ажу и серный купорос… А дальше вы знаете! Имея камыш и много кислоты, они делали массы сласти, уксуса и разных видов выпивки. И торговали всем этим с купцами Империи! В результате всем было хорошо — купцы наживались, Император имел новые налоги, а родичи Сарката жили в безопасности и стали намного богаче!
Сказка ребятам понравилась, а я… Я ждал, что будет дальше. Да, я цинично воспользовался тем же каналом вброса информации к родне. Нет, я мог прийти и долго просить: «Дайте попробовать!»
И слышать: «Завтра, сейчас не время!» Нет уж, пусть это они уговаривают меня!
А торфяной кокс мне был жуть, как нужен. Местные ресурсы переставали соответствовать моим запросам, особенно — энергетические. Да и медная руда, если они её найдут и притащат на переработку, поможет снять с горла «ресурсную удавку» по серной кислоте, этому «хлебу химической промышленности».
Часто говорят, что хуже всего — ждать. Это не совсем верно. Иногда ждать совершенно не сложно. Если есть, чем себя занять, и ты уверен в результате, то ожидания порой и не замечаешь. Там, у себя, ожидая жену с работы, я либо готовил, либо продумывал новые эксперименты, либо проверял контрольные… Было чем заняться, но главное, я твёрдо знал, что она придёт. Именно эта уверенность и позволяла сосредоточиться на другом. Теперь же… Я пробовал пересчитать мощность нашей горелки по расходу карбида. Получилось что-то около пяти киловатт. Вообще-то в муфельной печи такой мощности легко было плавить целые слитки. Но тут всё было иначе, зона расплавления измерялась миллиметрами. Именно поэтому я вынужден был раз за разом плавить то чугун, то свои железные прутки, пытаясь достичь равномерности состава. И в результате вместо слитка получил своего «стального ежа» — скопление небольших, сцепленных между собой кусочков металла, перемежаемых окалиной и шлаком.
Получится ли у моей будущей родни добиться однородного металла? Избавиться от вкраплений окалины, шлака и почти наверняка оставшегося там чугуна? Я не знал. С другой стороны, металл крицы не только не лучше, он хуже. Недаром же так ржавеет? В общем, основания для надежды были, а вот уверенности — не было «от слова 'совсем».
Тем не менее, постарался заняться голову и руки. Как я уже говорил, к нам пришла первая партия камыша. Помощницы Анаит и люди Уксуса отделили корневища, очистили их, подсушили и истолкли на небольшой мельничке. Мука получилась грубая, но меня это вполне устраивало. Справочники утверждали, что в сердцевине «спелого» камыша содержится порой более 50% крахмала, а кроме того — до 20% разных сахаров.
Для начала мы попробовали сварить кисель, затем выпарить и взвесить. Увы, извлекаемость получалась всего около 25% от исходной сухой массы. Попытки же гидролиза и вовсе удручили — в «сироп» перешло чуть меньше одной пятой от массы толченых корневищ. Похоже, остальное приходилось на белки и волокна. Да и вкус вышел… Смолистый какой-то, такое — только на брагу пускать.
Ладно, это была только первая попытка, попробуем поварить в слабом растворе серной кислоты. Результаты были лучше, но всё равно не радовали. Кислота давалась нам большим трудом, а расходовалось её многовато… На дорогую «сласть» не жалко и больше, но на низкосортную брагу и уксус?
Но я изначально больше рассчитывал на соляную кислоту. Её можно потом выпарить и пустить в повторное использование. С нюансами и оговорками — но можно. Мы этот способ уже применяли при получении крахмальной патоки. Главная неприятность в том, что окончательно соляную кислоту не выпарить, а остатки приходилось «гасить» содой. В результате продукты гидролиза получались слегка солоноватыми. Но для получения бражки это — не помеха.
Однако едва я решил перейти к третьему эксперименту, прибежал мальчишка-посыльный, истошно прокричавший: «Руса, тебя срочно в село требуют!»
По моим подсчетам, потратил я не меньше трёх кило металла, однако Ашоту с Маратиком нашего «ежа» едва хватило на пару клинков. Один был исполнен в традиционной местной манере и напоминал, насколько я мог судить тот самый скрамасакс: заточен с одной стороны, лезвие прямое, а вот не заточенная сторона изгибается. Уже здесь мне пояснили, что в этом есть своя хитрость: если проколоть таким мечом плотную кожу доспеха или «бурку» колха, тупая часть как бы «упирается» и заставляет лезвие скользить «вниз», разрезая эту кожу и тело, укрытое за ней.
Так это или нет, ни мне, ни моему Русе пока испытать не довелось. Да и не очень хотелось, если честно.
А вот второй нож напоминал зуб акулы — лезвие походило на треугольник, оба лезвия заточены, остриё способно пробить даже не особо толстую броню. Даже мне, пацифисту до мозга костей, было ясно, что это — оружие профессионального воина, а не пастуха[3]. Такие клинки у нас не делали, это «клинок из Эребуни».
Но суммарная масса их вышла чуть больше килограмма. Получается, в отходы ушло не меньше двух третей металла. «Надо было с чугуном вообще не связываться!» — подумал я. — «Науглеродить прутки железа, да и плавить их потом, как сварщики делают. Постепенно наращивая и наращивая толщину шва. Тогда, глядишь, отходов бы гораздо меньше вышло!»
