Я бледнею:
– То есть? Откуда ты узнала?
– Я его видела. Мы с мамой ходили по магазинам и увидели, как он прогуливается по городу.
– Он тебя видел? Ты с ним говорила? Как он выглядел?
– Нет! Господи, нет! Да как всегда.
Я впадаю в ступор. Как давно Макс вернулся? Почему не перезвонил? Его молчание может говорить лишь об одном: это правда, я больше ничего для него не значу.
Недавно выдался день, когда я не думала о Максе целых несколько часов. И слова Линдси для меня все равно что соль на рану. И все же… эта новость воспринимается не настолько чудовищно, как можно было подумать. Возможно, я привыкаю к мысли, что для Макса я никто.
– Можешь дышать? – спрашивает Линдси. – Ты дышишь?
– Дышу. – Так и есть. Внезапно в голове вырисовывается идея. – Слушай, мне надо идти. Хочу кое-что сделать.
Я хватаю пальто из искусственного меха и берет и уже выбегаю из комнаты, как вдруг слышу тихое «дзынь».
Я останавливаюсь.
Дзынь! – слышится из окна. Дзынь! Дзынь!
Мое сердце подскакивает от неожиданности.
Я поднимаю стекло, и Крикет опускает пачку зубочисток. На нем красный шарф и что-то вроде голубой куртки в стиле милитари. А потом я замечаю кожаную сумку у него на плече, и это по-настоящему выбивает меня из колеи. Его каникулы закончились. Он возвращается в Беркли.
– Выглядишь потрясающе, – улыбается Крикет.
О! Конечно. Последний месяц он видел меня исключительно в черном.
Я отвечаю солнечной улыбкой:
– Спасибо.
Крикет показывает на мою шубку:
– Куда-то собираешься?
– Да, ты застал меня в дверях.
– Может, сначала пересечемся во дворе? Твои родители не обидятся?
– Их нет дома.
– Ладно. Увидимся через минуту?
Я киваю и сбегаю по ступенькам.
– Вернусь через час, – говорю я Норе. – Нужно кое-что сделать. До вечера.
Она выключает звук на телевизоре и вопросительно приподнимает бровь:
– Твое загадочное дело связано с каким-то парнем?
Я не понимаю, кого конкретно она имеет в виду, но, похоже, ее предположение верно.
– Да.
Несколько секунд Нора сверлит меня взглядом. А затем делает звук погромче.
– Только постарайся прийти до того, как родители вернутся, – просит она. – Мне бы не хотелось с ними объясняться.
Крикет уже ждет меня возле крыльца. В лунном свете его силуэт выглядит очень загадочно. Пока я спускаюсь по ступенькам (их на нашем крыльце двадцать одна штука), мы не отрываем друг от друга глаз.
– Я возвращаюсь в Беркли, – говорит парень.
Я киваю на его сумку:
– Я уже догадалась.
– Просто хотел попрощаться. Перед отъездом.
– Спасибо. – Я растерянно качаю головой. – То есть… я рада. Не тому, что ты уезжаешь… А тому, что нашел меня до отъезда…
Крикет засовывает руки в карманы:
– Правда?
– Ну да.
Минуту мы молчим. Я вдыхаю легкий аромат мыла и сладковатый запах машинного масла, и внутри у меня все дрожит.
– Так… тебе куда? – Крикет показывает сначала в одну, потом в другую сторону улицы. – В какую сторону?
Я показываю в противоположном направлении от его железнодорожной станции:
– Туда. Есть одно незаконченное дело.
Крикет явно понимает по моему виду, о чем я говорю. Мне страшно, что он попытается меня отговорить – или, что еще хуже, предложит составить компанию, – но он лишь ненадолго замолкает. А потом вздыхает:
– Ладно.
Он мне доверяет.
– Ты скоро вернешься домой? – спрашиваю я.
Мой вопрос вызывает у Крикета улыбку.
– Обещаешь, что не забудешь меня?
Я улыбаюсь в ответ:
– Обещаю.
Я ухожу, осознавая, что буду думать о нем, не переставая. И с этим ничего не поделаешь.
Ужас настигает меня ровно в тот момент, когда я подхожу к знакомым коричневым стенам апартаментов и вижу розовый куст олеандра. Я поднимаю глаза на его окна. Свет включен, за занавесками заметно какое-то движение. Сознание окутывает ядовитый туман сомнений. Может, я зря сюда пришла? Может, это эгоистично – приносить извинения тому, кто этого не хочет?
Я поднимаюсь по темной лестнице, ведущей к его входной двери. Дверь открывает Макс, а не Джонни, и я с облегчением выдыхаю. Однако спокойствия хватает ненадолго. Макс пристально смотрит на меня своими янтарными глазами. В ноздри ударяет запах сигарет. Запах жвачки отсутствует.
– Я… Я слышала, ты вернулся.
Макс молчит.
Я заставляю себя выдержать его каменный взгляд.
– Я просто хотела извиниться. За ложь и за то, как все закончилось. Я плохо с тобой поступила.
Ничего.
– Ладно. Что ж… Это все. Пока, Макс.
Я спускаюсь на одну ступеньку, когда парень вдруг прерывает молчание:
– Ты с ним спала?
Я останавливаюсь.
– Пока мы были вместе, – добавляет он.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза:
– Нет. И это правда. Мы даже не целовались.
– А сейчас спишь?
