А ведь можно было бы спокойно смешать и получить раствор сульфида калия.
— Старшие, я понял! Я понял, где ошибка. Теперь я смогу готовить «купоросное масло» намного проще, больше и без риска отравиться самому и отравить всех вокруг. И железо мне для этого не понадобится!
Ну да, я так и видел новую цепочку: раствор сульфида я смешаю с уксуснокислым железом, которой и без меня готовят в огромных количествах. А потом выпавший в осадок сульфид железа промою и начну помешивать в растворе медного купороса. Элементарная реакция обмена, и я получаю нужный мне раствор железного купороса, а сульфид меди остаётся в осадке. Особый цимес в том, сульфид меди наиболее полно окисляется кислородом воздуха до сульфата. Так что я быстро получу из этого осадка медный купорос и снова пущу его в процесс.
Меня захватила красота процесса, понятная только химику. Купорос я оставлю на воздухе, и он за пару недель окислится до сульфата трёхвалентного железа. Тихо и без участия человека. А прокаливая этот сульфат, я получу крепкую серную кислоту и «огарок», состоящий из оксида железа (III). Красота в том, что из этого оксида даже без моего участия уже умеют получить ацетат железа, который снова вернётся в процесс.
Теоретически, у меня почти не будет отходов. Расходуются только гипс, поташ, топливо и уксус[31]. На практике будут потери всех реагентов, но в значительно меньшем количестве. К тому же, я чувствовал, что и тут можно совершенствоваться.
— Значит, теперь у нас будет много этой самой сладости? — резюмировал мой брат.
— Да. Я почти уверен. Если только снова не ошибусь. Предка ведь не всегда сразу получается понять! — на всякий случай «подстелил» соломку» я. — Но я уверен, что сделаю это! Даже если и не с первого раза. Мы теперь эту сладость десятками талантов получать сможем, были бы только овёс и топливо.
— Это замечательно! — подвёл черту дед. — А то вон как раз наши будущие кредиторы идут!
Приближался новый караван колхов с пленниками. Нет, это были люди не нашей долины, а из племени, что возле озера. Мои дедушки недрогнувшей рукой продолжали тратить выделенные жетоны на освобождение людей, которые даже не нашего рода.
Впрочем, альтруизмом это тоже не было. Взамен «приозёрные» обязались поставлять нам сушеную рыбу, тростник для различных хозяйственных надобностей, дрова и древесину, а также — па-бам — «горючую землю». Я даже не сразу въехал, что это! Оказалось — торф! Да! В Армении — и торф[32]! Я сам в это не с первого раза поверил. Но, кажется, с энергетическим обеспечением наших проектов теперь станет полегче!
Я всегда считал обоих детей Носолома туповатыми. Но догадался о том, почему старики таскали за собой не только меня, но Тиграна — младшего именно он. Сам я долго ломал бы голову. После пира по поводу возвращения родни с уже традиционным пилавом нас обоих отправили спать чуть раньше, чем взрослых. Я удивился, почему так, а он ответил, как само собой очевидное:
— Они решили родом вдвоём править, вот и нас такому же учат!
— Да-а-а?! — удивлённо и недоверчиво переспросил я где-то секунд через двадцать. — А чего ж того ж тогда завтра я с нашими домой поеду, а ты — здесь остаёшься, новых невольников выкупать?
— Так это ж просто! — ответил он, не задумавшись ни на миг. — Ты не один уезжаешь, а с Гайком. И я не один тут буду, а при дедушке! Они расходятся, и нас тоже разводят!
После чего повернулся к стене, натянул одеяло по самые уши и, кажется, заснул. А вот я от этой мысли еще долго не мог заснуть. Нет, не оттого, что брата ко мне «пристёгивают», я и сам хотел создать тандем «детей Ломоносовых». Просто.… Ну, какой из меня вождь рода?
Примерно минут через сорок, когда я уже успокоился и начал впадать в дрёму, он вдруг перевернулся на другой бок, и тихим, но совершенно не сонным голосом сказал:
— Ты, брат, передай там предку благодарность лично от меня! Хорошо он с этим самым крах-ма-лом придумал!
И, прежде чем я успел уточнить что-либо, добавил:
— Сладость — это хорошо! Девки такое любят. К любой подкатить можно будет, сразу не прогонит! А там уж и вином угостить. Под сладкое да крепкое, наверное. Любую уговорить можно!
Тьфу, пропасть! Кто о чём, а братец — о девках! Впрочем, тут же одёрнул я себя, а о чём еще думать парню, которому и пятнадцати пока нет? Небось, он и вдовушкам нашим не отказывал, не то, что я, старый пень.
— Не дадут нам той сласти, брат ты мой Ломоносов! Ты ж видел, у Гайка сразу мешки с серебром в глазах заплясали! Всё у него в дело пойдёт! Вино вкусное — на подарки начальникам, они, небось, тоже любят девок и баб помоложе уговаривать. Оценят. Ну и для пиров, и на продажу. И сласти — тоже на продажу пойдут. Мы их увидим только если пир большой в роду устроят.
— Думаешь? — разочарование в его голосе можно было намазывать на лепёшку, вместо мёда. Или вместо ещё невиданного в этом мире глюкозного сиропа.
