн по-прежнему пытается удержаться на своем месте, – заявляет диктор в парике.
Сегодня день выборов, и с тех пор, как Лимы отказались от кабельного телевидения, на каждом канале в их доме крутятся скучнейшие сводки новостей. Телевизор мы включили лишь по одной причине – чтобы заглушить пение миссис Лим, громко подпевающей Нилу Даймонду. Это такой древний поп-певец, носивший рубашки, расшитые пайетками. И хотя одними блестками меня не возьмешь, я никогда не скажу миссис Лим об этом. В свободное от работы время (когда она не готовит убийственное корейское барбекю в ресторане) миссис Лим ведет блог для второго по величине фан-сайта Даймонда.
Я показываю на диктора:
– Готова поспорить, этот парень мог бы мне помочь. Неужели он всерьез считает, что этот коврик у него на голове выглядит реалистично?
На экране появляется клип про сенатора Вассерштейна и его семью, ожидающих финального подсчета голосов. У жены сенатора идеально уложенная прическа и белоснежная улыбка политика, а вот сыну, похоже, не по себе. Хотя он и ужасно симпатичный, о чем я не забываю упомянуть, и Линд си тут же поднимает глаза на телевизор:
– Боже! Как ты предсказуема.
– Что?
– Да он просто жалок. Тебя вечно тянет на озлобленных парней.
– Неправда.
Я выключаю телевизор, и от пения Нила начинает дребезжать пол.
Линдси смеется:
– Ну да, Макс славится своей очаровательной улыбкой.
Я хмурюсь. Прошло уже два воскресенья, а мы до сих пор не встречались за завтраком. Макс позвонил наутро после Хеллоуина и сказал, что не сможет прийти – ни в этот день, ни в какой-либо другой. И я не могу винить его за то, что он устал от бесконечных проверок. Я сказала родителям, что ему предстоит много концертов. А они были слишком расстроены из-за Норы, чтобы выуживать более подробную информацию. Честно говоря, я надеюсь, что родители попросту забудут об этих завтраках.
Несколько раз я встречалась с Максом тайком – перед выходным дежурством в кинотеатре, во время обеденного перерыва и один раз у него дома после школы. Родители думали, что я у Линдси. Зато Крикета я видела частенько. Ему осталось поработать всего одну ночь, чтобы закончить мои панье, плюс мы договорились увидеться в полдень у меня дома для финальной примерки. Панье просто гигантское. Надеть его все равно что напялить на себя остов горизонтальной высотки.
Кроме того, я закончила корсет, и наступило время самой приятной части – изготовления собственно наряда. Крикет помогал мне снимать мерки и резать ткань. Это оказалось очень удобно. И дело вовсе не в математических способностях парня. Выяснилось, что он занимается ремонтом костюмов Каллиопы и потому разбирается в кройке и шитье.
С Каллиопой мы столкнулись лишь один раз, и опять перед школой. Хотя на этот раз случайно. Девушка чуть не врезалась в меня, выходя из дому. Просто не заметила. По крайней мере, я надеюсь, что это не было подстроено.
– Ты просто не можешь держаться подальше, да? – прорычала Каллиопа, прежде чем уйти.
– Я ТУТ ЖИВУ! – крикнула я, потирая ушибленную руку.
Девушка промолчала.
С тех пор как мы с Крикетом начали работать над моим проектом, поддерживать дружеское общение стало куда проще. Единственная неловкость случилась, когда парень пришел к нам в первый раз. Я и не подумала убраться в комнате, и посреди пола валялся мой розовый бюстгальтер. При виде его Крикет так густо покраснел, что стал того же цвета, что и лифчик.
Честно говоря, я тоже.
Крикет! Секундочку.
Теперь я поняла, с помощью чего можно накрутить парик.
– Скоро вернусь, – говорю я Линдси и сбегаю по ступенькам вниз.
Миссис Лим сидит за семейным компьютером.
Я пытаюсь перекричать Нила:
– Где вы храните швабру? – А затем добавляю: – Я ничего не сломаю.
– Там. – Женщина показывает в сторону кладовки. – В колонку сообщений залез тролль. Он заявляет, что Уэйн Ньютон лучше Нила Даймонда. Ты в это веришь?
– Просто бред!
Я хватаю швабру. Очень похожую на ту, что Крикет использовал для транспортировки моих бумаг.
Я взбегаю наверх и наставляю ручку на Линдси:
– Ага! Идеальное решение!
Подружка улыбается:
– И целая комната, чтобы завить кучу локонов. Клево!
– Ты мне поможешь?
– Конечно. – И слава богу, что Линдси согласна, потому что работа оказывается ужасно утомительной. – Тебе несказанно повезло, что я тебя люблю, Лола.