Я вспыхиваю:
– Господи, Макс!
– Так спишь?
– Нет. Я сейчас ухожу. – Но я не двигаюсь. Это мой последний шанс все узнать. – Где ты был последний месяц? Я звонила. Хотела поговорить.
– Остановился у друга.
– Где?
– В Санта-Монике. – Что-то в голосе Макса такое, словно он хочет, чтобы я спросила кое о чем еще.
– У… девушки?
– У женщины. И я с ней спал. – И Макс захлопывает дверь.
Глава тридцатая
Макс всегда знал, что сказать – и когда сказать, – чтобы сделать как можно больнее. Его слова ранят, но лишь спустя мгновение я понимаю почему. Не из-за того, что он был с другой женщиной. А потому, что я не могу поверить, что когда-то его любила. Я смотрела на Макса сквозь розовые очки. Как я могла не замечать его мстительность? Как могла отдавать себя человеку, который на все реагирует с гневом и жестокостью?
Я извинилась. Макс ответил в своем обычном стиле. Я отправилась в его апартаменты за отпущением грехов. И я его получила.
Прекрасно!
Зимние каникулы близятся к концу, а с ними и мой домашний арест. Скоро начнутся занятия.
Трое одноклассников, которых я не очень-то хорошо знаю, поздравляют меня с первым учебным днем, заявляя при этом, что очень рады моему возвращению к прежнему имиджу. Я удивлена. И благодарна.
Линдси ведет себя очень уверенно и даже как будто стала выше ростом. Все дело в сочетании двух факторов: во-первых, Чарли и его друзья пригласили нас на ланч, а во-вторых, я снова одеваюсь так же причудливо, как и раньше. Здорово, когда вокруг тебя много людей. Самое трудное дождаться выходных. Я скучаю по Крикету каждую секунду. За бледно-голубым окном моей спальни никого нет, и от этого мне ужасно одиноко.
Пятница тянется, как никогда, долго. Я то и дело поглядываю на часы с глазами в виде шариков от пинг-понга, сводя Линдси с ума.
– Все будет, – говорит она, улыбаясь. – Спокойствие, Нед.
– Но с последним звонком мой телефон начинает вибрировать. Сообщение от ГОЛОЙ ЖЕНЩИНЫ С ТИГРОМ:
На эти выходные не приеду. Нежданный проект. На первой же неделе! Дерьмово.
У меня темнеет перед глазами. А затем приходит второе сообщение:
Скучаю по тебе.
А потом третье:
Надеюсь, ничего страшного, что я это говорю.
Мое сердце колотится как бешеное, пока я пишу ответ:
Я тоже по тебе скучаю. И в эти выходные буду скучать еще сильнее.
Мы переписываемся всю дорогу домой, и мне кажется, будто я превратилась в розовое пушистое облачко. Я говорю, что Крикету пора садиться за домашнюю работу, а он протестует в нескольких сообщениях, и от этого я чувствую себя еще счастливее. В течение ночи телефон звякает несколько раз – Крикет жалуется на мерзких друзей своего соседа Дастина, на то, что умирает от голода и неспособен перечитывать собственные конспекты. Я заваливаю его эсэмэсками о том, что Нора пакует коробки, о сезонном пироге Энди с Клементинами[35] и о том, что случайно забыла учебник по математике в шкафчике.
Рано утром я тихонько спускаюсь по лестнице и застаю родителей врасплох. Они все еще завтракают.
Энди смотрит на календарь:
– Я думал, у тебя дежурство только в четыре часа.
– Я хотела заехать в Беркли. На несколько часов перед работой.
Родители хмуро переглядываются, когда в комнату заходит Нора:
– О, ради всего святого, отпустите ее. Она ведь все равно поедет.
Они разрешают при условии четырех проверочных телефонных звонков, но я все равно счастлива и на все согласна. Я уже выхожу из двери, как вдруг меня осеняет, что надо забрать кое-что маленькое, припрятанное в ящике комода. Я кладу это в сумочку.
Я останавливаюсь возле «Нью Сеул Гардена», и Линдси вручает мне огромный пакет с бутербродами, способный заполнить оба поезда, идущих до Беркли, своим ароматом. Упс! В этот раз я решаю быть храброй и позвонить Крикету сразу, как доберусь до ворот общежития, но на подходе оказывается, что из дверей кто-то выходит и звонить нет необходимости. С той же легкостью я миную живописный внутренний дворик и следующие двери.
И вот я стою возле его двери.
Я поднимаю руку, чтобы постучать, и слышу с той стороны женский смех. Рука дрожит, но я все же стучу. Неужели это Джессика? Опять?
Дверь открывается, и… меня встречает Анна.
– Привет, космическая пастушка! – Она уже заметила мое серебристое платье с бахромой и красные ковбойские сапоги.
На один кошмарный миг мной овладевают нехорошие предчувствия, и тут дверь открывается шире, и я вижу Сент-Клэра. Они с Крикетом сидят на краю его кровати. И в тот момент, когда Крикет Белл замечает меня, в комнате как будто становится светлее.
На душе тоже становится светло.
– Привет! – Крикет вскакивает с кровати и еще раз повторяет: – Привет!
– Я переживала, что у тебя сегодня не будет времени на ланч. – Я протягиваю ему пакет с бутербродами и вдруг замечаю на полу коробки с китайской едой. – Ох!