одой, начинающий «добытчик чужих буржуйских средств» Николай Сафонов, Коляша, для близко его знавших. Но общих дел они не предпринимали. Наперстка чистка чужих карманов не привлекала, он любил проворачивать «банковские дела». А потом, спустя годы, они неожиданно столкнулись в Одессе на Привозе, где Мартынов владел несколькими мясными лавками. И третья встреча произошла в Москве, когда Мартынову перевалило уже за семьдесят. Увиделись не где-нибудь на улице, а в богатом ресторане «Славянский базар» на Никольской. Ну и отметили третью встречу. «Бог любит троицу», – сказал Мартынов и трижды перекрестился. Как сказал Наперсток, случайностей в это мире нет, все предопределено, значит, им суждено не разлучаться и помогать друг другу. А потом он задал вопрос, который поставил Коляшу в тупик.
– А ты как, собственно, теперь представляешься посторонним лицам, а? Ну не фрайер же? Правильно?
– Ты чего, Наперсток, баламутишь? Меня и так все знают!
– Как Коляшу, что ль? Или Сабана, как сатана? – Он ехидно усмехнулся.
– Ну, полегче, приятель, – вздернулся Николай. – А то ведь я могу и обидеться.
– Не обижайся, – мягко произнес Наперсток, – старость и опыт уважать надо. Я дам тебе дельный совет – для серьезных деловых людей надо разыгрывать представление.
– Какое представление? – не понял его Николай.
– Я вот, например, значусь, как банкир. И карточка у меня есть. Смотри. – Наперсток достал их внутреннего кармана пиджака золотую коробочку, вытащил из нее белую картоночку и кинул ее на стол. На картоночке золотыми тисненными буквами была написано «Мартынофф Филипп Андреевич, банкиръ». – А у тебя что?
Николай не выдержал такой наглости и кинул на стол «добытый» по случаю золотой брегет, усыпанный бриллиантами.
– А у меня часики имеются, в каждом кармане по такому брегету. – Он на секунду запнулся, а потом неожиданно для самого себя выпалил: – Значит, я часовщик. Ремонтирую и коллекционирую. – И он во все горло рассмеялся.
На том и порешили. С того времени Коляша Сафонов, он же Сабан, перед незнакомыми богатыми людьми всегда представлялся как часовщик и для убедительности вытаскивал свой золотой брегет. Это производило впечатление. Дельный совет дал ему Наперсток.
Перед самой революцией заметно постаревший Наперсток создал в Хамовниках свой ломбард. И процветал, паразит. Но вот скинули царское правление, и дела его пошатнулись. Как-то за картами в том же «Славянском базаре» «банкир» Филипп Андреевич весь вечер жаловался «часовщику» Николаю Михайловичу Сафонову на притеснение новой власти. И то им не так и то им не эдак. Кругом ограничения, поборы и угрозы. Задумал даже бросить свое дело и уехать за границу. Николай Михайлович раскидывал карты, за игрой особенно не следил, слушал недовольные высказывания Наперстка. Ломбард теперь особых денег старику якобы не приносит, народ обеднел. Все ценное уже давно вывезли во Францию, Германию, Англию. Несут одни осколки, позолоченные безделушки, поцарапанный фарфор. Кому это нужно? А что изволите принимать? Где венецианские зеркала? Майсенский фарфор? Богемский хрусталь? Где золото царской чеканки и пробы? Где «игрушки» Фаберже? Ничего этого не осталось, все вывезли. На что ему жить? Играть в карты? Это, знаете ли, рискованное занятие. Сегодня у тебя выигрыш, а завтра шиш, появятся долги, которые отдавать нечем. Боже помоги? Нет, от ломбарда надо тоже избавляться, ухмылялся Наперсток и собрал с кона все деньги. Вот паразит! Плакался, плакался, а в конце концов остался при выигрыше. Николай Михайлович проиграл Мартынову ровно сто тысяч! Отдал деньги. Не стал торговаться, его волновало другое. Собственный ломбард…
Грабить старика он не собирался. Но злобу затаил. Придет случай, расквитается с Наперстком, слишком шустрый и ехидный. С ним надо действовать по-другому, с умом. А пока следует подкопить золотишко и скидывать его в собственный ломбард. Идея захватила его настолько, что даже по утрам, не успевал проснуться, как появлялись мысли о собственном воровском «золотом котле» или по-иностранному «ломбард». Слово его волновало. Оно радовало, как встреча с прекрасной незнакомкой. Откуда оно взялось? В нем таилась манящая загадка и напоминание о накопленных богатствах. Только вот происхождение слова «ломбард» никто из воровской братии не мог ему толком объяснить. Вездесущий Капитан, который в царские времена служил в торговом флоте, плавал по разным морям, бывал во многих странах, рассказывал, что ломбард – это имя какого-то итальянского графа, который разорился и создал свою банду. А потом, подкопив награбленное, захотел стать честным банкиром и организовал сеть небольших меняльных лавочек. В них на хранение на определенные сроки он принимал ценные вещи. Граф за каждую выплачивал хорошие суммы. А вот выкупали их с небольшими процентами. Все были довольны. Неожиданно для всех граф быстро разбогател. Фокус заключался в том, что у многих его клиентов к сроку выкупа не находилось достаточной суммы. Почему? У графа были свои мальчики. От прежних времен. По его наводке накануне выкупа они аккуратно изымали немалые денежные средства у известных клиентов. Часть оставляли себе, часть передавили графу. Очень выгодное предприятие. В собственности графа оставался ценный товар и перепадала часть краденых денег. Капитан, конечно, врал, когда рассказывал эту басню. Уж больно все в ней было по-воровски красиво и просто. Но без вранья в их деле никак нельзя, идея-то от рассказа своей ценности нисколько не потеряла.
