– О-ла!
Это Абби. Я тронута тем, что она выговаривает мое имя. В полтора года у девчушки не самый большой словарный запас. Она убегает с площадки и несется ко мне. На ней пурпурная юбочка. Крикет с улыбкой шагает за ней широкими шагами, руки в карманах.
Я присаживаюсь на колени, чтобы обнять Абби, и она прыгает мне в объятия, как это умеют только малыши.
– Привет, это ты! – говорю я с улыбкой.
Малышка тянется к моим волосам, к бирюзовой заколке в виде диадемы. Я совсем забыла ее снять. Нора – единственная из всех – сделала мне подарок за завтраком.
– Сегодня Новый год, – заявила она. – Блестяшки тебя не испортят.
Крикет оттаскивает Абби, чтобы та не сорвала заколку.
– Ладно, ладно. Хватит, Абигайль Белл, – смеется парень.
Девчушка улыбается в ответ.
– А у тебя завелась новая подружка, – говорю я.
На лице Крикета отражается сожаление.
– У детей еще не развитый вкус.
Я смеюсь. Впервые на этой неделе.
– Хотя у Абби великолепный вкус в том, что касается аксессуаров, – продолжает Крикет.
Бетси плюхается перед парнем на спину, и он чешет ей брюхо. Его разноцветные браслеты и фенечки трутся об ее черную шерсть. Вся тыльная сторона его левой руки, включая пальцы, расписана математическими формулами и цифрами. Эбби аккуратно наклоняется, чтобы погладить мою собаку.
– Приятно вновь видеть на тебе что-то блестящее, – добавляет он.
Мой смех обрывается, я краснею:
– О! Это глупо, я знаю. Сегодня Новый год, и Нора подумала…
Нахмурившись, Крикет поднимается на ноги. Его тень тоже выпрямляется, высокая и бесконечно длинная.
– Я говорил серьезно. Приятно видеть проявление твоей истинной личности. – На лице парня расцветает улыбка. – Это дает надежду.
Мне трудно это объяснить, но я готова разрыдаться.
– Но я и так была собой. Старалась быть собой. Даже лучше, чем прежде.
Крикет приподнимает брови:
– И на какой планете Лола Нолан ходит… в одежде одного цвета?
Я показываю на свой наряд:
– У меня есть все то же самое в белом варианте, ты же знаешь.
Шутка получается плоской. Крикет явно хочет что-то сказать, но не решается. Абби плюхается на его левую ногу и обхватывает ее изо всех сил. Парень поднимает малышку и усаживает на бедро.
– Просто скажи, – прошу я, – что бы это ни было.
Крикет замедленно кивает:
– Ладно. – Он собирается с мыслями, и осторожно продолжает: – Значит, ты хочешь стать хорошим человеком, или самым лучшим человеком, или кем-то там еще, поэтому страдаешь и пытаешься измениться? Но это не должно уродовать твою личность. Наоборот, ты должна оставаться собой в еще большей степени. А с этой Лолой я… не знаком.
Мое сердце останавливается. Я чувствую слабость.
– Именно так сказал и Макс.
– Что? – с тревогой спрашивает Крикет. – Когда он так сказал?
Я вспыхиваю и опускаю глаза вниз, разглядывая газон. Ну почему во время стрессовых ситуаций я все время начинаю рассуждать вслух?
– Я его больше не видела, если ты об этом. Но он сказал… раньше… что из-за моей вечной смены имиджа он не знает, какая я на самом деле.
Крикет закрывает глаза. Его трясет. Лишь спустя несколько мгновений я понимаю, что его трясет от гнева. Абби вскрикивает у него на руках. Она расстроена.
– Лола, помнишь, ты как-то сказала, что у меня есть дар? – спрашивает Крикет.
Я сглатываю:
– Да.
Парень открывает глаза и смотрит на меня в упор:
– У тебя он тоже есть. Возможно, кто-то считает, что за костюмами ты скрываешь свою истинную личность, но я думаю, что необычные костюмы позволяют самовыражаться куда лучше, чем простая повседневная одежда. Каждый костюм что-то говорит о человеке, который его носит. Я знаю Лолу, которая выражает свои желания, надежды и мечты так, чтобы это видел весь город. Чтобы я видел…
Кровь шумит в ушах, сотрясая легкие, горло, все тело.
– Я скучаю по той Лоле, – шепчет Крикет.
Я делаю шаг к нему. Его дыхание прерывается.
А затем парень делает шаг ко мне.
– Оооох! – Это Абби.
Мы смотрим вниз, с удивлением обнаруживаем, что малышка по-прежнему сидит у Крикета на руках. Абби показывает куда-то в зимнее белое небо. Знаменитая стая диких попугаев Сан-Франциско облаком зеленых перьев несется через парк. Воздух наполняется хлопаньем крыльев, оглушительными криками, и все, кто есть в парке, останавливаются, чтобы посмотреть этот спектакль. Удивительный вихрь исчезает за зданиями так же внезапно, как и появился.
Я поворачиваюсь к Абби. Неожиданно появившееся разноцветное облако повергло ее в состояние благоговения.
Глава двадцать девятая
Сегодня воскресенье, последний день перед началом занятий в школе, и у моих родителей рандеву. Я сижу дома с Норой. У нас марафон по просмотру дизайнерских телешоу. Что у нее, что у меня глаза то и дело лезут на лоб. Нора считает, что отремонтированные дома выглядят слишком прилизанно, а значит, скучно. Я тоже считаю их скучными, но лишь потому, что все дизайнеры работают в одном и том же унылом стиле модерн.
