– А кто будет расплачиваться? – В руке у нее был револьвер. Отрыжка не верил своим глазам. Эта зараза еще решила и деньги с него взять? За что?
– Ты с ума сошла? За что я должен тебе платить?
– За хлеб, за стол, за выпивку, за девку. – На левой руке мадам поочередно загибала пальцы. – Ишь, какие все умные, поели, попили, мужика грохнули, бросили и разбежались. А кто возместит мне убытки, кто все оплатит?
– Ты что, лярва старая, сбрендила? – Отрыжка сделал шаг назад. – Сейчас сюда легавые припрутся. А ну пропусти меня, потом рассчитаемся, ты все получишь сполна.
– Ах ты, хитрый какой, это я уже слышала. Ни ты, ни Сабан ничего не приносите. С девкой побаловался и все, да? Если в следующий раз ко мне без денег придешь, сообщу Краснощекову, так и знай, он на тебя управу найдет.
– У, ведьма. – Отрыжка оттолкнул от себя мадам и через черный ход рванул наверх. Двор был пуст.
Фонари на улице не горели. Их давно разбили жиганы. Что же ему теперь делать, пешком переться на Ордынку? Это займет больше двух часов. А где в это время найдешь экипаж? Чуть пошатываясь, он топал по булыжному тротуару, чертыхался про себя. Сабан тоже хорош, ни копейки на стол не дает, все за счет блатняков старается выехать.
Сзади послышалось тарахтение мотора. Отрыжка замедлил шаг. Возле него притормозил лимузин. Из кабинки высунулся круглолицый деревенский парень со смешно оттопыренными ушами.
– Эй ты, толстый, хошь за стольник довезу до дома до хаты?
Отрыжка нащупал в кармане пиджака револьвер и бутылку водки.
– А ты куда едешь? – голова у него кружилась, очень хотелось лечь и побыстрее уснуть.
– Да вот блатняки заказали девок, везу их в корчму на Серпуховскую заставу. А тебе куда?
– Добрось до Большой Ордынки, это по пути.
– Стольник!
– Договорились.
Отрыжка с трудом взобрался в кабинку рядом с водителем. Он хотел спросить шофера, что у него за девки, нельзя ли на них поглядеть, но от запаха бензина, от тряски его стало еще сильнее клонить в сон. Голова сначала покачивалась в такт движению, а потом упала на грудь. И дальше он уже ничего не помнил.
Очнулся Отрыжка под утро. Он лежал на ступеньках своего подъезда. От свежести, от утреннего холода у него стучали зубы, а тело ныло так, как будто по нему проехались на телеге. Он тяжело поднялся, сплюнул и несколько секунд пытался сообразить, как попал сюда, кто его привез. И только когда пощупал карманы, когда обнаружил, что ни револьвера, ни финки, ни бутылки водки у него нет, понял, что его обворовали, сам стал жертвой ночных грабителей. Обидно, что лишился револьвера, финка дело наживное, а вот достать ствол стоило большого труда. Еще сильнее он разозлился, когда подошел к своей квартире. Финкой к его двери был приколот листок из ученической тетради. На нем кто-то размашисто написал: «Отрыжка, дни твои сочтены. Быстрей приходи с повинной в Большой Гнездниковский. Иначе пожалеешь. Легавые мурки». Внизу, у порога, стояла нетронутая бутылка водки.
Из гулящих – и в дамки
Сергей торопился на службу. Издалека заметил, что на месте светлого квадрата возле входа появилась новая вывеска – «Московский уголовный розыск». Понятно, что золотых букв с вензелями на ней не было. Простая белая надпись на черной деревянной доске. Главное, доска была большая и видно ее издали. Наверняка прохожие обратили на нее внимание. Теперь не только извозчики, но и каждый москвич будет знать, где находится уголовный розыск. И настроение у него сразу улучшилось. Мимо часового, он видел, прошла Иринка. С ней еще какая-то девушка в платочке, лица ее он не разглядел. Значит, нужно замедлить шаги. Сейчас Иринка войдет в свою приемную, откроет «Ундервуд», положит на стул книги, подушечку. А он как раз, выждав некоторое время, постучит в дверь. Обрадуется она или нет?
