Сидевшая за столом братия одобрительно загалдела.
– Молодец Божок, – раздавались крики, – еще раз помянем его душу. Теперь наливай из самовара, водка по-божески!
Отрыжка знаками поманил к себе Маруську.
– А где моя девка, та легавенькая мурочка, куда ее дела?
– Она в подсобке, закуски готовит, посуду моет.
– Ты скажи ей, что сегодня пойдет ко мне ночевать. – Он плотоядно улыбнулся.
– Она об этом только и мечтает, – в ответ кокетливо улыбнулась ему Маруся. – Сама тебя ждет. Распалил ты ее. – И погладила его по плечу. – Приходи потом в подсобку.
– А хочешь, я и тебя возьму к себе, – хотел ущипнуть ее Отрыжка, но Маруся ловко увернулась от его рук. – Устроим ночной концерт. Меня и на двоих хватит, не волнуйся.
– Я и не волнуюсь. Мы попозже к тебе придем. Ты ведь на Большой Ордынке живешь?
– Там.
– Скажи-ка адресок, – нагнулась к нему Маруся.
– Ха-ха, – рассмеялся Отрыжка. – Тебе скажи, так ты вместо девки сама придешь. Нет-нет. Потом скажу, когда твою легавенькую увижу и пощупаю. Налей-ка себе и мне, из твоих рук водка слаще.
Маруся налила ему водки, взяла второй стакан, но наполнять не спешила. К Отрыжке подбежал явно обеспокоенный Стас Крученый и протянул ему конверт.
– Вот, дворник принес, – зашептал он ему на ухо. – Нашел, говорит, возле входной двери. Он безграмотный, прочитать не мог. Принес мне. А письмо-то для Сабана.
– Николаю Михайловичу от начальника МУУРа, – вслух прочитал Отрыжка, хлопнул себя по лбу и посмотрел на блатняков. – Вот это новость! Что будем делать?
– Давай вскрывай, читай, – загалдели парни. – Это касается всех. Сабан не пришел, сам виноват. Он нас не уважает. Вдруг там важное сообщение?
– Да это хохма, – поднялся Горыныч, – Отрыжка нас просто за нос водит. Это у него такие божеские шутки.
– Что? – Отрыжка встал. – Вот смотри, козел, тут написано – от начальника МУУРа, какие шутки, балда!
– Вскрывай и читай, – блатняки силой усадили не в меру разгорячившегося Горыныча.
– Тогда тихо, братва! – выкрикнул Гришка-Отрыжка. – Всем сидеть молча и слушать. – Отрыжка разорвал конверт и стал вслух читать…
Тишина в зале воцарилась гробовая. Никто не ел, не пил. Письмо произвело гнетущее впечатление. Серьезное послание. Отрыжка это сам ощутил. И другие не смотрели на него, отводили взгляды. Молчали, словно в рот воды набрали. Что случилось? Отрыжка инстинктивно повернул голову назад и вздрогнул: в дверях рядом с испуганной мадам Савостьяновой стоял Сабан. Он был бледен.
– Кто разрешил вскрывать и читать мои письма?! – заорал он. – Что, уже волю обрели? Свободы вам много дал? Так я могу и отнять ее. – Он вышел на середину зала. – Кто подложил вам эту писулю, суки вонючие? – Сабан достал револьвер и толкнул Пашку, тот подбежал к Отрыжке, вырвал из его рук письмо. Сабан глянул на текст, скривился. – Ах, вы испугались этой милицейской сявки? В штаны наделали! – Он перевел взгляд на Гришку-Отрыжку. Тот не поднимал глаз. Так продолжалось с минуту. Обстановка накалялась, еще секунда – и взорвалась бы… В таких случаях, Сабан знал, лучше всего сразу найти виновного, того, кто для всех станет козлом отпущения, разрядит атмосферу. И тут он заметил в дверях Стаса Крученого.
– Это твоя работа?
– Нет, конверт передал мне дворник. Я прочитал и принес сюда, отдал Гришке, – заплетающимся языком проговорил тот.
– А почему ты не дождался, не отдал лично мне в руки?! – закричал Сабан. – А ну давай, веди сюда дворника. Я его там не видел!
Запыхавшийся Стас вернулся через пять минут.
– Его нигде нет.
– Ах вы, продажные твари, – завопил Сабан, – все продались легавым! Они же вас как фраеров кинули! Забрали дворника, оставили вас без прикрытия. И Стас с ними сговорился, он продался! Взять его!
Жиганы как будто этого сигнала и ждали. Стаса скрутили в одно мгновение. И все его попытки оправдаться, вырваться ни к чему не привели. Распаленные водкой, криками Сабана, они били его ногами, руками, пустили в ход ножи, вымещали на нем всю злость за пережитый испуг. Потом уже растерзанное, окровавленное тело потащили в потайную комнаты и бросили на каменные плиты.
Мадам Савостьянова, наблюдавшая всю эту сцену, велела Маруське принести водки, чтобы утихомирить Сабана. Та мигом примчалась с подносом и стоявшей на нем чаркой. Но Сабан одним ударом выбил поднос из рук, чарка разбилась об пол, поднос зазвенел.
– Ты кого приютила? – Глаза его налились кровью. Он с угрозой смотрел на мадам Савостьянову. – Этот Стас служил у легавых, что же ты привела его? Моей ноги здесь больше не будет.