Очень богатая идея, размышлял Николай Михайлович. Только никак не хотелось ему делиться накопленным со своими подельниками. В шайке все несут в общак, сдают в общий котел. Так кормиться легче. Но живут текущим днем, о будущем не заботятся. А кто понесет в его ломбард? Платить парням деньги за ценный вклад? Тоже не очень-то хотелось. Графские замашки ему не нравились. Надо было придумать что-то другое. Но что? С кем посоветоваться? Капитан для этой цели не подходил, слишком завистливый, сразу поймет, скажет, что это лажа. Зюзюка бестолковый, жадный и ненадежный. Грач, Божок – простые исполнители. Оставался Пашка-Адъютант, он был его основной опорой, но особым умом этот тоже не отличался. Очень не хотелось Николаю Михайловичу делиться со своими подельниками. Он накопил такие прекрасные ценности, затратил столько трудов, и что – менять их на бумажные деньги, которые быстро теряют свою покупательную способность? Ни в коем случае.
Золото лучше бумажных денег, оно всегда в цене, этот постулат он усвоил с юности, когда участвовал в первом ограблении ювелирного магазина в Ростове-на-Дону и самолично задушил визжавшего хозяина-ювелира. Потом по дешевке на базарах продавал золотые кольца, броши. В кармане у него появились деньги, много денег. Но они быстро таяли и надо было искать способы их добычи. С возрастом он понял, что только золото и бриллианты не теряли свою цену. Не надо никаких крапленых карт, никаких волнений за ломберным столиком.
Игра в последнее время выматывала Николая Михайловича. Не доставляла прежнего удовольствия. К тому же иногда среди компаньонов попадались такие молодые мастера, такие шулеры, похлеще Наперстка. Карты в их ловких пальчиках так и мелькали, не уследишь за колодой. И не раз он оказывался в проигрыше! Черт бы их побрал! Нет, с картами надо завязывать. Ломбард принесет ему деньги и спокойствие. И тогда можно начать спокойную жизнь, без блатных.
От таких приятных мыслей он садился к окну и начинал рассматривать очередные вещицы, которые ему предстояло отнести в свой тайный погреб-ломбард, который нигде не был зафиксирован и о его существовании знали несколько избранных лиц из родственного круга. На одном сходе Николай Михайлович все же объявил всем блатным, что собирается открыть особый общак, «золотой котел», слово «ломбард» не употребил, чтобы не спугнуть. В него каждый может принести свою добытую ценную золотую вещицу и за нее получит деньги, семьдесят процентов от стоимости. Потом вещицу можно будет выкупить. Процент будет небольшой, но зато все члены банды будут иметь страховку, всегда могут взять в «котле» взаймы, то есть в долг. «Золотым котлом» будет заведовать самолично Николай Михайлович Сафонов, он его главный владелец, он будет вести учет. Вот это и есть русский ломбард, думал он про себя, лучше чем у итальянского графа.
Но не все парни поддержали идею своего вожака. Были недовольные – бурчалы. Стали выкрикивать – им хватает «котла» мадам Савостьяновой. Ей и так все должны. Мамашку давно надо бы пощипать, зажирела, параша, жиганы только на нее работают. Хватит, накопила золотишка, пора ей делиться. Тогда порешили – сдавать золото в свой «котел» на добровольных началах. И молчок. Кто проговорится – головы лишится. «Не шучу», Николай Михайлович для убедительности ребром ладони провел по своему горлу. И мадам Савостьяновой ничего не говорить. Настанет ее черед… И кара ей уготовлена…
Для организации ломбарда он приобрел себе квартирку на первом этаже в тихом Еропкинском переулке, который имел два выхода на Пречистенку и Остоженку. Очень удобно. Квартирку обставили мебелью, в ней определился жить брат Николая Михайловича с женой. Брат сделался дворником, жена нанялась стряпухой к одному артельщику. Вполне приличные люди. Ремонт в квартире не делали, только в большой комнате угловую голландскую печь, покрытую кафелем, переоборудовали. Сделали из нее… вход в подвал. Очень интересное получилось сооружение. Вставишь сбоку ключик в замочек, повернешь, звякнет колокольчик. Звонок означал: дверь открыта. Надо было хорошенько потянуть за дверцу печки, и вся стенка отходила в сторону. И открывался узкий лаз. Никто не догадался бы, что таилось внизу.
А внизу был установлен сейф немецкого производства. И полки в нем стали заполняться ценными вещицами. Николай Михайлович самолично спускался вниз, зажигал свечи и складировал там только достойные ценности, бриллианты и золото с царской пробой. Завел опись. Оставлял изделия клейменые, с золотниковой отметиной, никак не меньше 56 золотников. Он хорошо знал, что если в одном фунте золота содержалось 96 золотников, то это было золото в чистом виде.