Так что к низкому статусу и неприятности этой работы добавлялся и изматывающий физический труд. А сегодня это было особенно обидно, потому что я собирался вести обжиг, позволяющий получить соду.
Я сидел в уголке, стараясь молчать и «не отсвечивать». За последние две недели мой язык несколько раз «поспевал вперёд ума» и доставлял проблемы роду Еркатов — речных. Первый раз был с той сказкой.
— Какого чёрта ты сказал, что чужаки умели из «свинского железа» доброе делать?! Да ты знаешь, сколько этого хлама у нас скопилось? — бушевали попеременно оба деда. — Что глаза вылупил? Не знал, что «свинское железо» не только печи рушит, но и тихо сидеть может?! Так спросил бы с своих этих… «химиков»!
В этот раз название моей специальности Гайк выплюнул как грубое ругательство. А Тигран пояснил. Оказывается, чугун не только при испорченных плавках получался. Крицы были сильно неоднородны. В одном месте хватало «свинского железа», дальше шла сильно науглероженная, но уже сталь. Как я понял, еще где-то получалась малоуглеродистая сталь, а в отдельных местах — чистое железо.
Потому крицы как-то делили на части, потом некоторое время обстукивали то ли просто холодными, то ли нагрев, но не очень сильно, именно на этой стадии из кусков крицы в буквальном смысле «выколачивались» и отделялись чешуйки и осколки чугуна. И за половину тысячелетия набралась бы огромная куча «свинского железа», если б его так же постепенно не съедала ржавчина. Ржавчину эту, оказывается, собирали, прокаливали, получившуюся окалину дробили и использовали для плавок металла. Так что — не один я такой умный. Некоторое подобие синтеза «черного камня» и предки знали.
Почему же он не выручил их? Просто ржавчины получается тем меньше, чем остаётся чугуна в куче, а пополнение этой кучи уменьшалось по мере сокращения числа плавок.
Причём отделение чугуна от крицы было только началом. Затем уже грели и долго перековывали, постепенно удаляя шлак и окалину, и делая продукт равномерным.
Да уж, труд адский! И тут некий молокосос выходит и говорит, что «можно и без этого, просто наши пентюхи не умеют».
В обычное время меня обязательно наказали бы, но тут как раз начался период свадеб в наших и окрестных селениях. И я сумел отличиться. Во-первых, я из вина, местных яблок последнего урожая, небольшой порции мёда и корицы сумел сварить глинтвейн. Добавлял туда глюкозный сироп, сваренный по лучшему из опробованных в школьном кружке рецептов. Серная кислота, крахмал и вода используются в соотношениях 4:20:76. В этом случае сироп получается светлым, прозрачным и содержит почти только глюкозу.
Глинтвейн пошёл «на ура» на пиру в честь нашего с Розочкой обручения. Её саму я так и не увидел, её отец и его дядя представляли одну сторону, а мой дед и Гайк — другую. Моя роль там была «стоять, слушать и не отсвечивать», и я с ней справился. Может быть, именно поэтому всё и прошло без сучка, без задоринки?
Если же кислоты брать раза в три меньше, то процесс гидролиза идёт медленнее, да к тому же сопровождается реакциями обратной полимеризации[50], вот его и не доводят до конца, получают так называемую «крахмальную патоку»[51].
Смесь глюкозного сиропа и крахмальной патоки я сначала уваривал и упаривал, а потом уже в дело вступала Анаит. Она, помешивая, грела это содержимое в сковороде на слабом огне, подсушивая, потом продолжала греть на среднем, пока смесь не начинала «таять». Всё это время непрерывно помешивала своей особой «счастливой» лопаткой, которую берегла пуще своей репутации.
В ходе первых, не самых удачных проб, мы выяснили, что в этот момент сковороду несколько раз надо потрясти, и продолжать греть, пока карамель не становилась тёмно-янтарного цвета. Дальше наша повариха прогоняла меня с кухни, и я знал только, что к смеси добавлялись теплые сливки и немного чистой соли.
Популярность этого продукта была настолько высока, что нашу «звезду кулинарии» реально пытались украсть. К счастью, сначала на её защиту встал Дикий, а затем быстро присоединилась охрана. Он хоть и стояли против колхов, но подчинялись закону этого времени: «с братом против кузена, а с братом и кузенами — против остального мира!»
Охрана была из нашей долины, то есть один союз родов. А несостоявшиеся похитители — из союзного племени, более дальнего. Как парням было не вмешаться на нашей стороне?
А дед с Гайком не преминули демонстративно поржать над вождями неудачников: «А что б вы делали, даже если б и украли? Варит-то она, но то, из чего варить — ей наш внук выдаёт!»
В результате я с ребятами почти полмесяца не занимался ничем другим, кроме как получением новых порцией серной кислоты и гидролизом.
И вот, казалось бы, здесь «цену не дают»! И платят не звонкой монетой, а бартером — тем же ячменём, пшеницей местной, мало похожей на привычную мне, отарами пригнанного «своим ходом» скота, сушеной речной и озерной рыбкой, изюмом, сыром, яблоками, сушеными абрикосами, персиками и вишней. А также торфом, дровами и камышом. Бизнесмены будущего презрительно кривили бы губу. А здешние не могли нарадоваться.
