– Где вы? – снова крикнул он. – Вытащите меня, я вас не забуду, жизнью матери клянусь!
– Сейчас, сейчас, – наконец откликнулась Маруся. Послышался шорох. – Мы сами ничего не видим. Подождите.
На этот раз Сабан по-настоящему напугался. Он не мог выползти из ямы. Ноги не находили опоры, а руки скользили по стенке. А что, если девки сговорились? Что им стоит ударить его по голове палкой, и он потеряет сознание. Заберут себе саквояж, в нем деньги, револьверы.
– Где же вы?! – судорожно выкрикнул он.
– Держите руку.
Наконец Сабан почувствовал чью-то теплую ладонь. Он поставил ногу на край ямы, поскользнулся, упал. И только с третьей попытки с трудом выполз. Вода текла с него ручьями. Саквояж едва не утонул в этой яме. Надо было отдышаться. На девок, он понял, можно положиться, они не подведут.
– Я вас не забуду, – устало произнес он. – Спички у вас есть?
– Нет, – ответила Маруся.
– А где Пашка?
– Он ушел вперед и пока не возвращался.
– Ладно, выйдем на свет, я всем все припомню. – Сабан раскрыл саквояж. Нащупал спички, они не успели намокнуть, снова зажег свечу. И в свете ее пламени увидел Маруську и стоявшую с ней рядом светловолосую испуганную девку.
– Держи. – Он протянул Маруське пачку сторублевок. – Это тебе за спасение.
Маруська тотчас сунула деньги за пазуху. Сабан поднял свечу повыше и тут заметил еще один ход.
– А этот куда ведет?
– Не знаю, – дернула плечами Маруся.
Сабан осмотрелся внимательнее и увидел черные закопченные следы на потолке. Они были совсем свежие и уходили в темноту. Видимо, это тот самый лаз, который ведет к схрону, тот самый, который обнаружил Пашка. Он опустил свечу. Нельзя привлекать к нему внимание.
– Идемте за Пашкой. Отрыжка нас догонит. – Его уже не волновали мокрая одежда и хлюпающие штиблеты. Он убедился в том, что Пашка не врал. Схрон есть, путь к нему обозначен, он видел его своими глазами. И снова в молчании они вытянулись в цепочку…
– Стойте! – раздался крик сзади. Сабан обернулся, поднял свечу. Их нагонял Гришка-Отрыжка. В каждой руке он тащил по мешку. – Не могу больше, устал. – Отрыжка едва двигал ногами. Он прислонил мешки к стене.
– А где Лом? – спросил Сабан.
– Он подвернул ногу. – Отрыжка сел на мешок. – У меня больше нет сил их тащить.
– Где Лом, я спрашиваю? – У Сабана тоже не было сил даже кричать.
– Там, возле ямы лежит.
– Что будем с ним делать? – Сабан обвел всех глазами.
Отрыжка пожал плечами. Девки молчали.
– Оставим… или?
– Оставим, – с трудом произнес Отрыжка и зашелся в кашле. – Не могу я его нести. Пусть сам выползает. Выползет, выживет.
– Ишь ты какой жалостливый, – скривился в усмешке Сабан. – Все на меня перекладываешь?
– У тебя же револьверы, ты и решай. – Отрыжка сплюнул.
– Ладно, ты уже решил. Пусть выкарабкивается сам. У нас нет времени на него.
Мешки Отрыжка поднимать не стал. Оставил их лежать у стены. Сабан ничего не сказал. Он уже знал, что придется еще раз спускаться в это подземелье, отыскивать схрон. Вот тогда он и захватит с собой мешки. Хотя в них мало чего ценного.
И снова первым со свечой в руке пошел Сабан, за ним потянулись девки, а замыкал теперь шествие Гришка-Отрыжка. Вскоре пламя свечи стало колебаться, потянуло свежим воздухом. Ход становился шире, и журчание воды делалось громче. Пашка поджидал их у края чугунной решетки. Это была запруда. Черная вода с шумом переливалась через край железного заграждения. Стены подземелья заметно расширились, потолок стал выше, и сюда доходили струи чистого воздуха. Сабан перевел дыхание и вытер лоб.
– Кажись, добрались.
– Да, теперь надо перелезть через эту решетку, – сказал Пашка, – но дальше проход станет уже. Придется выползать. Я уже все обследовал. Мы выходим прямо на Москву-реку. Никаких легавых там нет.
Сабан поднял свечу. Лица у всех были перепачканы, одежда мокрая. Девчонки дрожали от холода, зубы у них так и стучали. Чем ближе становился выход, тем свежее делался воздух. И близость большой воды тоже ощущалась. Жаль, оставили мешки, там был коньяк. Хотя бы бутылку прихватили. Сабан посмотрел на свой золотой брегет, усыпанный бриллиантами. Секундная стрелка на нем не двигалась. Он поднес брегет к уху. Знакомое тиканье не раздавалось. Часы стали, это плохой признак, мелькнула мысль.
– Сейчас, кажется, девять утра. Или больше? Всю ночь шли под землей. Не знаю. Мы шли не меньше восьми часов. А ты, Пашка, говорил, что за два доберемся. – Он сплюнул, посмотрел на Пашку. Тот довольно улыбался. Ничего не понял.
– Свобода рядом, сейчас перелезем через решетку.
Сабан устало махнул рукой.
– Давай вперед.