Но вообще мои «почти родичи» металл хвалили. Говорили, что там, где сырое железо промнётся, а науглероженная сталь — сломается, эта сначала гнётся, как ветка ивы, а потом возвращается к прежнему состоянию. Проще говоря, им понравилась упругость литой стали.
На что им замечали, что неизвестно, как ещё клинки себя поведут, понравятся ли воинам. Те особо не спорили, соглашались, что «любое оружие делом и боем проверить надо», но Ашот заметил:
— Мы с племянником два клинка за два дня сковали. Вай, слушай, на обычную пару нам и недели б не хватило!
Чё-о-о-рт! Только этого не хватало! Я ведь химией хотел заняться, а меня, похоже, припрягут теперь сталь варить.
С досады я тогда вдруг приналёг на пиво. Даже странно, охотником до лагеров я никогда не был, предпочитал портеры и стауты, на которые местное пиво ни разу не походило. Да им и до приличного лагера, если честно, было, как до неба. Но тут — увлёкся. И чуть было не нахрюкался в зюзю.
К счастью, нас с Тиграном-младшим вызвали в центр круга, где отобрали прежние «отроческие» ножи из бронзы и вручили новые, стальные. Я честно говоря, раскатал уже было, губы на изделия из собственной стали, но их было решено заслать «в качестве дара от рода Еркатов» в Армавир и Эребуни, начальникам гарнизонов. А Руса — «рылом не вышел».
С пьяных глаз, я даже обиделся немного, а потом — ударился в философию. Вот казалось бы, живу я в центре местной металлургии, принадлежу к семье местных «олигархов», а что у меня есть из железа? Этот меч был первым. И у остальных железо всё больше в виде оружия. И его — мало! А так бытовые металлы — медь, бронза и олово. Есть ещё немного свинца. Немного не потому, что он дорог, наоборот — мало на что годится. Серебро есть в следовых количествах, только на украшения, а золота я и не видел вовсе, хотя есть легенда про некий браслет в роду старосты.
И что же получается? А получается, что тут, если реально смотреть, всё ещё Бронзовый век царит. И, если вдуматься, даже понятно почему. Олово, медь или оловянную бронзу в случае поломки легко можно переплавить. А с железным ножом что делать? Перековывать? Так не в каждой деревне найдешь кузнеца. И потери велики, хорошо, если половина железа в новом изделии сохранится.
Я восхитился мощью собственного интеллекта, и даже подумал, что если бы писал книжку про себя, назвал бы её «Ломоносов Бронзового века». И плевать, что там умники-историки говорят. Сюда бы их, показать, сколько на руках бронзы, и сколько — железа. Небось, мигом раздумали бы спорить!
Погрузившись в мысли, я пропустил, что Ашот с Мартиком снова толкают тост. Прислушавшись, понял, что в очередной раз говорят о том, как боги и предки отметили род Еркатов, и в особенности — Еркатов-речных. И себя не забыли, рассказали, какой удачей стало то, что помолвка их Розочки расторглась, и теперь они могут породниться с нами. И что-то ещё про подарок.
Тут застучали барабаны, и в зал выскочила смугловатая и стройная девушка. Что-то в её внешнем виде отличалось и от местных, и от персов-южан, и от колхов. Память Русы ничем не могла мне помочь, зато моя собственная вдруг напомнила гречанок из будущего. Именно такие, стройные и гибкие иногда встречались в Ханье, на критском курорте, где я когда-то сподобился отдохнуть с женой.
Танец был мне незнаком, но… Чёрт, я впервые вспомнил о том, что я — мужчина. И подумал, что хорошо, что сижу за столом, а то бы опозорился. Впрочем, гостям и хозяевам было не до меня, все хлопали в ладоши, гортанно вскрикивали и пожирали танцовщицу жадными глазами.
«Так, охолони, парень!» — сказал я сам себе. — «Она — подарок! То есть, она — рабыня. И хоть дарили её всему роду, распоряжаться ей станут твой дед и его брат. А когда им надоест, пустят побаловаться твоих дядей. И братец, охочий до „сласти“, наверняка в стороне не останется. И ты бы мог, но тебе ж не только похоть охота потешить, ты у меня влюбился!»
А вот тут, как говорится, — зась! Секс — это пожалуйста, даже бастардов можешь плодить, но жена тебе уже назначена.
При этой мысли где-то в глубине души вдруг затосковал Руса, вспомнивший о судьбе матери. Ну да, персональная наложница — это максимум, что светит этой девчушке. И к тому же — не твоя. А скорее всего, будет удовлетворять многих мужчин рода, пока не помрёт родами. Здесь это тоже достаточно частая судьба женщин, даже у законных жён. И мрут они не меньше, чем мужики. Эх, судьба-судьбинушка…
Я затосковал, и решил развеять тоску глинтвейном, который как раз снова начали разносить. И как-то незаметно уснул за столом…
Проснулся я от того, что кто-то меня ласкал и целовал. Кто-то? Пари держу, это та самая гречанка, что танцевала на пиру? Но как? Я же позорно заснул. Похоже, старшие опять всё решили за меня.