– Я к себе домой, в Хамовники, на Потылиху.
– А я? – недоуменно спросила Иринка.
– А ты катись куда хочешь. Топай тоже домой. – В голосе Маруси звучало равнодушие.
– То есть как?
– А вот так. – Маруся подбоченилась. – Или тебе с жиганами понравилось? На, держи. – Она вытащила из-за пазухи пачку сторублевок, отсчитала несколько сотенных билетов и протянула Иринке. – Они тебе пригодятся, купишь себе что-то новое, переоденешься или там чего. Эти тряпки придется выкинуть. С деньгами приведешь себя в приличный вид.
– Ты что? – захлопала ресницами и закрутила головой Иринка. – Зачем мне эти деньги? Они же ворованные!
– Они были ворованные, теперь наши. Когда дают, ты бери, а когда бьют, ты беги, – скривила ей рожицу Маруся. – Уговаривать тебя не буду. Надоела ты мне.
– Что?! – не поняла Иринка.
– А то, что слышала, – устало сказала Маруся и посмотрела на свои мокрые туфли.
– Не понимаю. Сама же сказала, что тебя убьют…
– Вот тоже пожалела. – Маруся глубоко вздохнула. – Это уже не твоя забота, цыпа.
– А если тебя спросят, где я?
– Скажу, что ты у меня на чердаке пьяная лежишь. – Она хихикнула.
Иринка готова была расплакаться.
– Послушай, – смягчила тон Маруся. – Если тебе некуда идти, то, пожалуйста, я не возражаю, – она пожала плечами, – идем со мной. Поживешь у меня на чердаке. – Она взяла деньги обратно. – Но я не уверена, что за тобой не придут. Так что выбирай сама.
Иринка была совершенно смущена. Она не знала, что говорить, как реагировать.
Вдоль забора ехала бричка, запряженная парой рыжих лошадей, сзади клубилась пыль. Откуда тут бричка взялась? Повозка была крытой и походила на военную. Вместо возницы в ней сидел человек в форме. На голове кожаная фуражка, одет в кожаную куртку. Милиционер? Вот это очень кстати. Иринка охнула, тотчас сорвалась с места, понеслась к бричке, выбежала на проезжую часть, замахала руками. Слезы сильнее потекли у нее по щекам.
– Стойте, стойте, – закричала она. – Маруся, беги сюда, – она обернулась назад. – Маруся. У тебя деньги есть, давай поедем вместе в город, я на Большой Гнездниковский и ты со мной, давай?
Маруся только покачала головой.
Лошади вздыбились, бричка остановилась. На облучке сидел милиционер. Он привстал, спросил, что случилось. Иринка, размазывая катившиеся по щекам слезы, сказала ему, что она служащая Московского уголовного розыска, Ирина Сомова, работает у Трепалова, ее захватили в заложницы бандиты Сабана, увели в подземелье, они едва выбрались оттуда и вот теперь они вместе с Марусей…
Милиционер Сычев форменной фуражкой вытер вспотевшее лицо. Он слушал и не верил своим ушам. Вот это находка!
– Откуда вышли-то? – не понял он.
– Там у берега есть труба для спуска воды.
– И вы по ней позли? – удивился Сычев.
– Не, нет, она слишком узкая, нашли там расщелину.
– А ну-ка, давай залезай в бричку, – наконец скомандовал он и спрыгнул на землю. – Я знаю это место, здесь извозчики моют свои пролетки и лошадей. Бери Марусю. Все поместимся. – Он снова надел фуражку. – Как удалось вам выбраться из подземелья? Я ведь объездил все люки, приподнимал их, кричал… – Он покачал головой. – Никто не откликался. Думал, все, пропали навсегда. Чего ждешь? Давай запрыгивай. У меня времени нет, мне надо вернуться и доложить о результатах поездки.
– Маруся! – снова закричала Иринка. – Иди сюда, не бойся, это наши, милиционеры.
Сычев повернулся в сторону Маруси, замахал ей рукой, хотел крикнуть, чтобы она тоже отправилась бы с ними в бричке. Но она упрямо вертела головой и побежала в прямо противоположную сторону.
– Не будем ее ждать, пора ехать. Запрыгивай, я тебе помогу. Там у меня двое на соломе лежат, оба раненые. Один наш, второй жиган. Не бойся, я жигана связал на всякий случай, – усмехнулся Сычев. – Черт его знает, что у него на уме. Но наш-то, понятно, выбился из сил. Он буквально тащил этого жигана на себе. – Сычев покрутил головой по сторонам. – Залезай, залезай, пора трогать.
Иринка сама переползла через высокий борт. Сычев сел впереди, дернул поводья, и лошади дернули. Иринка не устояла на ногах, повалилась на солому и схватилась за борт брички. Сесть она побоялась, увидела на соломе лежавшие тела двух грязных оборванных мужчин.
– Это они? – Она повернулась к возничему.
– Да. Филонова не узнаешь? Они грязные, как черти, от них воняет канализацией. На вот тебе подстилку, – Сычев кинул ей рулон вытертой овечьей шкуры. – Садись на нее. Так тебе будет удобнее.
– А как вы их нашли? – недоуменно спросила она.
