Сергей закрыл глаза.
– Погиб в борьбе с бандитами, в Петрограде.
– Он тоже был в милиции?
– Да.
– Я тебе сочувствую.
Они замолчали. С его наганом и фляжкой была связана целая история. Они принадлежали одному немцу, сражавшемуся против войск царской России в Первой мировой войне. Летом 1916 года, когда в Петрограде происходили волнения, на фронте было тоже неспокойно. Многие солдаты и офицеры не понимали, за кого они воюют, какое правительство защищают. Агитаторы-большевики убеждали их в бессмысленности продолжения боевых действий. «Зачем мы идем с ружьем на нашего брата-пролетария, крестьянина? Убивать его? Немцы такие же труженики, как и мы. Им тоже не нужна эта война! Они наши братья! – убеждали агитаторы. – Бросай оружие, солдат, возвращайся домой, там, у себя дома, наводи порядок. Долой самодержца, угнетателя народа, прочь царское правительство. Земля должна принадлежать крестьянам! Они ее хозяева».
Такая агитация заметно отразилась на настроениях русских солдат. Они уже не хотели воевать. Устали. Их соперники испытывали те же чувства. Дисциплина падала повсеместно. Солдаты не слушались офицеров. Офицеры не знали, какие отдавать приказы. С обеих сторон начались массовые случаи дезертирства. Солдаты обеих сторон отказывались подниматься в атаку. Создавались солдатские комитеты мира и братания. Их руководители с белыми флагами шли на переговоры к противнику. Договаривались не стрелять друг в друга. Так началось повальное братание. И тогда же начался большой обмен – русские с немцами менялись кинжалами, штыками, шинелями, пистолетами, флягами. Всем, что было под рукой. Отец Будилина Антон, тогда прапорщик царской армии, коллежский регистратор в гражданском чине, поддавшись агитации большевиков, решил закончить эту войну. Его дома ждал повзрослевший сын, надо было воспитывать парня. Матери у него не было, она умерла при родах. Прапорщик Антон как мог объяснился с немецким унтер-офицером Гансом Циммером. Вроде поняли друг друга. Тот пожаловался на свою судьбу. Его дома тоже ждет жена и две дочери. Им нужен отец. Зачем ему воевать? Они обнялись. Антон в порыве братских чувств отдал своему приятелю из немецких окопов, бывшему охотнику из города Зуля Циммеру, офицерский планшет и вещмешок с русскими мясными консервами, салом и буханкой ржаного хлеба. В обмен получил наган с патронами и алюминиевую флагу. Они выпили немецкого шнапса, закусили русским салом, воткнули штыки в землю и развернулись. Каждый пошел к себе домой. В Петрограде Антон Будилин примкнул к большевикам и получил назначение в ряды создававшейся тогда для поддержания общественного порядка народной милиции. Но долго прослужить ему не удалось… После гибели отца наган и фляга перешли к Сергею.
Наган был изготовлен в немецком городе Зуль, в котором проживал и занимался охотничьим хозяйством Ганс Циммер. На нагане отец сделал памятную гравировку: «Получен от немецкого унтер-офицера Ганса Циммера во время братания на русско-германском фронте, июль 1916».
В барабан входило ровно семь патронов. И еще от отца досталась нераспечатанная пачка, в ней насчитывалось ровно пятьдесят штук новеньких патронов. Желтенькие плоские головки так и просили вставить их в барабан, взвести курок и нажать на спуск.
