Тут Николай Сергеевич резко осознал, что в происходящем всё очень неправильно. Малец вышел, не сделав в туалете ничего, он там пробыл всего несколько секунд и спустил воду, чтобы было не слышно, как открывается дверь. Николай Сергеевич успел понять всё произошедшее, но ещё не успел сделать выводов. Он смотрел на задавшего странный вопрос парня, который в ответ очень спокойно и пристально смотрел прямо в ему глаза. Из-за этих гляделок Николай Сергеевич не сразу обратил внимание, как мальчишка протянул руки в стороны и поймал два брошенных ему ножа сразу за ручки. И тут глаза, да и вообще всё лицо мальчишки изменили выражение.
Сейчас Николай Сергеевич смотрел в глаза убийцы. Маска детской наивности в мгновение слетела с лица этого существа. Нельзя сказать, что на нём исчезли эмоции. Убийца определённо испытывает эмоции. Эмоции убийцы. Жрец испытывает эмоции, рассекая острым ножом тело жертвы на алтаре. Солдат расстрельной команды испытывает эмоции, нажимая на спусковой крючок. Палач испытывает эмоции, опуская топор на шею преступника. Просто тот, на кого направлены эти эмоции, уже не может описать, каково это — чувствовать на себе эмоции убийцы. Но если бы Николая Сергеевича спросили, на что это похоже, он бы, наверное, смог объяснить.
С Николаем Сергеевичем прощались. Он был здесь в мире живых, дышал и ощущал этот мир, но во взгляде совсем недетских глаз была твёрдая уверенность, что настала пора со всем этим попрощаться. И ничего с этим не сделаешь. Абсолютная предопределённость. Это точно не была ненависть. Когда испытываешь ненависть, с жертвой не хочется расставаться, наоборот, хочется приблизиться вплотную и терзать, мучить, заставить страдать, хочется видеть и чувствовать чужую боль, а тут Николая Сергеевича просили покинуть этот мир. На него смотрели, как на фигуру, которую пора убрать с доски. Его убирали. Убирали насовсем.
Николай Сергеевич понял это, но не успел принять. Принять такое тяжело, особенно если перед тобой маленький ребёнок. Николай Сергеевич не знал, что делать. Он растерялся. Он не был к этому готов. У него были совсем другие планы на этот день и на эту жизнь. А тут перед ним малыш с ножом и взглядом профессионального убийцы.
Этот малолетний маньяк сделал шаг по направлению к хозяину квартиры. Николай Сергеевич инстинктивно шагнул назад, отступая от чудовища, ещё недавно бывшего безобидным мальчиком. Но шаг назад от одного близнеца означал шаг по направлению к другому.
— Ребят, вы чего удума… АААААА!!! — сменить осмысленную речь на безумный крик боли Николая Сергеевича побудила резкая боль в самой верхней части левого бедра с внутренней стороны. Как раз там, где находилась бедренная артерия. Мелкий ублюдок, который стоял сзади, пользуясь тем, что его брат отвлёк на себя всё внимание, смог как следует размахнуться и глубоко вогнал лезвие в ногу, не остановился на этом и продолжил резать плоть быстрыми пилящими движениями.
В мгновение обезумев от боли мужчина попытался развернуться и схватиться за нож, но другой близнец будто этого и ждал. До этого он просто медленно приближался, делая страшное лицо, а стоило его брату нанести удар со спины, он, ускорившись за долю секунды, вогнал свой нож в самый низ живота своей жертвы. Такого мощного удара вообще не ожидаешь от ребёнка. Узкое с отличной заточкой лезвие на всю длину погрузилось в тело Николая Сергеевича.
Никто не знает, какие мысли посещали Николая Сергеевича в последние секунды жизни. На одних звериных рефлексах он смог оттолкнуть того близнеца, что сзади, но тот, что был спереди, неожиданно высоко подпрыгнул и вогнал самый маленький из ножей колющим ударом в горло, после чего, используя вес своего тела, потянул нож в сторону и вниз. Орать Николай Сергеевич больше не мог. Стоять на ногах тоже. Упав, он пытался ползти в сторону двери, но его хватило на несколько конвульсивных движений. Артерия на шее и бедренная артерия были повреждены, да и близнецы не остановились, продолжая наносить расчётливые удары в жизненно важные места со скоростью швейных машинок. Не прошло и нескольких минут после звонка в дверь, как сердце хозяина квартиры остановилось окончательно и бесповоротно.
Я смотрел на свой первый труп на этой планете и пытался успокоить разбушевавшуюся эндокринную систему. Гормоны бушевали. Оба тела трясло. Это мой первый бой и первая победа. Но цель была не победить этого хомо в бою, а защитить свою семью. Я сделал часть работы, теперь закончу остальное.