— Поправочка! Я в этом — убеждён! И вообще, брат, не о том ты думаешь!
— Как это не о том?! — возмущенно завопил он.
Ну да, действительно, девки да бабы, как я уже отмечал, сейчас как раз — самое то!
— А думать надо про то, что Родина — в опасности! Сам подумай, в прошлом году всего один «чёрный камень» нашли, и то — колхи налетели и Род разграбили, почти уничтожили!
— Мы ж тогда от хвори пострадали! — вскинулся он защищать честь Рода. Ну да, «а то бы мы им — ух, как дали! Если б они нас догнали, конечно…»
— Так и плавка была всего одна! А теперь — четырнадцать. Да ещё и много сласти невиданной, да вина сладкие и крепкие появятся. И денежки… мы ж с тобой хотели повоевать? Так радуйся, теперь вволю навоюемся. За таким призом к нам в долину не только дикие соседи, но и всё войско царя Колхидского!
Он замолк, сражённый этой мыслью, а я задумался: «Интересно, а Гайк с дедом об этом уже тоже сообразили? А староста и глава Долинных? Ведь богатыми им быть непривычно!»
Нет, правильно пословица говорит: «Не жили красиво, незачем и начинать!»
Глава 8. «Так что ж ты раньше не сказал, что собачка — православная?!»
Как-то давно, ещё в прошлой жизни, на «посиделке» мужской части педагогического коллектива нашей школы военрук задал всем загадку: «Представьте, что вы — офицер! У вас есть шест длиной десять метров, сержант и пять рядовых бойцов. Какие команды вы должны отдать, чтобы этот шест был установлен вертикально?»
Почти никто из нас в армии не служил, но посиделки дошли до градуса. Когда всем хочется пообщаться. Идей выдвигалось множество, но все наш подполковник отвергал. В конце концов, кто-то обиженно спросил: «Хорошо, а как надо?»
— Офицер должен отдать только одну команду! — ответил он. — Сержант, установить шест!
Я вспоминал об этом случае на следующий день, глядя, как дед руководит людьми. Он выбрал мужиков и одну тётку, каждому назначил, за что тот отвечает, и сделал только одно распоряжение: «Начинаем!»
Обо всём остальном — сбор провизии, раздача еды, смена гребцов во время переправы через озеро на больших тростниковых лодках, слегка напоминающих «Тигрис»[33], помощь пострадавшим, отправка гонцов с сообщениями — всем этим занимались другие.
Гайк управлял совершенно не так, и я не смог понять, свойственно ли это ему вообще или так произошло из-за малочисленности оставшихся. Не знаю, следил ли дед за происходящим, вмешиваться ему не пришлось. Поэтому весь день он расспрашивал меня. Когда пришёл в себя после удара? Чем меня кормили? Когда ходить начал? Что поручали делать? Помню ли, как ругался?
Но с этим он быстро покончил и заставил меня подробно рассказывать, о наших с Диким приключениях. Именно так! Не о деталях того, что делали, не о целях, а о том, как быстро Дикий меня понял, например. И отдал ли я команду бежать из сероводородного облака или рванул молча? Ах, Дикий первым бежал? Понятно!
Даже дома он лишь прервался на праздничный ужин. Вот там он распоряжался, общался с родичами, обнадёживал, что «Теперь-то заживём!»… нашёл несколько реплик для вдов, причём видно, что говорил с разбором. Одну утешал в её так и не прошедшем горе, другую расспрашивал, как перенёс потерю отца их сын, третьей обещал «мужа хорошего», дескать, теперь в наш род в примаки только самые лучшие надеются попасть, так что мужиков им подыщем, и справных, а не каких-то завалящих.
А потом вывел меня на двор и продолжил «выворачивать наизнанку». Наконец он угомонился и задумался.
— Деда, — спросил я его. — А что ты обо мне узнать хотел? Я не понимаю.
Он потрепал меня по плечу, хмыкнул и ответил:
— Хорошо уже то, что ты это понял! А узнал я о тебе действительно много. Ты изменился, Руса. Очень сильно изменился, и произошло это ровно в тот день, когда ты ногу пропорол. Но радует то, что новый ты всё равно думаешь о роде. Воображаешь, конечно, о себе очень много… Ты пойми, без рода ты всё равно никто, как бы много ты сейчас не знал того, о чём никто в долине понятия не имеет. А может, что и по всей Империи. И это мне очень удивительно! Сам подумай, Ваагн-химик — всего лишь прадед моего деда. И дедушка застал тех, кто помнил Ваагна. Но ни сладостей дивных, ни «черных камней» тот не делал. Иначе об этом помнили бы. И рассказывали сказки детям.
Чёрт! Вот и как теперь выкручиваться? Ни Гайк, ни староста о таком не задумались даже. Просто радовались удаче.
— Не знаю я, почему так произошло. Могу только у предка спросить. Хочешь? Ну, хорошо, только я тогда глаза закрою и сосредоточусь…
— Темно же! Зачем глаза закрывать? — Удивился он, а потом сам себя и прервал. — Ладно, делай, как тебе удобнее, хоть на голову становись. Лишь бы результат был!
Я закрыл глаза, и начал думать. Так, признаваться нельзя! Потомков тут не уважают, «предки были велики, не чета нам!»