«Золото с серебром, внучек, съесть нельзя! Как сейчас расторгуемся, так потом и покушаем!» — не раз говаривали мне старшие родичи.
Но в результате я даже опыты с гидролизом соляной кислотой был вынужден отложить, хоть потенциально он и экономнее сернокислого.
В общем, я оправдался, авторитет рода Речных вырос, и кузнецы-долинные, ворча, пока отступили. Тем более, что староста формально принял нашу сторону. «Дело было в давние времена, в то время жили великие люди, может статься, что даже чужаки умели тогда больше, чем мы сейчас. Хотя, разумеется, и меньше, чем наши предки!»
В такой версии мы временно отмазались, но многие Долинные, как говорится, «затаили злю и обиду».
И это немедленно сказалось и на отношении к нам некоторых других родов, особенно тех, что осуществляли снабжение производства Еркатов «оборудованием и расходниками» — плотников, углежогов, гончаров, кожемяк и шорников, изготовителей водоподъемных норий и мехов.
Вообще-то, поначалу мне самомнение горожанина XXI века застило глаза. Казалось, что вокруг «сплошная деревенщина», «крестьяне от сохи и козопасы». И лишь позже я понял, что в лучшие времена эта маленькая деревня снабжала «элитным оружием» не только территорию нынешнего Армянского Царства, но и многих соседей. Поэтому вокруг и нарос эдакий «промышленный кластер». Были деньги и возможности посылать детей учиться мастерству, а потом на этой базе — создавать и развивать местное производство. В результате по окрестным деревням и сёлам была как бы размазана такая промышленная база, что иному здешнему крупному городу впору завидовать.
Вот эти мастера и начали «капризничать», осаживая «слишком загордившихся» Речных. То гончары стали отказываться принимать любые сложные заказы, чем раньше не пренебрегали. А теперь — «как предки заповедали, так и делаем! Не нравится — не берите!»
Потом мастер норий даже обсуждать не стал идею водяного колеса, крутящего привода мехов, дробилки и мельницы. «Наш род нории двести лет делает, а ничего такого не было!»
Хотя дело, конечно, не только в местной политике. И вот об этом как раз сейчас и говорит моим родичам Оган, глава семьи, производящей кирпичи. Имя его очень подходит и к его роду занятий, и к темпераменту — Огненный!
Вот и сейчас он прямо пылал возмущением:
— Ты говоришь, Тигран, вам нужен новый кирпич. И не простой, а такой, чтобы сильный жар долго держал! И раствор нужен новый, которым этот кирпич скреплять будут, тоже такой, чтобы не выгорал. Ты же знаешь, ты мне почти как брат! Но послушай, такого ведь не делали никогда! Я не делал, дед мой не делал. И прадед деда — тоже, клянусь!
Он сделал крошечную паузу и продолжил:
— Еркаты нам всем почти как братья. Печи для вас кто делал? Предки наши делали! И всегда, всегда слышишь, было так, что сильный жар — это плохо! Печь трескается, железо «свинским» становится, плавится и вытекает. А ты говоришь мне: «Оган, сделай так специально»?!
— Послушай, но и мы так делаем! Вон, Гайк наловчился плавить так, чтобы ни капли железа не получить. И что? Роду от этого одна польза! «Чёрного камня больше делаем. И Союзу родов польза — «доброго железа» больше. И всему Союзу племен — заказываем больше, дополнительной прибылью делимся. Мы все, ты слышишь, от этого сытнее жить будем. Или ты хочешь, чтобы у тебя внуки от голода пухли? Или дети соседей?
— Вай, зачем так плохо про меня думаешь?! Просто риск же? А вдруг кирпич растрескается всё же, и кто-то погибнет? Как мне вдовам в глаза смотреть? И что люди скажут? Я тебе отвечу! Они вспомнят, что я делал новое, нет! Они будут говорить, что у рода кирпичников руки стали не те! И кирпичи делают уже хуже, чем предки. Что наш род захирел.
М-да-а… А вот об этом я и не подумал. Страховые риски, репутационные риски… Легко призывать быть новатором, но люди репутацию и деловые связи нарабатывали поколениями. И не хотят терять.
Я снял с левого предплечья четки, сделанные в виде браслета и начал перебирать, сосредоточившись на процессе. Совет, данный стариками, опять сработал. Я успокоился.
— Ты прав, брат! — вступил в разговор Гайк. — Но вот посмотри.
— Что это? Белый порошок какой-то…
— Это наш внук соду получил. Хороший товар, западные купцы его за полмира возят и всегда успешно торгуют[52].
Ну да, успел. Вот на следующий день после того, как «сказочку» свою про Сайрата Ерката рассказал, провёл спекание сульфата натрия, полученного накануне как побочный продукт приготовления соляной кислоты, с древесным углём. Процесс похож на один из тех, что мы в производстве серной кислоты применяем, только в результате получается сульфид не калия, а натрия.
Этакий немного усовершенствованный мною метод Леблана, первый в истории способ синтеза соды. Как и в упомянутом процессе, затем мы сульфид натрия спекали с и