Надо зачистить все следы и можно уходить. Оставив Димона протирать все места, которых мы коснулись, моющим средством, я отправил Славика осматривать квартиру пенсионера. Большая спальня, кабинет, гостиная, гардеробная комната и ещё две комнаты без определённого назначения — просто чтобы были, видимо. Везде дорого-богато. Вместо перчаток я использовал надетые на руки мусорные пакеты. Я не мог устроить планомерный обыск, времени не было на это, но не планомерный, а просто обыск, я всё-таки устроил. При этом особо не пытался быть осторожным. Вываливал всё из коробок и папок на пол, сложенные вещи в гардеробной тоже стаскивал с полок. В итоге нашёл что-то типа тайника как раз в гардеробной — в обувной коробке было несколько пачек долларов. Пригодится, берём. В ящике стола в кабинете обнаружил большой пакет измельчённых сушёных листьев, что это и зачем было не понятно. Чай? Там же нашёл белый порошок. Ага, вот порошок — это, похоже, наркотики, значит и листья, скорее всего, тоже наркотики. Что ещё тут? Компьютер запаролен. Жаль.
Хотя камер я на нашей лестничной площадке не видел, да и на домофоне в квартире соседа камеры не было, это не означает, что их нет в квартире в принципе. Так что я раскурочил компьютер, выдрав оттуда всё, что может хранить информацию. Если что-то и писалось куда-то, то я это забрал. Осмотрел, что мог, на предмет проводов, не нашёл ничего подозрительного. Судя по тому, что я так и не нашёл оружие, я не нашёл и основной тайник, но продолжать здесь оставаться уже было опасно.
Тело занёс в туалет.
Немного подумав, открыл все окна, включая балконные, стараясь при этом скрываться за шторой или жалюзи. Открыл балконную дверь. Когда будут искать убийцу, пусть ещё будет версия, что убийца проник через окно. В итоге всё равно казалось, что какие-то мои следы могут остаться незамеченными, но я понимал, что это обычное волнение. Всё я сделал чисто. Вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. Замок защёлкнулся. Теперь дверь либо ключом открыть, либо выламывать. Будем надеяться, что соседи из двух других квартир на этаже прямо сейчас в дверные глазки не смотрят. Но я никого не слышал, так что вряд ли. Рабочий день, большинства нет дома, вероятность, что меня заметят, минимальная.
Забежав в свою комнату, я припрятал под матрас деньги и детали компьютера. Снял трусы и спрятал в мусорный мешок. Позже надо будет придумать, куда это деть, а сегодня пусть полежит под матрасом. Побежал в душ, одновременно помыл оба тела в душевой кабинке. Мелкие тела, место было. Осмотрел свои тела со всех сторон — чисто. Вышел, переоделся. Резиновые шлепки отмылись идеально.
Вскоре пришла мать. В мрачном настроении. Собственно, интересно, что она себе решила. Если её этот Николай своим шантажом раздавил, она вечером попытается уложить нас спать, а сама попробует сходить к нему «в гости», но есть вероятность, что мать не сдалась. Тогда она должна предложить какой-то план. Я делал вид, что спорю сам с собой за возможность играть на отцовском компьютере, мало того, что я с собой спорил, я даже перешёл к делу и начал с собой бороться. Мама сходила в душ, после чего подошла к нам и строго объявила:
— Хватит драться, бездельники! Собираемся и едем к бабушке!
Отлично! Эту самку не так просто сломать! Сейчас я был горд за свою хомо-мать. Славик и Димон с воплями «Ура!!! Мы едем к бабушке!!!» стали носиться и собирать вещи.
— Вы чего такие радостные? Вы же её не любите особо! — удивилась мама.
— Сегодня любим! — практически синхронно ответил я.
— Хватит орать тогда, собирайтесь.
У бабушки мы пробыли неделю. Всю эту неделю мама заставляла нас сидеть дома, и сама практически не выходила, но была на связи с отцом и вообще развела бурную деятельность. Деньги были, поэтому она договорилась о круглосуточной охране его в больнице. Больницу отец тоже сменил на платную. Потом был звонок от соседки, которая сообщила маме, что наш сосед убит. Мама офигела, конечно, от таких новостей. Пообщалась с папой. Решили никому не сообщать о конфликте между нами и Николаем Сергеевичем. Кончилось наше заточение вскоре после прихода полицейского, который попросил маму ответить на несколько вопросов. Мама ответила. Причину переезда к маме объяснила тем, что после нападения на мужа боится быть в небезопасном районе. Какое-то время родители действительно подумывали переехать, но в итоге решили остаться.
Мы вернулись в нашу квартиру, куда вскоре приехал и загипсованный отец. Вплоть до первого сентября мать таскали на допросы, но у следствия никак не срасталось в чём-то её обвинить, так как она практически целый день была вне дома, и камеры жилого комплекса это прилежно фиксировали. Да, подозрительно, что мы уехали к бабушке в день убийства, но так получилось. Нас тоже опросили по одному, мы сказали, что мама была с нами, собиралась, никуда кроме как в магазин и на тренировку не уходила. Бегая мать не раз попала на камеры, так что всё сходилось. Что убийцами можем быть мы, никто не подумал. Нас, конечно, можно было бы заподозрить, так как очень детальный анализ ранений мог показать углы нанесения ножевых ударов, но я соседа так порезал, чтобы было не очень понятно, какие удары были первые, какие вторые. Несколько десятков ножевых ранений — просто чтобы были. Пару ударов я спциально нанёс в грудину, пробив её. Ребёнок моего возраста так бы не сумел. В итоге никаких обвинений в мамин адрес не последовало. Повезло, что камер, снимавших вход конкретно в наш подъезд, не было, консьержки у нас нет, соответственно, кто угодно мог зайти и выйти незамеченным. Вот на кого-то незамеченного все и думали.