– Как приятно видеть, что ты вновь стала самой собой, – говорит Нора во время рекламы.
На мне голубой парик, швейцарское платье а-ля Хейди и рукава от блестящего золотистого свитера из благотворительного магазина. Я их отрезала и использую в качестве теплых гетр.
Я фыркаю:
– Ну да, я знаю, как ты любишь мой стиль.
Моя биологическая мать не отрывает глаз от телевизора, но в ее голосе проскальзывают знакомые нотки.
– Я бы так не оделась, но это не значит, что мне не нравится. И не значит, что я не люблю тебя такой, какая ты есть.
Я тоже не отрываю глаз от телевизора, но сердце сжимается в груди.
– Значит, – говорю я, спустя несколько минут, когда начинается повтор очередной серии. – Что-то сдвинулось с апартаментами? Ронни перенесла дату переезда?
– Да. Я съеду к концу недели.
– О! Это очень… скоро.
Нора фыркает. Прямо как я.
– Этого «скоро» еще надо дождаться. Натан шпыняет меня с тех самых пор, как я сюда приехала.
Вот эта неблагодарная Нора мне хорошо знакома. Ее долгожданный переезд неожиданно приблизился. Но я лишь качаю головой, и мы досматриваем остаток передачи в полной тишине. Начинается очередной рекламный блок.
– Хочешь знать, в чем секрет предсказаний? – спрашивает Нора.
Вопрос застигает меня врасплох.
Я вжимаюсь в подушки дивана. Ну вот, приехали!
Нора поворачивается ко мне:
– Секрет в том, что я не читаю по чайным листочкам. Гадающие по ладони не читают по ладони, а те, кто гадает по Таро, не читают Таро. Мы читаем людей. Хороший предсказатель считывает информацию с того, кто сидит перед ним. Я изучаю знаки, которые образовывают листочки, подгоняя их под то, что человек хочет услышать. – Она пододвигается ближе. – Люди платят лишь тогда, когда слышат то, что хотят…
Я съеживаюсь, мне больше не хочется ее слушать.
– Заходит ко мне женщина, – продолжает Нора. – Без кольца, в тесном джемпере, с глубоким вырезом. И спрашивает о своем будущем. Естественно, она хочет, чтобы я сказала ей, что она вот-вот кого-нибудь встретит. И чаще всего достаточно тесный джемпер плюс уверенность в себе (после оптимистичного предсказания) приводят к чему? К тому, что женщина вполне может кого-нибудь встретить. Возможно, это будет не самый подходящий человек, и все же… предсказание сбывается.
Я хмурюсь еще сильнее и не отрываю взгляда от телевизора, однако на мелькающих рекламных роликах тяжело сосредоточиться.
– То есть, глядя на меня, ты видела человека, мечтающего о ссорах, путанице в отношениях и расставаниях? И хотела, чтобы все это сбылось?
– Нет. – Нора придвигается еще ближе. – Ты была другой. Мне нечасто выпадает возможность поговорить с тобой так, чтобы ты ко мне прислушалась. Гадание на чайных листочках подарило мне эту возможность. Я сказала не то, что ты хотела услышать. А то, что тебе нужно было услышать.
Я смущена и подавлена.
– Мне нужно было услышать гадости? – недоумеваю я.
Нора накрывает мою ладонь своей. У нее жутко костлявая, но все же теплая рука. Я поворачиваюсь к Норе, и она смотрит на меня с симпатией.
– Ваши отношения с Максом шли на спад, – говорит Нора своим фирменным голосом предсказательницы. – И я видела, что впереди у тебя встреча с кем-то особенным.
– Вишни! Ты уже тогда знала, что я чувствую к Крикету.
Нора убирает руку:
– Иисусе, даже почтальон знал, что ты к нему чувствуешь. Он ведь хороший мальчик, Лола. И с твоей стороны было ужасно глупо так попасться. Прямо в постели! Ты ведь знаешь, твои родители черт знает какие строгие на этот счет, но я-то знаю, что Крикет хороший парень. И они тоже это поймут. И еще я знаю, что ты хорошая.
Я молчу. Нора считает, что я хороший человек.
– Знаешь, о чем я сожалею больше всего? – спрашивает она. – О том, что ты превратилась в такую яркую, восхитительную девушку… И это, к моему стыду, не моя заслуга.
В горле у меня встает комок.
Нора скрещивает руки на груди и отводит взгляд:
– Твои папаши выперли меня из дому, но родители они хорошие. И я счастлива, что они у тебя есть.
– Они беспокоятся и о тебе, ты же знаешь. И я беспокоюсь о тебе.
Нора не двигается. И молчит. Впервые с тех пор, как была маленькой девочкой, я утыкаюсь ей в бок. Ее худое тело прижимается ко мне.
– Приезжай в гости, – говорю я. – После переезда.
На экране стремительно сменяются рекламные ролики.
Вспышка.
Еще вспышка.
– Ладно, – соглашается Нора.
Я уже сижу в своей комнате, как вдруг раздается телефонный звонок. Это Линдси.
– Знаешь, я подумала, – начинает она, – может, мне и не стоит говорить тебе.
– Что? – В голосе Линдси слышится несвойственное ей беспокойство, и от этого у меня по коже бегут мурашки. – Что говорить?
Она издает долгий глубокий вздох.
– Макс вернулся.