Сергей улыбнулся суровому часовому. Тот уже не строил из себя начальника и как знакомому кивнул Сергею. Конечно, совсем другое дело, когда ты не практикант, а понюхавший пороху сотрудник угрозыска и в кармане у тебя настоящий красный мандат.
Он неторопливо прошелся по пустому коридору второго этажа. Никто у открытых окон больше не дымил. Трепалов потребовал, чтобы курильщики собирались во дворе, внизу, возле скамейки. Там общая курилка, там коптят моторы. А кому не нравится, то лучше бросить эту вредную привычку. Приказ есть приказ, и его требуется выполнять. Вообще за короткий срок Трепалов сумел навести порядок в управлении. Кому надо было, тот сидел в отделе за столом, писал отчет, остальные дежурили по районам, встречались со своими филерами, опрашивали жителей, добывали информацию. Результат от таких нововведений не замедлил сказаться. Из тридцати орудовавших в Москве банд оставалось от силы десять. Правда, не удалось пока разгромить две самые большие, самые страшные – банду Кошелькова и неуловимого Сабана. Но Кошельков был не столь важен и грозен, как Сабан. Кошельков грабил, но людей не убивал. Сабан – другое дело. Какие подставы, западни ни создавали милиционеры, им в сети попадала мелкая рыбешка. Главарь, Сабан, Сафонов Николай Михайлович, огрызался, жертвовал своими подельниками, но уходил от преследования, и костяк преданных ему бандюганов оставался с ним. Он уже больше не заглядывал ни в «Славянский базар», ни в «Метрополь», ни в «Лондон», везде его ждали расставленные Трепаловым люди. Видимо, недолго осталось ждать, когда самая крупная рыба попадется в сеть.
Сергей остановился перед знакомой дверью. Стукнул раз-другой. Тишина. Он стукнул погромче. Никакого ответа. Вот это номер. Куда же делась Иринка? Ведь он видел, как она прошла мимо часового. Нажал ручку, открыл дверь. За письменным столом никого. Машинка в чехле. Дверь к Трепалову закрыта. Куда она пропала?
Сзади кто-то положил руку на его плечо. От неожиданности Сергей вздрогнул. На всякий случай сунул руку в карман, чтобы нащупать свой наган. Раздался смех:
– Ну что, потерял Иринку?
Он резко обернулся и увидел стоявшего в коридоре Трепалова. Рядом с ним улыбающаяся Иринка и – надо же! – та самая девушка из Хамовников, с Потылихи, с которой он познакомился возле гауптвахты. Как они незаметно подкрались к нему? Девушку звали вроде Маруся. Выглядела она теперь совсем по-другому. В шелковом платочке, лицо чистое, без всяких подмазываний, от этого стали видны ее золотистые веснушки. Глаза темные и платье темное, скромное. Он даже засомневался, она ли это, которая перед ним крутилась и говорила ему: «Люба я тебе или не люба»? Девушка чуть улыбнулась и кивнула Сергею, как своему знакомому.
– Вот видишь, опять ты увлекся, не заметил слежки сзади, – усмехнулся Трепалов. – Давай, Будилин, входи, ты как раз вовремя. Хочу представить тебе нашего нового практиканта Марию Романову, которую мы принимаем к себе с испытательным сроком. Ба, а вы ведь, кажется, знакомы? – Он хитро подмигнул Сергею. – Признавайся, ведь это ты пытался завербовать ее, сделать своим источником? А она тебя отшила. Правильно я говорю? – Трепалов повернулся к Марусе. Она молча кивнула. Но глаз не поднимала. У Сергея чуть челюсть не отпала. Маруся, эта гулящая девица, будет работать у них в управлении? Что за чепуха? Было над чем задуматься. Они вошли в кабинет.