Побег заложника
Филенок, конечно, и представить не мог, что попадет в такую передрягу. Ведь всю операцию в «Славянском базаре» он продумал до мелочей, все вроде учел, по примеру Будилина расписал свои действия на бумаге. Нарисовал чертеж ресторана, вход, простенок с двумя дверьми, даже крюк между ними учел. Потом гардеробная, вестибюль и ступеньки в зал… Вошли, поговорили со швейцаром. Напугали его до смерти. Тот пообещал им устроить встречу с Сабаном. Они поднялись наверх. И разговор с главарем вроде получился. Сабан поверил, что они денежные люди, клюнул на приманку. Особенно Иринка его заинтересовала. Еще немного усилий – и Сабан оказался бы в их руках. Захватить бы его в заложники, а там можно было вести переговоры с бандитами, там открывалось столько возможностей. Он бы вернулся в управление героем, и Иринка стала бы к нему гораздо снисходительней.
Эх-эх, не получилось. Появившиеся блатняки, который он совсем не ожидал в это время, все испортили, легко купили его на стульях. Вот чертяки окаянные! Хитророжие гады! Ну кто бы мог такое предугадать? Не сумел он предвидеть, что Сабан вместо себя пошлет этих парней. И вся подготовительная проделанная работа пошла насмарку. Все накрылось медным тазом. Что теперь делать? Сдаваться на милость победителя? Ну, нет. С самого начала после того, как его скрутили, а за ним и Иринку, он решил бежать. Когда их везли в «лесснере», затиснули в почтовое отделение, об этом не могло быть и речи. И в ломбарде не было никакой возможности, их держали в разных помещениях. Потом началась стрельба, и через два часа их вывели во двор и заставили лезть в канализационный люк. И только в этом каменном подземелье, в котором они в полной темноте двигались гуськом за Пашкой-Адъютантом, он стал лихорадочно соображать, перебирать разные варианты, что предпринять, как спасти себя и Иринку, как им обоим незаметно оторваться от бандитов, повернуть назад и через канализационный люк выбраться на поверхность. Но как, как это сделать?!
Иринку сторожит Маруся, доверенное лицо Сабана. Двигается рядом с ней. Оставлять Иринку одну? Жаль, жаль, но что поделаешь. Раз бессилен ей помочь, лучше найти помощь на стороне и не мучить себя. За себя он особенно не переживал. Его участь бандиты решили, хотят обменять на Капитана. Значит, в живых оставят непременно. Правда, для него такое спасение было равносильно не только изгнанию с работы, но и служебному расследованию. В МУУРе его не оставят. Назовут предателем. Он нарушил присягу. Да он и сам не согласится пережить такой позор. Товарищи по управлению перестанут здороваться. А если он не предатель, если просто схитрил, вынужденно сдался на милость бандюганов, выполнил их условия… Чтобы убежать и привести милиционеров к этому лазу.
Тяжелые мысли мучили Филенка. Он не замечал всех этих подземных неудобств. Кому нужна такая позорная запятнанная жизнь? А вот если он захватит с собой какого-нибудь из этих блатняков, сумеет довести его до милиции, то тогда его честь будет спасена, а совесть чиста. Он приглядывался к этому Сквозняку. Длинный, худой, врезать бы ему кулаком под дых, он сломается. А не лучше ли жестко ладонью по горлу? Но тогда он вообще не поднимется. Да… А может быть, попробовать начать сопротивляться, пленный не хочет идти? Или не может? Чем Сквозняку пригрозить? Нужен револьвер или хотя бы фомка. Подойти к нему поближе, сунуть в ухо ствол и нашептать, что, дескать, ты в моих руках, если не хочешь пулю, не поднимай кипеж, идем со мной. Тогда останешься в живых. Но смогут ли они вдвоем первыми добраться до верхнего люка, это, конечно, еще вопрос. За ними могут организовать погоню. Кто организует, Сабан? Он еле на ногах держится. У Пашки одно дело – найти выход. Он тоже не пойдет. Да и Гришка-Отрыжка обессилил, пыхтит, как паровоз. Лом с двумя мешками куда-то пропал. Но что же тогда предпринять?
Нет, что ни говори, для одних темнота – это страх и смерть, для других – спасение, надежда на жизнь. Филенок не сразу понял, кто стоял с ним рядом. Он только уловил легкое дыхание и едва слышный шепот. Прислушался, говорила вроде Маруся, но слов он не разобрал. Однако понял, она шептала, это касалось его одного. И тут он почувствовал, как тонкие пальцы, чуть погладив его по плечу, стали развязывать узлы на руках. Иринка или же Маруся? Кто-то из них. Но кто? Он так и не догадался. На лбу выступила холодная испарина. Лишь бы не сорвалось. По упрямому сопению, по каким-то едва заметным грубоватым движениям догадался, что руки ему развязывает Маруся. Умелица. И тут до него дошло. Боже, если она на это решилась, значит, она на стороне Иринки. Не бросит ее в беде. Он освободил руки, хотел пожать ее теплую ладошку и тут внезапно почувствовал в руках мокрый холодный металл. Маруся сунула ему какую-то железяку. Это была кривая скоба. Такой можно враз огреть человека по голове и оглушить. Какое-никакое, а оружие. У него чуть не вырвался из горла крик радости. Он стиснул ладонь Маруси так, что она едва не взвизгнула. Дал ей понять, что безмерно благодарен. Тяжелая скоба в его развязанных руках становилась опасным оружием. Его так и подмывало выключить всех поодиночке, оставить одного Сабана, чтобы вывести его связанным на поверхность. Спокойно, убеждал он себя, только не натворить еще ошибок. Надо немного поте