Он потянул носом воздух. Ему показалось, что запахло жареным. Значит, скоро принесут дичь.
Чубатый заметил, что магическое слово «ломбард» подействовало на Сабана, как красная тряпка на быка. Собственно, на это он и рассчитывал. В любом случае слово «ломбард» заметно вывело из равновесия Сабана, заставило основательно поднапрячь мозги. Он хоть и не суетился, но, судя по напряженному лицу, явно что-то стал замышлять. И краснота с лица спала, и движения стали более плавными. Половой принес еще водки, налил в бокал вино для девушки.
– Вы москвичи? – Сабан поднял рюмку.
– Потомственные. – Чубатый тоже взял свою стопку.
– Тогда выпьем.
– Вот Клаша, она из дворян. – Чубатый снова наполнил рюмки. – Ее дед владел фабрикой в Хамовниках, изготавливал льняные ткани, поставлял их царскому двору. Отец, правда, стал служить новой власти. Но это ничего, зато Машка при деле, банкиршей станет. – Он улыбнулся. – А у меня, кстати, сохранилась визитка моего отца. – И чубатый протянул Сабану кусочек тисненого картона. Тот взял его, покрутил. Золотыми буквами было написано: «Нарский, владелец фотоателье. Тверская, 24». – Ателье осталось, но там орудуют другие люди и меня за собственника не признают, – продолжал чубатый. – Но мы надеемся, что сумеем тот домик себе вернуть. Если нам, конечно, помогут. Может, и вы нам окажете услугу. Мы вас не обидим. Домик-то большой, крыша широкая, всем место в нем найдется. Дворянская собственность.
– Давай выпьем за дворян, – произнес Сабан и как-то криво усмехнулся. – Они оставили нам наследство, которого надолго хватит.
Они выпили.
– А вы сами-то кто будете? – подала голос деваха, повела плечиками и кокетливо стрельнула глазами. Сабан против воли дернулся и внимательнее посмотрел на нее.
– Я-то? – Он на секунду задумался, посмотрел в окно, потом на девку, перевел взгляд на чубатого, поправил воротник рубашки. – М-да, – протянул он. – Я ведь на самом деле артист. Вы про такого Мамонта Дальского слышали?
– Про мамонта? – воскликнула девица. – Это которые вымерли?
– Да-да, про мамонта. – Сабан неожиданно встал. Ему надоел весь этот спектакль. Пора парня и девку ставить на место. – Ломбард твой с которого часа открывается? – Он в упор смотрел на чубатого. И тот слегка изменился в лице и слегка приподнялся.
– Да в будни с девяти утра.
– А когда закрывается? – Сабан буквально буравил его глазами.
– В шесть вечера. – Чубатый уже не улыбался, девка ближе придвинулась к нему, и взгляд ее переменился, глазами стрелять перестала. Испугалась красотка?
– Охрана какая?
– На дверях два замка, ночью сторож ходит вокруг.
– Вооружен?
– У него есть берданка.
– Сейфы внутри… сколько их?
– Три…
Их беседу прервал стук в дверь.
– Кто там еще?! – рявкнул Сабан, недовольный тем, что разговор прервали на самом интересном месте. На пороге стоял половой Пилюгин. Он был бледен.
– Чего тебе? – Сабан не скрывал раздражения.
– Там внизу звонок, – одними губами неслышно произнес он.
– Чего? – взревел Сабан.
– Там вас к телефону кличут. Николая Михайловича просят.
Сабан тупо уставился на полового, еще плохо соображая, чего он хочет, потом перевел взгляд на чубатого.
– Кто меня спрашивает? – снова повернулся он к половому.
– Это по телефону внизу. Я не знаю кто. Он говорит, что Артист какой-то, только с вами хочет говорить.
– Тьфу ты, черт! – Сабан тяжело отодвинул кресло, чуть не споткнулся. Все-таки количество выпитой водки давало себя знать. – Сейчас я спущусь, – на его лице снова появилось мрачное выражение, – переговорю с Артистом, и мы продолжим беседу. А вы без меня никуда. – Он пригрозил пальцем и посмотрел на полового. – Принеси еще водки. Смородиновой! Да побыстрей. Убери у стены разбитый графин. – Он сел, хотел сунуть в карман брюк револьвер, но махнул рукой и снова поднялся. Шаги его были не очень уверенные.
Пилюгин тотчас выскочил в коридор. Едва за ними закрылась дверь, как чубатый вскочил с места и подбежал к окну. Встал так, чтобы с улицы его не было видно.
– Ух, пронесло, – облегченно произнес он и указал на окно. – Вон смотри, внизу там, у подъезда, мается Пашка-Адъютант. Расхаживает, глазами шарит, следит за всеми, кто входит и выходит. Я же тебе говорил, что он охранник Сабана. Сейчас начнется главная стычка. Сабан нас, похоже, раскрыл. – Чубатый в размышлении прикусил нижнюю губу. Он подошел к столу, положил в рот кусок ветчины. – Ломбард ему, видишь ли, понравился, охрана его интересует. Как бы не так. Будем его брать. Я стану у дверей справа, а ты слева. Как только он войдет, я ударю его по голове. Он нам нужен живым. Я его свяжу, веревка наготове, а ты беги вниз, звони Трепалову. Скажи, что мы Сабана взяли, он в наших руках. Вот и все. – Чубатый подошел к девушке и погладил ее по плечу. – А ты говорила, что мы не сможем. Мы московские, а не питерские, у нас другая сноровка, мы тут у себя дома. – Он попытался обнять девушку. – Утрем нос этому Будилину…
– Ладно, ладно, – ответила ему девушка и оттолкнула его от себя, – погоди праздновать. Давай приведем его в управление к Трепалову и тогда…
– Ах, ты мне не веришь, – завелся чубатый. – Не веришь, что можем взять самого Сабана, да?! Кто придумал этот план? Твой Сергей? Ну, я тебе докажу! Смотри, – он подошел к столу и поднял со стула салфетку, – вот смотри, это револьвер Сабана, – он понизил голос, – бери его, он наш трофей. У тебя в руках револьвер самого Сабана! Там в управлении все ахнут, ай да Иринка, ай да сыщик. Сергей тебе в подметки не годится. Теперь-то ты мне веришь?!