– Ну что, Иринка, побалуешь нас чайком? Может быть, с сухариками? И с шоколадками. У меня есть одна пачка, дарую на наш чайный стол. – И Трепалов достал из своего портфеля плитку шоколада, обернутую в шуршащую золоченую бумагу.
– Для вас, Александр Максимович, у меня даже кусочек халвы найдется.
– Что происходит, Александр Михайлович, какой отмечаем праздник? – Сергей непонимающе уставился на Трепалова. – С утра сплошные сюрпризы.
– А потому что Иринка Сомова получает повышение, она у нас теперь будет значиться, как секретарь-распорядитель. И у нее будет обучаться новая сотрудница, пока еще внештатная Мария Романова, которую, кстати, хотели привлечь к своей работе ребята из МЧКа. Но не сумели. Мы перехватили, у нас больше прав на нее. Мы поговорили с Марусей, и она изъявила желание сотрудничать с нами. Так что прошу ее любить, жаловать и помогать.
Сергей посмотрел на Марусю и ничего не понимал. Она опустилась на диван, поза у нее была напряженная, чувствовалось, что еще никак не освоилась в своей новой роли. Симпатичная, круглолицая, но Иринка лучше. Трепалов сел за стол и сделал приглашающий жест. Сергей подвинул к себе стул, Иринка вышла из кабинета. Воцарилось молчание. Трепалов разобрал бумаги, потом неожиданно встал, подошел к окну, посмотрел вниз. Сергей следил за ним взглядом.
– У меня уже привычка сложилась, ей-богу, смотреть, не появился ли на улице новый дворник, – усмехнулся Трепалов и сел снова за стол. – Не появится. Теперь переулок чист. Но на окна надо будет повесить полупрозрачные занавески. – Он посмотрел на Романову.
– Я все сделаю, Александр Максимович, – Маруся чуть приподнялась с дивана, – у меня есть хорошие занавески. От матери остались. Можно и травку посадить перед домам, даже цветочки.
– Хорошо, хорошо, – махнул рукой Трепалов. – Но тебе выходить пока из здания МУРа нельзя. Останешься здесь, будешь жить в управлении до тех пор, пока не разгромим банду Сабана. А занавески получишь на складе.
Сергей заерзал на стуле, не знал, куда деть руки, смотрел в окно, а на языке у него вертелись вопросы. Масса вопросов. Но Трепалов, по привычке, снова стал ходить по кабинету и рассуждать вслух.
– О результатах вчерашней операции подробно поговорим позднее. Сработали в целом неплохо, даже весело. Мария сказала, что мое письмо наделало шуму среди блатняков, – Трепалов потер рука об руку, – взяли-таки их на испуг. Сабан витийствовал, переругался со всеми. – Он посмотрел на Сергея, потом на Марию. – Жиганы без нашей помощи устранили предателя, Стаса Крученого. Его уже забрала санитарная карета. Петренко я позвонил, он особого интереса к Крученому не проявил. Нам он тоже не нужен. Одним врагом стало меньше. Сабан ушел. Но мы не собирались его задерживать. А вот Отрыжку до дому довезла Мария. – Трепалов рассмеялся. – Не могла отказать себе в удовольствии последний раз прокатить толстяка с ветерком и наутро устроила ему невеселое протрезвление. Говорит, что на его дверь приколола лист бумаги с призывом с повинной явиться в Большой Гнездниковский. Сама привезти его не могла, понятно, тогда пришлось бы Гришку посадить за решетку, Пока нельзя. Потеряли бы связь с Сабаном. Так что все сделала правильно. Все молодцы, хвалю. Небольшая, но победа! Вот смотри, Будилин, какое оружие отобрала Мария у Гришки. – Трепалов положил на стол черный офицерский револьвер системы наган, принятый на вооружение в царской армии. – Семь зарядов, калибр 7,62 миллиметра, вес 750 граммов. Безотказный механизм.