Он протянул руку и ласково потрепал мои волосы.
— Услышали мы твои слова, Руса. И решили случай не упускать. Род Еркатов теперь тоже за реку перейдёт. Заводь камышовую себе заберём, залежи торфа тоже, ну и земельку, что по соседству. А ещё — больше норий поставим. Пусть эти водяные колеса, как ты говорил, нам породу и шлак дробят, кузнечные молоты поднимают и меха при печах раздувают.
— Так мастер же говорил, что он таких колёс делать не умеет и не будет? Да и сделать он может только три-четыре в год…
— А мы его пока не торопим! — широко улыбнулся Тигран-старший. — В этом году может сделать четыре, и по старому образцу. А вот со следующего пусть тоже двигается. Помощников берёт, новое пробует… Мы ему так и сказали, дескать, не сумеете вы, мы других мастеров пригласим, из далёких земель.
Тут уже не только мы с братом заржали, но и Дикий присоединился.
— Ой, как он заверещал! — довольно излагал дед. — Заяц подстреленный, и тот не так жалобно плачет. Потом проклинать нас стал…
— А вы?
Нет, я догадывался, как родичи торг вели, но, во-первых, дед рассказывал со вкусом. Видно, что ему самому нравилось, а во-вторых, родня открывалась мне с новой стороны. Эвона как, они оказывается, те ещё инвесторы!
Впрочем, я мог бы и раньше догадаться. А выкуп родичей, разве не был «рискованной инвестицией»? А создание нашей «промзоны» на высоком берегу?
— А мы ему и говорим, мол, без таких колёс новые печи не получатся!
— К-ха… К-ха! Какие ещё новые печи?
— Так ты ж сам рассказывал, когда про своего Сарката говорил! Большие печи, с высокой трубой. Чтобы за раз шесть, а то и десять талантов железа делать. Раньше мы не могли, особых кирпичей не было.
— Так и теперь ещё нет. Мастер Оган только рецепт отрабатывает. Кирпич через раз получается, иногда часть партии быстро выгорает. И приходится печи чинить.
— Так мы и не торопимся, Руса, — довольно поддел меня дед. — Колёса только на будущий год будут. А то и через год. Успеем мы всё опробовать. А пока дома занимаем, землю распахиваем. В этом году надо побольше засеять. И не только зерном, но и овощами. Репу, капусты, свеклу — их через реку не натаскаешься. Пусть местные будут.
— Гороха побольше засеять надо! — рубанул я.
— Это зачем ещё? — заинтересовался старый. — Опять новая хитрость от предков?
— Да, трёхполье называется. Вот смотри, сейчас мы как делаем? Часть участков засеваем, а другая под паром стоит. На ней кусты нарастают и травы. Потом мы их сжигаем, вспахиваем, а старые поле «отдыхать» оставляем[121]. А предки иначе делали. Они те травы и кустарники срубали, да сжигали в печах. А золу раскидывали по полю. И в первый год засевали горохом. Потом стручки собирали, а стебли и листья с корнями запахивали в землю. И снова вносили золу древесную. И сеяли зерно или репу. От такого и зерно урожай сам-пять давало, а иногда — и сам-шесть, и репы порой вдвое больше с поля снимали.
Дед задумчиво почесал в затылке. То, что я предлагал, выглядело не просто заманчиво, а буквально сказкой. И под паром не половина, а всего треть земель лежать будет, и урожайность вырастет в полтора-два раза. Но это его и смущало.
— А почему же такое забыли, Руса? Это ведь не редкие умения, такое каждый крестьянин перенять сумеет. Почему голодали, но так не делали?
— Не знаю, деда. Может, потому, что южанам это не надо было? У них поливное земледелие, землю ил удобряет, урожайность и так высокая? А у нас поначалу народа меньше жило. Выжигать участок проще. чем туда-сюда дрова и золу таскать. А земли хватало, вот и забыли?
Кстати, а на самом деле? Ведь древние египтяне и вавилоняне с ассирийцами получали, согласно их летописям, просто сказочные урожаи. И куда всё это делось к ХХ веку? Вот то-то! Иногда и простые технологии человечество теряло. А моё «трёхполье» хотя бы позволит меньше голодать. И освободить часть рабочих рук. Но сказал я другое:
— Предлагаю попробовать. Но понемногу. Мало ли, что-то я не допонял? Чтобы не получилось как тогда, с вонючей жижей!
Дед фыркнул, а брат с Диким снова заржали.
— И ещё одно. Смотрите, ведь, чтобы рубить столько кустов, пилы нужны, топоры, ножи-тесаки особые. Чтобы землю лучше пахать — мотыги железные. Чтобы возить — ослы. Короче, чтобы много выращивать, надо уже быть богатыми. Иметь много железа и скота. Может, и в этом дело?
— Ну, ничего, — заключил наш старший родич, сейчас у нас и железа много, и скот есть на что купить. Так что, попробуем.
Мы остановились на обед, брат с Диким ожидали сказки, но я отговорился тем, что мы на войне, и вообще, мне надо подумать о будущем.