– Я объезжал канализационные люки, везде расставлял милиционеров. Их было-то всего три. Вот возле одного двигались эти двое. Вернее, Филонов тащил на себе связанного жигана, тот едва перебирал ногами, сопротивлялся, не хотел идти. Ну, Филонов врезал ему раз, тот совсем свалился. Пришлось ему тащить его на себе. Ну и сам он обмяк, упал на дороге. Разбил голову, я его перевязал. Но жигана он не упускал, вцепился в него мертвой хваткой. Мы даже рассмеялись, когда увидели и эту шевелящуюся парочку. Потом обоих закинули в бричку и связали жигана. Теперь лежат оба в беспамятстве. Так что садись и будь спокойна, никто тебя не тронет. Я как раз еду в Шереметевскую больницу и всех вас там сдам доктору Крамеру. А оттуда поеду на Большой Гнездниковский, хочешь, давай со мной, сдам тебя Трепалову. Он будет рад.
– Боже, как же он, бедный, выдохся. – Иринка протиснулась к Филонову. Его голова была наспех забинтована, лица почти не было видно, только спереди торчал знакомый ей перекрашенный темный чуб. Иринка придвинулась к Артему, стала гладить его плечи. И слезы сильнее потекли у нее по щекам.
Сычев дернул поводья.
– Ну, лохматые, давайте быстрей, застоялись.
Бричка с пыльной улицы выехала на булыжную мостовую и загрохотала железными ободами. Сыячев обернулся к Иринке.
– Упрямый парень этот Артем. Молодец, сам вырвался из бандитского окружения, да еще притащил на себе бандита. Герой. Ты, Ирина, не волнуйся, с ним ничего страшного не произошло. Доктор Крамер живо поставит его на ноги. Скоро он будет в нашем строю.
Блатхата на Хитровке
Бородатый дворник Егоров, по прозвищу Горка, в белом переднике с метлой и совком в руке, чуть ссутулившись, неторопливо прохаживался по пустынному Хитровскому переулку. Ночь, все блатняки и гуляки угомонились. Дворник крутился в основном возле двухэтажного желтого дома с мезонином и белыми колоннами, типичной городской усадьбы девятнадцатого века. Слева и справа приютились двухэтажные жилые здания разного фасона, но они были попроще, без мезонина и колонн, в них селился пришлый и деревенский, и местный рабочий, и вороватый люд.
Из-за темных зашторенных окон дома с мезонином не пробивался даже лучик света. Он пустовал? Кто знает. Таких заброшенных строений в центре Москвы в то время хватало. Кто были их хозяева, едва ли кто знал. Неразбериха первых годов новой власти привела к тому, что многие пустующие строения захватывала голытьба. Попробуй ее высели? Камнями закидают да бутылками. Где им ночевать-то?
Хитров рынок с покон веков был пристанищем для людей обездоленных, приезжих, беглых с Сибири, ищущих работы или воровского занятия. И район между Яузским бульваром и Солянкой приобрел дурную славу злачного места, воровского притона, куда нормальному человеку и близко подходить не стоит. Сами милиционеры поодиночке никогда не заявлялись туда, только в составе группы или целого вооруженного отряда, тогда не так страшно.
Едва ли генерал-майор Николай Захарович Хитрово, по натуре благотворитель, предполагал, что центральный район Москвы, в котором он приобрел участок для застройки торговых рядов в 1824 году, к концу XIX века станет центром преступности Москвы, и дурная слава о нем прокатится по всей России. На Хитровку прямо с вокзалов направлялись обездоленные приезжие. Они находили здесь дешевые трактиры, ночлежки и темных людей, готовых принять их к себе в шайку. Неслучайно всех обитателей Хитровского рынка называли хитрованцами, людей хитрыми, вороватыми и потому недостойными никакого почтения. Короче говоря, это было дно Москвы.
После пролетарско-крестьянской революции многие дома в Москве превратили в обычные коммунальные жилища. Только вот этот, что с колоннами и мезонином, не был ни коммунальным общежитием, ни музейным экспонатом, его не занимали разные городские службы, он оказался резервным. Правительство большевиков хоть и объявило после 1917 года об отмене частной собственности на средства производства и на жилую собственность, принялось экспроприировать жилой фонд, но далеко не все успело захватить и сделать государственным. В некоторых проживали их бывшие владельцы. Куда им деваться? В этом доме не было никого.
Но дворник Егоров, стоявший на карауле, хорошо знал, что верхние этажи дома с мезонином «экспроприировали» местные хитровские главари. Они сдавали комнаты верхнего этажа только богатым приезжим, которых можно было ограбить, а нижние служили для разных увеселений. Ну, конечно, не для танцевальных. Только какой богатый дуралей снимет в этом бандитской районе себе квартиру? Поэтому дом с мезонином пустовал.
Блатянки нашли выход. Они стали использовать не дом, а его пристройку во дворе. Чтобы попасть в нее, надо было пройти в боковые ворота, пересечь двор. В одноэтажной пристройке имелась двустворчатая дверь. Откроешь… И можешь свалиться в подвал. Знать надо было секрет. Сразу у двери начинались каменные ступеньки, которые вели вниз. Их было ровно двенадцать, потому и называли пристройку «дюжина ступенек». Каждый главарь банды знал, что это такое и где находится. Объяснять не надо было. В этой пристройке и скрывалась знаменитая блатхата. Итак, откроешь дверь, спустишься по ступенькам вниз, а там человек. Он спросит: к кому? Надо было знать пароль, чтобы тебя впустили. Потому как слева и справа находились закрытые апартаменты для гостей с деньгами. Не те, конечно, комфортные, что имеются в центральных гостиницах типа «Метрополя» или «Славянского базара», нет, гораздо проще, но зато со своими удобствами, – тайными выходами, о существовании которых знали лишь очень немногие люди. Там, в небольших гостевых питейных комнатах