Сергей крутил барабан, целился в пролетавших птиц, очень хотелось ему хотелось разок пальнуть. Но в городе нельзя, опасно. Выбрал как-то солнечный день и вместе с тремя однокурсниками из Петроградского университета, где слушал лекции по юриспруденции, сбежал с занятий. Они вышли на пустынный берег Невы, увидели старый, выброшенный военный катер и принялись палить по его обшивке, старались попасть в капитанскую рубку. Пули звонко щелкали по пустому металлу и отскакивали в воду, звенело разбитое стекло. За этим занятием их и застал красноармейский патруль. Всех студентов забрали в арестантскую. Всех допросили. А в чем была их вина? Хулиганство? Пришлось за студентов-несмышленышей вступиться красному ректору. Троих отпустили. А Будилина, как самого виноватого, оставили. Ему сказали, что отпустят и вернут наган, только при одном условии, если он начнет служить у красноармейцев. Иначе это оружие он больше никогда не увидит. Конфискуют в пользу пролетарской армии. Что оставалось ему делать? Направился в Смольный, рассказал там о себе, о своем отце, который боролся против бандитов и погиб на боевом посту. Ему предложили начать службу в милиции и обещали вернуть наган, как только оформится. Он согласился. Реликвия была слишком дорога, не мог он с ней расстаться. А из университета его отчислили – за проявленное «опасное буржуйское хулиганство». Тогда же его приняли на подготовительные месячные военкурсы, потом взяли в Управление петроградского уголовного розыска, где начинал служить его отец и где он встретил приятеля отца Александра Максимовича Трепалова. Этот коренной петербуржец стал опекуном и учителем Сергея Будилина. Тогда и вернули ему именной наган.
Он нащупал наган в кармане брюк, тот, слава богу, оставался на месте, еще пригодится, просто время его не настало. Сергей вытащил руки из-под одеяла и попросил девушку дать ему фляжку. Брезентовый футляр был разрезан, на нем остались пятна крови, а на мятой алюминиевой поверхности фляжки появилась узкая сквозная прорезь и вмятина. Да, удар был силен. Фляжку уже не исправишь.
– Стоп машина, – обернулся назад шофер. Лимузин дернулся и резко затормозил.
– Что случилось? – крикнула Настя. Она чуть сползла с сиденья.
– Мотор перегрелся. Надо пару минут подождать, а то совсем заглохнет.
– Вот беда-то, ей-богу, – покачала головой Настя, – когда надо быстро, так он всегда греется. У меня же раненый, ему перевязку надо сделать. Когда поедем?
– Сейчас, сестренка, все исправим, зальем водички, – сказал санитар и выскочил из кабины. За водой пришлось бежать в бывшую угловую гостиницу «Националь», в которую переезжали разные комитеты советского правительства. Там суматоха, еле выпросили.
…Минут через пятнадцать мотор завелся. Шофер с санитаром снова сели в кабину. «Руссо-Балт» натружено затарахтел, весь корпус пришел в движение, и он снова начал свой путь, свернул на Охотный ряд и неожиданно пополз вверх, к Лубянке.
– Так куда же мы едем? И почему на Лубянку? – крикнула водителю Настя. Ответа не последовало.
Они поехали на Лубянку, услышал Сергей и вспомнил карту. Там на площади расположен Дом страхового общества «Россия», в котором теперь заседает Наркомат внутренних дел. А в центре есть круглый фонтан. В нем можно попить воды в жаркий день. И еще там имеется стоянка для извозчиков. И еще… Сергей глубоко вздохнул и снова почувствовал, как болит рана, как от тряской езды у него кружится голова, он упал и, кажется, стукнулся о булыжники головой. Так он может действительно потерять сознание.
– В какую больницу мы едем? – спросил Сергей. – Почему на Лубянку?
– Ты не волнуйся, Сережа, – как сквозь сон услышал он голос девушки. – Шофер маршрут знает. Мы везем тебя в Шереметевскую больницу, в отделение для красноармейцев. – Она ладошкой провела по его лбу и поднесла к носу ватку. Он дернулся и чуть не задохнулся от запаха нашатыря. – И, пожалуйста, не теряй сознание, – продолжала девушка. – Не закатывай глаза. У тебя, похоже, начинается бред. Потерпи. Скоро будем на месте. Немного осталось. Это на Большой Садовой. Там хорошие врачи, они мигом тебя вылечат. Через неделю будешь бегать.
Сергей открыл глаза и почувствовал расположение к этой девушке. Симпатичная, глаза темные, волосы тоже темные и нежные губы. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать три? Или больше? Вот он вылечится и спросит. О чем они будут говорить? О весне, о будущем. Он расскажет ей о Питере, какой это красивый город. И проспекты его, а не улицы, прямые, как стрелы. А петлистые каналы? Крутые мостики над ними? Только гулять вдвоем. А что Москва? Все-таки она очень разбросана. Увы, без обиды, но большая деревня. Нет в ней светскости, великодержавности. Сергей, сдерживая стон, вздохнул. Конечно, Иринка красивее Насти. Но зато у Насти лицо чистое, доброе. И глаза теплые, ласковые. И она, конечно, не дерзкая.