Сабан был не так прост. Выйдя за дверь, он уже не шатался. Отходить от нее сразу не стал. Сначала, затаив дыхание, прислушивался, а потом развернулся и наклонился. Начал смотреть в замочную скважину. Он видел, как чубатый подскочил к окну, как посмотрел вниз, как направился к столу, выпил, поднял салфетку и указал девке на револьвер. Так и есть, легавые. Он это сразу почуял! Ишь принарядились. Настоящие артисты. Девка взяла револьвер. Ладно. Сабан нащупал свой второй наган, который носил в кармане пиджака. Возвращаться нельзя. Там засада. Надо рвать когти. Нет. Это они в засаде. Они ждут его. Ну он им устроит. Сейчас подъедут его парни, и он всем покажет, что такое кровавая баня Сабана.
Ах, швейцар, ах, Пантелеймон, сука продажная, не предупредил. Ну ладно, сочтемся. Сабан направился к лестнице. Внизу, в зале, людей стало побольше. Сидевший за столиком у столба армянин по-прежнему пил свой коньяк. Сабан неторопливо и с чувством достоинства прошел по залу. Ему надо сперва выяснить, кто там звонит. А вдруг это действительно Артист, Боря с моря, объявился? Не упустить бы его. У входа на кухню он остановился возле настенного телефонного аппарата, взял слуховую трубку.
– Я у аппарата, кто со мной говорит?
– Это Николай Михайлович? – голос был незнаком.
– Он самый.
– С вами говорит приезжий из Питера.
– Кто?! – зарычал Сабан. – Какой приезжий?
– Артист.
– Артист? А кликуха?
– Боря с моря, своих не узнаешь, Сабан?
– Ты меня на понт не бери, Боря с моря. Давай, говори по делу, не тяни резину, раскрывай карты.
– Боцмана помните? Я питерский, у меня к вам важное дело. Большие башли можно взять. – Человек откашлялся.
Голос был незнаком. Но кто его знает, может, действительно связной. А если это легавые сделали еще одну подставу? Все может быть. Сабан вытащил платок, протер вспотевший лоб.
– А что за дело? – чуть сдерживая себя, спросил он, весь дрожа от возбуждения.
– Да надо увидеться, переговорить.
– Пароль-то знаешь? – Сабан сощурил глаза и обвел зал. Вроде никто к нему не прислушивается.
– Невский проспект.
– Врешь! – рявкнул он.
– Тогда Мамонт Дальский.
– Вот это правильно. Ладно, давай завтра на Хитровом рынке встретимся. Есть там одна стрелка. – Он снова вытер лоб. – Это угол Солянки и Подколокольного переулка. Перед входом увидишь вывеску «Трактир Гусева». Только ровно в одиннадцать утра. Вот там я буду тебя ждать. Не опаздывай. И никого не приводи за собой. Смотри, если потянешь хвост, то сам без хвоста останешься. – Он положил трубку и тут же поднял ее и крутанул ручку аппарата.
– Барышня, – негромко произнес он. – Соедини меня с Большим Гнездниковским. Да нет, дом номер восемь. Это МУУР, где мурки сидят. – Он откинулся назад и захохотал. – Это уголовный розыск? Мне нужен господин Трепалов. Как его зовут, Александр Максимович? Нет на месте? Ладно, тогда обязательно передайте ему, что звонил Сабан, не кабан, а Сабан. Точнее, Сафонов Николай Михайлович. Я взял его девку Клашку и чубатого легавого Андрюшку. Отведу их в такое место, что век не сыщешь. Это ему за Капитана. Готов обменять их на моего Капитана. Пусть ждет от меня другие подарки и не обижается. Так и передайте. – Он довольный снова захохотал и повесил трубку.
Из зала Сабан прошел к коридору и возле лестницы столкнулся с Гришкой-Отрыжкой. Сабан не стал его даже приветствовать. Схватил за руку, оттащил к кадке с пальмой.
– Где вы торчали столько времени? Где Зюзюка? – злобно начал он. – Я жду вас уже целый час!
– Да мы на поминках сидели. Сегодня седьмой день. Ты забыл? На похоронах не пришел, на поминки не явился?! – Гришка недовольно отдернул руку. – Уж больно важный ты стал, Николай Михайлович, барина из себя корчишь. Парни недовольны. Отделяешься. Беленький, да? – Отрыжка напыжился.
– Ну ты, не очень на поворотах, я сюда что, на блины пришел? У меня договоренность с приезжим.
– Да нет твоего приезжего, его легавые взяли.
– Врешь, мне сказали, что он убежал с Лубянки. Он мне уже звонил и пароль назвал. Встретим его завтра на блатхате у мадам и проверим.
– Ладно, Сабан, но ребята на тебя в большой обиде, – упрямо закрутил головой Отрыжка. – Ты нас избегаешь, брезгуешь? Они там сидят, тебя ждут, поедем? Боюсь, что могут припереться сюда и тогда такой шмон здесь устроят…