А сам я всё не мог прийти в себя от размаха «стариков». Ай, да «ретрограды»! На штукофены замахиваются, а то и на блауофены[122]. До четверти тонны железа за одну плавку. Правда, насколько я помнил, там значительная доля приходилась на чугун. Но это не беда, мы уже умеем его переделывать. А при нужде и пудлинговку освоим. А ведь с блауофеном можно будет отказаться и от уксуса. Силикат из них сам вытекал, со шлаком, как из домны. Усилим анализ, найдём, в каких именно «гнёздах» лимонит с низким содержанием фосфора и серы, его и пустим на плавки. Красиво получится, чёрт возьми[123]!
Правда, при росте предложения упадёт и цена на железо, законы рынка не обманешь… Ну и хорошо! Это будет стимулом к комплексному развитию. Станем делать больше бумаги, много стекла, «сласти» и спиртное. Кстати, и производительность сельского хозяйства поднимем.
«Если, конечно, „церковники“ не помешают!» — дополнил внутренний голос, и я невольно вздрогнул.
— Уважаемый дедушка! — иначе нельзя, посторонние рядом. Это — минимально допустимая форма обращения. — А что может быть при этой проверке?
— Ничего страшного! — недовольно буркнул он и стал яростно жевать кусок лепешки с сыром. Видно было, что вопрос ему не понравился. — Это самозванцы пусть боятся. А ты себя посланником Митры не называл, это люди про тебя так сказали.
Из дальнейших его пояснений я понял, что реально «благословенного митрой» любым способом, «лаской или таской», но забрали бы в Храм. И это не устраивало не только деда, но и всех остальных «членов Правления». Но и самозванцев ждала нелёгкая участь. В самом лучшем для них случае они подавались в бега, Род от них отрекался, и становились они неприкаянными бродягами. Могли и в храмовую темницу запереть, где держать до смерти. Могли и травануть, «чтобы не смущал народ». А самое худшее — могли добиться казни через царский суд.
М-да-с, перспективы мрачненькие.
— Не волнуйся, Руса, ты не один, за тобой сильный, древний и уважаемый Род! — Дикий как-то неожиданно не только «прочёл» меня, но и попытался поддержать. Причем достаточно аргументированно. По крайней мере, брат его поддержал.
По их словам получалось, что в чём-то нынешние порядки были похожи на наши «лихие девяностые». Когда, вроде как, был закон, вот только он был отнюдь не «один для всех». Тех, у кого имелась «мощная крыша» порой «отмазывали» даже в самых тяжёлых случаях.
— Я уверен, староста с дедом Гайком послали гонца в Эребуни сразу же, как только узнали, — говорил мой «Ломоносов»-старший. — Родня приедет, если не в первый день года, то вскоре. А такие суды быстро не длятся.
Ну да, эребунская ветвь клана — это вообще «железная» крыша, во всех смыслах. На них около трёх четвертей военного производства страны приходится. И куча мирного «железа». Да и бронзой они занимаются тоже. И делают, и торгуют. Эдакий «банковско-промышленный Холдинг» в нынешних реалиях.
Ладно, допустим, неправедного суда мне опасаться почти не стоит. А что, если траванут? Или зарежут «по беспределу»? Времена нынче шаткие, закон соблюдается хуже. И пусть родня уверена, что такого быть не может, «потому что Еркаты отомстят», но… Что-то напрягает меня в этом отряде.
— Деда, а это точно настоящие жрецы?
К моему удивлению, он не стал возмущаться нелепостью подозрений. А ответил серьёзно, будто и сам о чём-то таком думал.
— Руса, из-за их грамоты мы остановили наступление. Колхи поймут это, соберутся с силами и навалятся на нас. Так что мы освободим намного меньше земель, чем рассчитывали. А крови прольём больше.
Я уже натренировался, и не стал возмущённо спрашивать, при чём тут это. Дело младшего — молчать и слушать! Тем более, что дед ещё ни разу не разочаровывал.
Чтобы участники похода не затаили на Еркатов обиду, нам придётся существенно добавить им железом, потому что земли будет мало. Итого, чем бы ни закончился суд, мы, Еркаты, уже много теряем: в жизнях, в пролитой крови, в занятой земле, в авторитете рода, в железе, которое ещё придётся выплавить и отковать.
Он помолчал, давая мне осознать то, о чём я, несмотря на длинную прожитую жизнь, даже не подумал. А потом продолжил:
— Разумеется, мы проверили их, как смогли. Печать на грамоте подлинная. Папирус и чернила дорогие, такие используют для важных посланий. Одежды на священнике и служке настоящие. В одежде солдат есть «храмовые» цвета. И все они бывали в Армавире. Так что, если это и подделка, то очень качественная.
— Но такое может быть?
— Может, внучек, может. Враг хитрый, вспомни хотя бы, как их «волчья стая» к Озёрным проникла. А тут они одним махом нам успех наступления сорвали. Так что мы думали над этим и продолжаем думать.
— Смущают они меня, — признался я. — Не так что-то, а что — не пойму.
— Хм… Не так говоришь? Тогда мы ещё внимательнее за ними присматривать станем. Сам видишь, я целую сотню в сопровождение взял. Это не просто так, мы им тоже не доверяем. Не ешь ничего, что они дадут, и не пей. А лучше — вообще не общайся, держись среди своих. Наша сотня с них до самого села глаз не спустит. А там уже видно будет, настоящие они или нет. Тогда и решим, что делать. Если они фальшивые, то наизнанку вывернем!