У него невольно закрывались глаза. Его подлечат, он быстро вернется к Трепалову и потом непременно навестит Настю.
…Выстрелы прозвучали внезапно. Один, второй третий. Сплошные хлопки. Шофер, видимо, не успел ни свернуть, ни затормозить. Впереди звякнуло разбитое стекло. Задергался корпус «Руссо-Балта». Машина как-то вильнула и по инерции несколько секунд катила прямо, пока всем корпусом не дернулась от резкого удара. «Мотор» остановился у наполненного водой фонтана, находившегося в центре площади, потом неожиданно откатился назад. В деревянной обшивке появились несколько светлых отверстий.
Снаружи раздался чей-то истошный вопль: «Милиция! На помощь! Стреляют!» Сергей повернул голову к девушке, хотел спросить, что случилось, и тут заметил, что глаза у нее как-то странно помутнели, веки опустились.
– Настя, Настя? – позвал он. Девушка на его слова не реагировала. Из уголка рта у нее потекла тонкая струйка крови. Настя медленно, очень медленно стала валиться на правый бок.
– Обороняйтесь, бандиты! – выкрикнул заглянувший в кузов санитар. Он захлопнул дверцу, снова сел в кабину, пригнулся и, выставив в разбитое окно револьвер, стал палить в разные стороны. И вдруг, вскрикнув, зажал под мышкой правую руку, отклонился в сторону.
Сергей напряг свои силы, кое-как сполз с носилок и, превозмогая боль в боку, на коленках двинулся вперед. Шофера за рулем не было. Куда он делся? Сбежал? Санитар с залитой кровью головой не двигался. Сергей вытащил из кармана свой наган и приподнявшись, нагнув голову, сквозь разбитое лобовое стекло пытался разглядеть нападавших. Где они? «Руссо-Балт» еще вздрагивал. У него мотор работал. Что случилось, кто стрелял? Ничего не понять. Бандиты напали? Но где они? Главное, не подпустить их к лимузину. Иначе… Может быть, попытаться уехать? В кузове раненая Настя, ее надо спасти. Он умеет водить машину, его учили на курсах. Что же делать? Он сдвинул тело санитара в сторону. С трудом уселся на место водителя. Ага, надо нажать педали, повернуть рычаг и взяться за руль. Но сил нажать на жесткие педали не хватало. Мимо уха прожужжала пуля и впилась в обшивку. За ней вторая. Он себя обнаружил. Сергей опустил ноги с кожаного сиденья на подножку, открыл дверцу и неловко вывалился на пыльную мостовую. Стоять не было сил. Он лег на теплые булыжники. От мотора несло гарью. Снизу капало масло. Прикрытый колесом, он лежал и разглядывал площадь. Откуда стреляли? Ага, вот они, голубчики, засели в стоявшем трамвае. Разбили окна и выставили револьверы. Оттуда палят. Снова прожужжала пуля. Ударила в булыжник и высекла несколько искр. Сергей нагнул голову. Еще одна. Вдруг трамвай тронулся с места. Он набирал скорость, катил прямо к «Руссо-Балту». «Вот гады, хотят протаранить наш лимузин, – мелькнуло у него в голове. – От трамвая не скроешься, этак он врежется в мотор». За стеклом вагоновожатого он увидел человека в кепке. Не тот ли это блатняга, который встретился с Артистом. На Отрыжку он был не похож. Незнакомое полное лицо было искажено в злой гримасе. Кто он? А где Артист? А какая теперь разница. Надо самому отбиваться. Права была Настя, бандиты раненых добивают, остервенелые они. Он прицелился, но трамвай неожиданно остановился. Что-то с ним случилось. Похоже, электричество отключили. Сергей выстрелил в лобовое стекло трамвая. Раздался звон и посыпались стекла. С задней площадки выпрыгнула знакомая полная фигура в светлом пальто и в шляпе. Артист? Человек легкими перебежками направился к фонтану.