Первым в коридор выскочил Пашка, за ним Сабан. Дверь захлопнулась. Сабан был напуган этим письмом. Просто вида старался не подавать. Начальник МУУРа осрамил его перед всеми. Серьезный попался товарищ. Теперь жди облавы, неспроста подкинули ему эту писулю, за ней скрывался какой-то план. Он велел выскочившей следом Маруське проводить его по черному ходу на улицу. Она побежала вперед, поднялась наверх и, вернувшись, сказала, что за подворотней шляется какой-то в штатском, там же недалеко стоит лимузин. Сабан сразу сообразил, что легавые уже приготовились к захвату. Не выйдет! Он стиснул зубы. Слишком торопитесь. Он велел Пашке и Маруське вернуться к остальным. Выбираться он будет один, через другие ходы.
Маруська его не обманула. В подворотне едва видимый в свете луны действительно вертелся какой-то тип, а на другой стороне переулка стоял «мотор». Сабан, пользуясь темнотой, тихо проскользнул вдоль стены и нырнул в соседний подъезд. Бесшумно поднялся по лестнице и на втором этаже кулаком постучал в дверь. На ней мелом были написаны фамилии проживающих: Дукин, Самойлов, Анохины… Дверь открыл мужчина в пижаме.
– Вы Дукин?! Именем революционной власти, – наставив на него револьвер, выкрикнул Сабан, – у вас в квартире будет проводиться обыск. Быстро проходите к себе в комнату, товарищ Дукин, сейчас подойдут наши милиционеры, готовьтесь, вот мой ордер. – Он захлопнул за собой дверь, сунул под нос изумленному мужчине письмо от Трепалова. Потом оттолкнул его и пошел вперед.
– Ну чего стоишь, глаза вытаращил, таракан буржуйский? – крикнул он. – В тюрьму захотел, да?! Если не хочешь, беги к себе в комнату и жди меня. Очередь и до тебя дойдет. Я осмотрю прихожую и кухню.
Ничего не соображавший жилец со страха юркнул в свою комнату, а Сабан пробежал по коммунальному коридору, где за его спиной уже начинали хлопать двери. Он влетел на кухню, плотно закрыл за собой дверь. Не обратил сразу внимания на двух голых женщин, которые при свете коптивших керосинок мылись в корыте. Те страшно завопили, прикрылись простынями.
– Молчать, бабы! – рявкнул Сабан. – Я милиционер, преследую бандита, он скрывается во дворе. И чтоб ни звука. – Открыв окно, посмотрел по сторонам. Вокруг никого не было. Еще раз сделав женщинам знак, чтобы не голосили, он спрыгнул на мягкую землю палисадника.
Отрыжка понял, что вскрытое письмо ему здорово навредило. Не надо было слушаться блатняков, вскрывать конверт и читать. Не мог дождаться, хозяина, Сабана? Передал бы ему в руки и все, дело с концом. Это все водка виновата. Много выпил и потерял контроль. А Сабан злопамятный. Долго будет еще злиться.
После его ухода все стали быстро разбегаться. Напуганные письмом, угрозами Сабана, парни опасались, что легавые могут нагрянуть в любую минуту. Отрыжка размышлял, что делать. Уходить надо побыстрее, это ясно. Но не хотелось упускать легавенькую. То ли взять ее с собой и отправиться на Ордынку, то ли одному драпануть через черный ход? Ему страсть как не терпелось отправиться в подсобку, зажать там эту деваху, сорвать с нее платьишко. От одних мыслей его шатало, ноги становились как ватные. Хороша голубоглазая чертовка. Он уже представлял, как приведет ее к себе на хазу. Разденет, начнет фотографировать. Он прихватил со стола бутылку водки, сунул ее в пиджак. В полутемном коридоре едва отыскал комнату мадам Савостьяновой. Дернул дверь. Она была заперта. Куда делась эта старая лиса? Завернул за угол в подсобку. Дверь была открыта. Но свет не горел.
– Тут кто есть? – на всякий случай спросил он. В ответ молчание. Он вошел, попытался нашарить выключатель, и в этот момент две легкие девичьи руки обвили его шею. Деваха сама повисла на нем. Он впился в ее влажные губы, застонал и почувствовал, как девка повалила его на кушетку, уже снимает с него пиджак, начала расстегивать брюки. Отрыжка застонал, заворочался. Кушетка под его тяжестью заскрипела.
– Подожди, – прошептал он, – не торопись, не здесь. Пойдем ко мне на Ордынку, сюда легавые могут зайти. Там у меня никого нет, там я сам тебя раздену. Пойдем со мной.
Но девка его не слушала, она терлась, елозила. И он застонал от ее поцелуев и откровенно ласкающих рук, не ожидал такого темперамента.
Свет вспыхнул неожиданно. Он прикрыл глаза рукой.
– Кто это?
– Ах, извините, – раздался сзади смешливый голос мадам Савостьяновой, – я не знала, что у вас здесь лямур. Ты, Гришка, потом загляни ко мне.
Она щелкнула выключателем и захлопнула за собой дверь. Но Отрыжка успел протереть глаза и увидеть, что рядом с ним лежала вовсе не та девка, о которой он мечтал. Это была другая, грудастая, размалеванная, та, что вместе с Маруськой вносила в зал самовар с водкой.
– О черт! – выругался он. – А где легавая? Где Маруська?
Он несколько секунд пытался сообразить, как могла произойти такая подмена. Потом вскочил, стал искать пиджак. Девка снова протянула к нему руки, попыталась обнять, но он ее грубо оттолкнул.
– Где Маруська? – завопил он. Ступил босыми ногами на пол, стал натягивать брюки. – Кто подсунул мне эту лярву? Ну подождите, вы у меня попляшете!
Отрыжка не на шутку разошелся. Он плевался, отпихивал от себя бесстыдно льнувшую к нему раздетую деваху и так, полуодетый, выбежал в коридор. Он готов был растерзать и мадам Савостьянову, и Маруську. Ну, с ними он еще посчитается! А пока нужно уходить. Но уйти не удалось. Прямо перед выходом стояла мадам Савостьянова.